Они расположились в гостиной Бланки.
— Скажу откровенно, как обстоит дело. Арон пропал, и я боюсь, с ним что-то случилось.
— А что могло случиться?
— Не знаю. Но Хенрик умер неестественной смертью. Возможно, узнал то, чего ему не надо было знать.
— И что бы это могло быть?
— Не знаю. А ты?
— Он никогда не рассказывал мне, чем занимается.
— Прошлый раз ты сказала, что он говорил о своих газетных статьях. Он показывал их тебе?
— Нет.
Луиза опять уловила перемену в ее голосе. Бланка ответила, чуть помедлив.
— Ни разу?
— Нет, насколько я помню.
— А у тебя хорошая память?
— По-моему, не хуже, чем у других.
— Хочу вернуться к вопросу, на который ты уже отвечала. Просто чтобы убедиться, что правильно тебя поняла.
— Меня ждет работа.
— Я не задержу тебя надолго. Ты сказала, что в последнее время никто не приходил и не спрашивал Хенрика.
— Ты правильно меня поняла.
— Мог ли кто-нибудь прийти к нему без твоего ведома?
— Вряд ли кто-то мог появиться здесь, чтобы я не увидела его или не услышала.
— Но ты же иногда ходишь за покупками.
— В таких случаях меня заменяет сестра. Когда я возвращаюсь, она рассказывает мне обо всем, что происходило. Если бы к Хенрику кто-нибудь приходил или спрашивал про него, я бы знала.
— Когда мы с Ароном уходили отсюда ночью, ты слышала?
— Слышала.
— Почему ты уверена, что это были мы?
— Я всегда прислушиваюсь к шагам. Одинаковых шагов не бывает.
«Я ничего не добьюсь от нее, — подумала Луиза. — Она не боится. Но что-то не дает ей сказать всю правду. Что она скрывает?»
Бланка взглянула на часы. Ее нетерпение казалось неподдельным. Луиза решила повысить ставку, заставить Бланку потерять дар речи.
— Хенрик писал о тебе в нескольких письмах.
Снова что-то изменилось, на этот раз в осанке Бланки. Чуть-чуть, но Луиза заметила.
— Он писал о тебе как о домовладелице, — продолжала Луиза. — Я решила, что дом принадлежит тебе. Про отставного полковника он не упоминал ни разу.
— Надеюсь, он не писал обо мне гадостей.
— Вовсе нет. Скорее наоборот.
— Что ты имеешь в виду?
Ставка сделана. На попятный не пойдешь.
— По-моему, ты ему нравилась. Втайне. По-моему, он был влюблен в тебя.
Бланка отвела глаза. Луиза хотела продолжить, но Бланка жестом остановила ее.
— Моя мать всю жизнь меня шантажировала. Измывалась и насмехалась над моими чувствами, с тех пор как мне исполнилось двенадцать и я впервые влюбилась. Для нее моя любовь к мужчине была не чем иным, как предательством ее любви ко мне. Если я любила мужчину, значит, ненавидела ее. Мое желание быть вместе с мужчиной означало, что я предаю ее. Она была чудовищем. Она до сих пор жива, но не помнит, кто я такая. Я с удовольствием навещаю ее теперь, когда она не узнаёт меня. Возможно, звучит жестоко, но это правда. Так оно и есть, я глажу ее по щеке и говорю, что всегда ненавидела ее, а она не понимает моих слов. Но одному она меня научила: никогда не ходить вокруг да около, никогда без нужды не топтаться по кругу. Никогда не поступать так, как ты сейчас. Если у тебя есть вопросы, спрашивай.
— Думаю, он был влюблен в тебя. Больше я ничего не знаю.
— Он любил меня. Когда он бывал здесь, мы практически каждый день занимались любовью. Но не ночью, ночами он хотел быть один.
Луиза почувствовала, как в ней все чернеет. Хенрик заразил Бланку? И она носит в своей крови смертельный вирус, сама об этом не зная?
— Ты любила его?
— Для меня он не умер. Я испытывала к нему вожделение. Но думаю, не любила.
— Значит, тебе наверняка известно о нем много такого, о чем ты не сказала?
— Что ты хочешь от меня услышать? Как он любил, какие позы предпочитал, делал ли то, о чем не принято говорить?
Луиза почувствовала себя оскорбленной.
— Ничего такого я знать не хочу.
— И я об этом ничего не скажу. Но никто не приходил и не спрашивал о нем.
— Что-то в твоем голосе заставляет меня не верить тебе.
— Ты сама решаешь, чему верить, а чему нет. Зачем бы мне врать?
— Вот и мне интересно. Зачем?
— Я думала, ты имела в виду меня, спрашивая, приходил ли кто-нибудь к Хенрику. Странный способ узнать то, что хочешь узнать, но не осмеливаешься спросить.
— Я не тебя имела в виду. Хенрик никогда не писал о тебе. Это была просто догадка.
— Давай закончим этот разговор, больше не прибегая ко лжи. У тебя есть еще вопросы?
— К Хенрику кто-нибудь приходил?
То, что произошло дальше, явилось для Луизы полной неожиданностью и в корне изменило ее стремление найти ответ на вопрос о причинах смерти Хенрика. Бланка порывисто встала и из ящичка письменного стола вынула конверт.
— Хенрик передал мне его в свой последний приезд. Просил меня позаботиться о нем. Почему — не знаю.
— Что в конверте?
— Он заклеен. Я не вскрывала его.
— Почему ты только сейчас показываешь его мне?
— Потому что он предназначался мне. Отдавая его, он не упомянул ни тебя, ни твоего мужа.
Луиза перевернула конверт. Может быть, Бланка все-таки вскрывала его? Или она говорит правду? Да какое это вообще имеет значение? Луиза вскрыла конверт. Там были письмо и фотография. Бланка перегнулась через стол, чтобы увидеть. Даже не пыталась скрыть искреннее любопытство.
Фотография черно-белая, квадратная, возможно, увеличенный паспортный снимок. Печать зернистая, лицо, обращенное прямо к Луизе, чуть расплывчатое. Черное лицо, красивая улыбающаяся молодая женщина. Приоткрытые губы, белоснежные зубы, волосы, заплетенные в хитроумные косички, плотно охватывают голову.
Луиза перевернула фотографию. Хенрик написал и имя, и число: Лусинда, 12 апреля 2003 г...
Бланка посмотрела на Луизу.
— Я узнаю ее. Она приходила сюда.
— Когда?
Бланка задумалась.
— После дождя.
— Что ты имеешь в виду?
— Ливень, затопивший весь центр Барселоны. Вода затекала через порог. Девушка появилась на следующий день. Хенрик, очевидно, встречал ее в аэропорту. В июне две тысячи третьего, в первых числах. Она прожила здесь две недели.
— Откуда она приехала?
— Не знаю.
— Кто она?
Бланка взглянула на Луизу со странным выражением лица.
— По-моему, Хенрик очень ее любил. Он словно замыкался в себе, когда я ненароком видела их вместе.
— Хенрик что-нибудь говорил о ней после ее визита?
— Ничего.
— А как складывались ваши отношения?
— Однажды он спустился ко мне и спросил, не хочу ли я поужинать с ним. Я согласилась. Еда была невкусная. Но я осталась у него на ночь. Мне показалось, он решил, что все должно оставаться как прежде, до появления девушки.
Луиза выхватила письмо из конверта и начала читать. Привычный почерк Хенрика, когда он писал в спешке, резкие движения ручки, иногда едва разборчивые фразы по-английски. Ни одного приветственного слова Бланке, письмо начиналось сразу, точно вырванное из какого-то неведомого контекста.
Благодаря Лусинде я все отчетливее начинаю видеть, что именно пытаюсь понять. Она рассказала мне о бесчеловечных страданиях, каким людей подвергают во имя жадности, я и не предполагал, что такое возможно. Мне по-прежнему необходимо освободиться от худших своих иллюзий насчет того, что дела в мире обстоят не настолько плохо, как я считал в самые свои мрачные дни. Лусинда способна поведать об ином мраке, жестком и неприступном, как железо. Там скрываются рептилии, отдавшие в залог свои сердца, те, что пляшут на могилах всех, кто умер понапрасну. Лусинда станет моим проводником; если меня долго не будет, значит, я у нее. Она живет в хибаре из цемента и гофрированной жести на задворках разрушенного дома № 10 на Авенида Самора Машел в Мапуту. Если ее там нет, то она в баре «Малокура» на Фейра-Популар в центре города. Работает там официанткой до одиннадцати вечера.
Луиза протянула письмо Бланке, та прочитала его медленно, губами повторяя каждое слово. Потом сложила письмо и положила его на стол.
— Что он имеет в виду, говоря, что она станет его проводником? — спросила Луиза.
Бланка покачала головой:
— Не знаю. Но она, вероятно, много значила для него.
Бланка вложила письмо и фотографию в конверт и отдала его Луизе.
— Оно твое. Возьми.
Луиза сунула письмо в сумку.
— Каким образом Хенрик платил за квартиру?
— Он отдавал деньги мне. Три раза в год. До Нового года платить не надо.
Бланка проводила ее к выходу. Луиза окинула взглядом улицу. На противоположном тротуаре стояла каменная скамейка. Там сидел человек, читал книгу. Только после того, как он не спеша перевернул страницу, Луиза отвела глаза.
