Уняв истерию в голосе, я спросила:
— А Суэйзи не будет чинить нам препоны?
Отец нахмурился:
— Она всегда отличалась известной однобокостью и может иметь свои соображения, но я придумаю, как выкачать из нее все, что только возможно.
— Да, но не забывай, что речь теперь идет о маленьком мальчике, и тут уж ей придется расстараться.
Я имела в виду двухлетнего ребенка, которого украл неизвестный, чьи руки были перепачканы кровью Бекки.
— Только дело-то не в Морин, а в проекте «Южная звезда», — сказал отец.
— И ты нам расскажешь о нем?
— Только о том, что не является секретным. — Указательным пальцем он приподнял бейсболку. — Задача «Южной звезды» определялась так — «достижение максимальных возможностей живой силы». То есть выработка способов, позволяющих солдатам функционировать на предельно высоком физическом и ментальном уровне в экстремальных условиях.
— То есть как это?
— Попросту говоря, увеличение скорости оборотов. Укрепление иммунной системы, повышение сопротивляемости и выносливости и сокращение необходимого сна. А также повышение болевого порога, чтобы они могли действовать при наличии ранений.
Джесси гнал машину на полной скорости.
— Выходит, это что-то вроде создания универсальных солдат?
— Это требовалось для выживания наших мужчин и женщин на поле боя. Обычно при недостатке сна мы совершаем ошибки, от которых могут погибнуть люди. Но если исключить эту потребность, мы сможем функционировать в обычном режиме двадцать четыре часа в сутки и даже больше. Тогда для участия в боевых действиях понадобится гораздо меньше солдат и меньше человеческих жизней подвергнется риску.
— Значит, Суэйзи изобретала искусственную бессонницу? — уточнил Джесси.
— По сути дела, да.
— И разрабатывала способы понижения болевой чувствительности?
Джесси перестроился в соседний ряд. Это было типичное для Лос-Анджелеса скоростное шоссе, где мощные внедорожники и «БМВ» вечно устраивали настоящее авторалли, соревнуясь с гоночными машинами за первенство на дороге. Никакие дорожные знаки и ограничения здесь не действовали, поскольку никто не хотел признать, что у другого водителя машина гоняет быстрее. Так было всегда.
— Понижения не болевой чувствительности, а болевого порога, — поправил отец. — Чтобы солдаты с самого начала не чувствовали боли.
— Тогда без морфина тут не обойтись, — сказал Джесси.
— Конечно. Морфином пичкали солдат еще в сражениях при Гетеборге, пользуются и сейчас, только проку в нем мало — он действует солдатам на мозги, тем самым выводя их из строя. Но представь, что у тебя есть возможность избавить солдат от болевых ощущений и при этом оставить им свежие головы. Что, если тебе удастся сделать прививку от боли заблаговременно — так, чтобы они могли продолжать сражаться, даже будучи ранеными?
— «Южная звезда» занималась разработкой антиболевой вакцины? — спросила я.
— Да.
Джесси покачал головой:
— Реконструировать солдат, превратив их в людей, не нуждающихся в сне и глухих к боли. Невероятно!
— Зря ты шутишь, — возразил отец.
— А я не шучу. Я по опыту знаю, что подобные штучки ни к чему хорошему не приводят.
— Возможно, это звучит жестоко — принуждать солдат сражаться, когда они ранены, — сказал отец. — Но если тебя прошило шрапнелью, а до ближайшего госпиталя пятьдесят миль, заставлять товарищей тащить тебя с поля боя — по-моему, не очень-то гуманно. Это опасно и к тому же ставит под угрозу выполнение боевой задачи. Со всех сторон лучше, если раненые солдаты способны защитить себя и не подвести свое подразделение.
— И какого же свойства была эта вакцина — химического или физиологического? — спросила я.
— Об этом мало что известно. Наиболее верное предположение — нейробиологические технологии, когнитивно-бихевиоральная психология, клеточная регуляция… — Он пожал плечами. — Только я пришел к выводу: чем бы там ни занималась «Южная звезда», что-то у них не заладилось. Крепко не заладилось.
Джесси только сильнее сжал руль.
— И вместо универсального солдата они сотворили серийного убийцу?
— Или даже хуже того. Например, и то и другое.
Я подалась вперед:
— Сегодня утром мы разговаривали с Валери Скиннер. Она, оказывается, больна не раком, а чем-то другими. Этот недуг, как она говорит, буравит ходы в ее мозгу.
Плечи Джесси напряглись.
— Вот черт!
Отец смотрел на дорогу. Лицо его омрачилось, а взгляд стал каким-то отчужденным.
— А ты, похоже, не удивлен, — заметила я.
— Я выяснил причины смерти твоих одноклассников, и Валери вписывается в общую схему.
— Не знаю, что это за недуг, но он вызывает неврологическую дисфункцию, так ведь?
Взгляд его был мрачен, когда он сказал:
— Тогда держись. Слушать такое нелегко.
Приложив к двери магнитную карточку, Койот вошел в гостиничный номер и замер. Звериное ощущение тревоги словно пульсировало под кожей. Он настороженно ловил звуки и запахи. Чемодан стоял в углу ровнехонько параллельно подоконнику. Тонюсенькая ниточка протянулась от ручки кейса с оружием к ножке стола. Шоколадные конфетки, разложенные треугольником на раскрытом дневнике, тоже не изменили своего положения. Значит, их никто не трогал, иначе он непременно уловил бы запах шоколада в комнате.
Он запер дверь, включил ноутбук и воду в душе, потом разделся догола. Времени было в обрез. Чувство тревоги обратилось в какой-то металлический привкус во рту, от которого хотелось избавиться.
В комнате все в порядке, а вот с миссией — нет.
Он избавился от «мамочки» на полпути к Голливуду, выбросив парик и нарядившись оборванцем со свалки. Как змея он сбросил ее кожу и вернул себе свой облик. По дороге он остановился в интернет-кафе, чтобы еще до возвращения «на базу» проверить электронную почту и поступившие новости. Ничего хорошего, кроме подозрений, эти новости ему не принесли.
Ванную окутали клубы пара. Он шагнул под душ, под благословенный горячий ливень, и принялся смывать с себя этот вонючий запах конины. Нет, не той конины, что готовят в духовке, а истинный дух этой кобылы Бекки О'Кифи — молочный запах тела, мяса и выделений.
Электронная почта ничем не порадовала, телефонный звонок оказался еще хуже. Из них он почерпнул только ключевые фразы. «Южная звезда». Взрыв. Детали проекта начали выходить наружу — его «легенда», как это называют в Голливуде. Теперь его миссия станет достоянием шакалов-репортеров. Но он не должен допустить, чтобы эти ключевые фразы просочились в общий поток информации.
Выходит, кто-то знает слишком много.
Он намылился и начал тереть себя мочалкой. Очень важно смыть с себя эти следы, эти улики. Он должен избежать ареста, иначе весь проект полетит к чертям. Впрочем, если до этого дойдет, то улики будут ни при чем. Если миссия провалится, он сведет счёты с жизнью, обязательно утащив с собой на тот свет и тех, кто его поймал. Он хорошенько намылил голову — проклятая кобылья вонь уходила вместе с водой.
Кто-то знал слишком много и начал говорить об этом — типичная течь, которую нужно обнаружить и заткнуть.
Он снова торопливо намылил тело. Дела, как выяснилось, застопорились. По расставленным в компьютере ловушкам он понял, что не может сейчас закончить работу. К тому же оставался этот ребенок.
Столько еще предстояло сделать! Он мысленно пробежался по списку. Машина Бекки? Ну уж дудки! Ее-то вряд ли найдут. Времени у него предостаточно.
Компьютерные данные? Их он сверит, как только закончит мытье.
Мамаша ребеночка? Душевые струи иголками покалывали грудь и живот. Он намылил выпуклый шрам и середину живота по кругу. С мамашей все в порядке. Кобыла Бекки обескровлена и давным-давно окоченела. Нет больше кобылы.
Ребеночек?
Койот все намыливал и намыливал живот. Пар окутывал его белесым коконом. Кусок мыла выскользнул из пальцев, но он продолжал водить рукой вокруг пупка.
Из крана потекла холодная вода. Койот заморгал. Ощущение скрипящей кожи заставило его посмотреть вниз. Сморщенные подушечки пальцев скользили вокруг пупка. Как долго он пробыл в этом душе?
Он резко выключил воду. Ему было о чем подумать и о чем побеспокоиться. Обмотавшись полотенцем, он направился в спальню, мысленно еще раз перебирая список.
Машина. Компьютер. Мамаша.
Мамаша… мамаша… что-то ушло вместе с мамашей.
Нет, ушла сама мамаша. Просто взяла и ушла. И от этого никуда не деться. Голливуд за окном как раз и был тем местом, куда она ушла. «Побудь один, Кай. Я вернусь вечером». Это она сказала ему в душной, залитой солнцем квартире у подножия гор. Но так и не вернулась. Он ждал и соорудил себе в углу гнездо из ее одежды и там сидел, зарывшись, пока консьерж не нашел его и не вызвал представителя социальных служб. Но ее уход оказался для него бесценным даром. Ему пришлось научиться бороться и выживать. Нужда и одиночество взрастили в нем силу. Он прошел хорошую подготовку, был годен ко всему, что навалила на него армия, — к испытаниям в Чайна-Лейк, к последующей работе в секретных службах.
