— Хотя, как ты заметил, гвозди не слишком острые, я убедился в высокой эффективности этого устройства. Ты позволишь?
Мараньон отодвинул Даниэля в сторону и, к изумлению последнего, опустился в пыточное кресло. Не проявив ни малейших признаков боли или неудобства, он сунул ноги и руки под металлические прутья, продолжая болтать, словно сидел на табурете в баре.
— Страдания жертве причиняют не столько сами гвозди, сколько мысль о возможности ужесточения пытки, для чего и предназначены винты. Страх перед тем, что боль будет возрастать до бесконечности по мере того, как шипы станут все глубже вонзаться в твое тело, действует гораздо сильнее физической боли, поскольку нет большей пытки, чем собственное воображение. И все же мне хотелось бы выяснить, насколько эффективна эта штука. Помоги мне, сделай одолжение.
Мараньон кивком указал на расположенные сбоку тиски: его руки и ноги были прижаты к креслу железными прутьями. Увидев, что Даниэль колеблется, он расхохотался:
— Не бойся, всего один поворот винта. Ты не поранишь меня, посмотри, какой здесь зазор.
Удостоверившись, что между конечностями Мараньона и гвоздями еще осталось немного места, Даниэль с чистой совестью решил удовлетворить каприз миллионера. При повороте винта скрип проржавевшего механизма разнесся по каменному подвалу подобно скрипу изношенных петель на двери тюремной камеры.
— Еще немного, — попросил Мараньон.
— По-моему, хватит. К тому же мне пора. Через полчаса у меня занятия.
Мараньон уперся головой в спинку, блаженно зажмурившись, словно сидел не в этом дьявольском устройстве, а в кресле-качалке. Неожиданно он открыл глаза и с улыбкой произнес:
— Погоди, пусть тебя проводят. Хайме!
С видом послушной собаки, прибежавшей на зов хозяина, появился секретарь и принялся крутить тиски, чтобы освободить Мараньона. Тот, почувствовав, что давление металлических прутьев ослабевает, бесстрастно произнес:
— В другом направлении.
Секунду поколебавшись, секретарь хладнокровно принялся прижимать к креслу руки и ноги «преступника». Каждый поворот заметно проржавевшего винта отдавался металлическим стоном, словно мучения испытывало кресло, а не тот, кто в нем сидел. Мараньон вновь уперся в спинку головой, его лицо оставалось бесстрастным, не выражая ни страдания, ни удовольствия. Наконец старый проржавевший механизм отказался двигаться дальше, и секретарь был вынужден остановиться. Мараньон, прервав эксперимент, повернул к Даниэлю голову, хотя на самом деле обращался к секретарю, которого не удостоил взглядом.
— Надо как следует смазать механизм. Хорошо, Хайме, можешь меня освободить.
После трех поворотов винта руки и ноги Мараньона зашевелились. И только Даниэль заметил каплю крови, которая, соскользнув с подлокотника, бесшумно упала на пол, оставив там пятно, такое же темное, как пятна плесени на сырых стенах подвала.
Попрощавшись с полицейским, Отто Вернер вышел из своего кабинета в Испанской школе верховой езды, чтобы купить книгу, которую недавно обнаружил в интернете: «Бессмертная возлюбленная и другие женщины Бетховена». Ему безумно хотелось узнать, кто проник в его комнату, чтобы похитить какой-то таинственный предмет, и кому из бесчисленных возлюбленных композитора предназначалось найденное под полом письмо. Если первое было делом полиции, то второе, возможно, удастся установить, выяснив, в кого влюблялся Бетховен на протяжении всей своей жизни.
Не будучи экспертом по Бетховену, Вернер, как и десятки тысяч любителей кино, прекрасно помнил два последних фильма, посвященные мучительным отношениям гения с прекрасным полом. В «Бессмертной возлюбленной» с Гари Олдманом в главной роли высказывалось предположение, что любовью всей жизни Бетховена была его невестка, и его маниакальное стремление получить опекунство над племянником на самом деле объясняется тем, что речь шла о сыне композитора, которого родила жена его брата еще при жизни последнего; о сыне, которого мать пыталась у него отнять. Эта гипотеза вполне правдоподобна, хотя и не имеет никакого документального подтверждения: известно, что Бетховен испытывал к своей невестке Иоханне Рейс смешанное чувство любви и ненависти, хотя никто не может сказать, были ли они любовниками.
В другом фильме, «Переписывая Бетховена», где композитора играет Эд Харрис, появляется полностью вымышленный персонаж, который участвует в хорошо известном эпизоде из жизни гения — первом исполнении Девятой симфонии. В картине некая Анна Хольц, изучающая композицию в Венской консерватории, помогает Бетховену готовить particelle, или индивидуальные партии, которые должны лежать на пюпитрах оркестрантов в день исполнения симфонии. Прежде чем купить книгу, Вернер просмотрел несколько других, стоявших на полке в отделе биографий знаменитых музыкантов. В них так или иначе рассматривалась одна и та же тема. К примеру, в книге «Темная сторона Бетховена» говорилось о его отношениях с проститутками и женами друзей. Автор утверждал, что хотя в последние годы жизни эмоциональные отношения композитора с противоположным полом утратили свой накал, его либидо, напротив, с возрастом не угасло, несмотря на многочисленные недомогания, из-за которых ему приходилось подолгу оставаться в постели. Своему другу и ученику Фердинанду Рису, находившемуся в Лондоне, он как-то написал, что собирается в английскую столицу — эта поездка так и не состоялась, — и предупреждал, чтобы тот получше приглядывал за своей женой: хотя все считают его стариком, на самом деле он «старый юноша». Когда глухота стала быстро прогрессировать, Бетховен общался со своими близкими с помощью тетрадей, раскрывая в них такие подробности своей жизни, о которых мы никогда бы не узнали, если бы он не оглох.
«Куда вы направлялись, когда я увидел вас на улице близ Хаармаркт?» — спрашивает его собеседник в одной из этих тетрадей. И Бетховен на чудовищной латыни отвечает: «Culpam trans genitalium», то есть «Спишите вину на плоть».
И он развлекался не только с венскими проститутками — некоторые его друзья, как бы отдавая гению «плотскую дань», предлагали ему провести ночь с их женами. В самой полной биографии музыканта эрудит Мейнард Соломон уверяет, что Карл Петерс, друг Бетховена, как-то записал в его разговорной тетради: «Вы хотели бы переспать с моей женой?» «И хотя ответа Бетховена в тетради нет, — продолжает Соломон, — далее следует фраза Петерса, из которой можно сделать вывод, что он сейчас приведет свою жену».
Вернера поразило количество теорий о любовно-эротической жизни Бетховена, предложенных различными его биографами. В «Великом сублиматоре» говорилось, что Бетховен до самой смерти оставался девственником и вся его сексуальная энергия находила выход в музыке. Автор утверждал, что композитор был лишен всякой привлекательности: низкорослый, рябой, с торчащими из ушей клоками ваты, пропитанными желтой жидкостью. Если прибавить к этому постоянно спадавшие на лицо черные спутанные волосы, неряшливость в одежде и пренебрежение правилами гигиены, нетрудно догадаться, что у женщин он вызывал только отвращение. В другой книге говорилось, что Бетховен был гомосексуалистом и испытывал страсть к своему племяннику, ну а если верить третьей, он и вовсе был негром, наделенным исключительными сексуальными способностями. Внимание Вернера также привлекло одно эссе, которое, судя по названию «Fly me to the moon»,[11] могло быть посвящено Фрэнку Синатре, но оказалось хорошо документированной биографией графини Джульетты Гвиччарди, вдохновившей Бетховена на знаменитую «Лунную сонату». На обложке была изображена женщина, очень похожая на Валерию Голино, актрису, сыгравшую итальянку в фильме «Бессмертная возлюбленная». Вернер узнал, что она была ученицей Бетховена. Когда они познакомились, ей было всего семнадцать лет, и она приняла его предложение, но браку воспрепятствовал ее отец, не веривший в будущее композитора, у которого тогда не было постоянной работы, а в Вене уже начали распространяться слухи о его глухоте.
Когда Вернер направился к кассе, чтобы заплатить за «Бессмертную возлюбленную», он заметил, что из отдела аудиокниг выходит экскурсовод Джейк Малинак. Он подошел и, не успев к нему обратиться, увидел, что тот собирается приобрести ту же книгу, что и он, но в аудиоверсии.
— Отто, — окликнул его Малинак, — это ты?
Ветеринар, ошеломленный тем, что слепой заметил его присутствие, сказал:
— Да, Джейк, это я. Как ты меня узнал?
— Ты проводишь весь день среди лошадей, а у меня довольно острый нюх, — пошутил Малинак. — Что-нибудь купил?
— Ты не поверишь, но у меня в руках та же книга, что у тебя. Похоже, найденное у меня письмо внезапно пробудило у нас обоих интерес к Бетховену.
