Хмель заскулил, и Робби потрепал его по холке. Он явно нервничал.
— Поэтому таким хищникам все и сходит с рук: все боятся сказать лишнее, боятся, что им не поверят. Я тоже этого боюсь, но все равно: могут быть и другие жертвы, и его надо остановить.
— Если теперь это большая организация, у тебя могут быть проблемы.
Я начала сердиться. От своего брата я ждала поддержки, а не увещеваний.
— Спасибо за заботу, но я прекрасно понимаю возможные последствия. Свой выбор я сделала. Мне просто надо было узнать, что ты помнишь.
— Ничего, и я не собираюсь разговаривать с копами. И нечего их на меня наводить!
Это было как пощечина. Я и не думала ничего подобного.
— Мне пора, — сказал он. — Надо на работу.
Хмель навострил уши, подбежал к черному пикапу, на боку которого красовалась надпись «Экскаваторы Джегера», и принялся гавкать на пассажирскую дверцу.
Робби последовал за ним. Потом обернулся ко мне. Вид у него был очень серьезный.
— Это осиный улей. Держись от них подальше. Аарон ублюдок, но тебе пора забыть об этом и продолжать жить.
Продолжать жить? Я втянула воздух. Это был неожиданный удар.
— К тебе это тоже относится. Почему ты застрял тут? Мать с отцом уже давно умерли.
Не знаю, почему я это сказала. Хотя на самом деле знаю: потому что он сделал мне больно. Но еще больнее было видеть, как он краснеет, как смотрит на меня. Он открыл пассажирскую дверцу, и Хмель запрыгнул в пикап. Робби сел на водительское место и, не глядя на меня, завел двигатель. Автомобиль взревел и, разбрасывая гравий, тронулся с места. Хмель высунул голову из окна и сердито облаял меня на прощание.
На обратном пути я злилась и жалела о своих словах. Я собиралась отправиться прямиком в Викторию, но мне пришлось вернуться в деревню, чтобы заправиться. Ожидая, пока ко мне подойдут, я смотрела на местный магазин — кремовое деревянное здание с синей отделкой. Здесь моя мать когда-то познакомилась с жителями коммуны. Мне стало жутко, когда я вспомнила, как тревожилась в тот день, какими дурными предчувствиями мучилась. Теперь к магазину пристроили маленькую веранду, где, несмотря на холод, устроились какие-то подростки — они курили, смеялись и строчили сообщения на телефонах.
Мне вспомнилось, как я сидела в нашем старом пикапе и наблюдала, как Робби и Левий знакомятся с парой девушек — они сидели на крыльце магазина, грелись на солнышке и попивали газировку. В тот момент, когда они согласились сесть к нам в машину и поехать в коммуну искупаться, жизни их изменились навсегда. Я попыталась вспомнить, как их звали, но они затерялись в ряду таких же безымянных девушек — загорелых, длинноволосых, одурманенных травкой и чувством свободы. Ива единственная выделялась среди них. Я попыталась представить, как же она попала в коммуну, но в голову ничего не шло. И тут я вспомнила, что за углом находится местный музей. Расплатившись за бензин, я оставила машину у маленького желтого здания, решив заглянуть внутрь и поинтересоваться какими-нибудь фотографиями шестидесятых годов.
Когда я открыла дверь, внутри брякнул колокольчик. За стеклянной стойкой, покрытой календарями и открытками, сидела молодая женщина, ее светлые волосы были собраны в конский хвост. На обтянутых красным бархатом стойках красовались инструменты лесорубов, рельсовый костыль и какие-то книги. За спиной женщины висела художественная карта Шонигана. На стенах было несколько фотографий Кинзольской эстакады,[5] по которой, выдувая клубы дыма, полз старый поезд.
Женщина подняла голову от книги и улыбнулась.
— Добро пожаловать в музей Шонигана!
— Здравствуйте, — улыбнулась я в ответ и принялась рассматривать черно-белые фотографии нарядных людей на берегу озера. Задумавшись, я не расслышала слов смотрительницы. — Извините, я не поняла.
— Вы в первый раз в Шонигане?
— Нет, я здесь выросла.
— Вот как. — Она посмотрела на меня внимательнее. — А где вы жили?
— Ближе к эстакаде, но это было давно. Сейчас я живу в Виктории.
— Эстакаду перестроили.
Это я уже успела понять из фотографий и обрадовалась. В детстве это было моим любимым местом — крупнейшая деревянная эстакада в окрестных штатах, да и во всем мире немного найдется эстакад больше. Много лет назад какие-то подростки подожгли ее, и однажды на ней повесился юноша, так что прошлое у эстакады было мрачным.
— Может быть, вы мне поможете, — начала я. — Раньше у реки жили хиппи…
— Вы имеете в виду коммуну? — уточнила она и склонила голову набок, ожидая продолжения.
От страха у меня начали подкашиваться ноги — я чувствовала, что открываю двери, которые стоило бы оставить закрытыми.
— Не знаете, кто-нибудь в городе их еще помнит?
Кто-нибудь, кроме меня, которая совершенно не уверена, что знаю хочет об этом вспоминать.
— Не знаю. — Она сморщила носик.
Я бросила взгляд на книжку у нее в руке — это была история озера Шониган и окрестностей. Заметив это, она виновато улыбнулась:
— Я просто помешана на истории.
— В Шонигане наверняка множество легенд.
Она наклонилась над стойкой.
— Например, все эти истории об утопленниках.
В детстве я слышала, что индейцы не подходят к озеру, потому что считают его прóклятым. Согласно легендам, на озере когда-то произошла битва двух племен. Лодки перевернулись, и все воины утонули, но их тела так никогда и не нашли. Когда родители водили нас купаться, меня страшно пугали прикосновения водорослей — мне казалось, что это тянутся со дна призрачные руки.
— Вы имеете в виду индейцев?
— Индейцев и те два случая. Одна пара погибла, катаясь на катере, и один мужчина с лесопилки утонул на водных лыжах. Тела не нашли, поэтому пришлось использовать динамит… Тогда они всплыли.
Мы переглянулись. Я представила раздутые белые тела, подымающиеся со дна, и почувствовала, как по спине бегут мурашки.
— Здесь было много самоубийств, — добавила она.
Мне вспомнилась мать. Интересно, местные сочли ее смерть несчастным случаем или самоубийством? Мне стало жарко, я почувствовала стеснение в груди, стены музея давили на меня. Надо было уходить.
«Подожди минутку, расслабься. Твоя паника тебе не хозяин».
Несколько мгновений я притворялась, что рассматриваю фотографии на стенах, а когда сердце успокоилось, сказала:
— У Шонигана действительно очень интересная история. Было бы интересно узнать побольше. Поэтому я и спросила о коммуне. Мне бы хотелось пообщаться с кем-нибудь, кто жил здесь в шестидесятые, кто их помнит.
— Знаете, кто вам нужен? Ларри Ван Хорн. Он так и живет на Сильвер-Майн-роуд. — Она указала на стену. — Он пожертвовал нам несколько фотографий.
Я взглянула на снимок большого грузовика.
— Это его. Он звал его «Красный великан». — Она рассмеялась. — От него вы услышите массу историй. Но он довольно сварливый тип.
— Прекрасно. Спасибо вам.
Я купила карту Шонигана и хотела было попросить ее не рассказывать никому о моих расспросах, но решила, что этим только привлеку ненужное внимание к нашему разговору. Выходя из музея, я заметила у магазина высокого рыжеватого мужчину, который говорил по телефону-автомату. Наши взгляды встретились, и он отвернулся. Меня охватило странное чувство, что я его уже где-то видела, но в этот момент он рассмеялся в трубку, и это ощущение исчезло.
Смотрительница объяснила, что Ларри живет в большом бревенчатом доме в конце дороги, и дом и вправду оказался огромным. Я оставила машину и подошла к крыльцу, где меня встретил пожилой белый кот, который тут же поковылял прочь.
Дверь дома открылась, и мне навстречу вышел низенький пузатый человечек в серой шерстяной толстовке, джинсах на подтяжках и линялой синей бейсболке, из-под которой торчали редкие седые волосы.
— Здравствуйте, Ларри, меня зовут Надин Лавуа. Я хотела…
— Мы знакомы?
Он прищурился, и я подумала: «Может, он и видел меня в детстве, но точно сейчас не узнает».
— Вряд ли. Я была в музее, и смотрительница…
— Бет, — сварливо вставил он. Язык его тела говорил, что он очень напряжен.
— Бет сказала, что мне стоит с вами поговорить.
Сама я уже не была так в этом уверена. Но подобное поведение могло быть не только проявлением дурного характера, но и защитным механизмом, поэтому я продолжила:
— Я ищу кого-нибудь, кто помнит коммуну, которая была тут в конце шестидесятых.
Кустистые седые брови практически заслонили его водянистые глаза.
— А почему вы спрашиваете?
— В детстве у меня были там знакомые, и мне хотелось бы их найти.
Некоторое время он оценивающе разглядывал меня и мою машину, после чего буркнул: «Входите» — и вразвалочку, словно моряк, зашагал в дом. Следом за ним я прошла в кухню, по пути отметив, что в гостиной задернуты шторы и стоит полумрак. Ларри выключил маленький кухонный телевизор, по которому шел хоккейный матч. На столе стояла кружка с букетом ярких цветов. Заметив мой взгляд, Ларри пробурчал:
