Кормят ли его? Остался ли он один? Не делают ли они ему больно? Получить ответы на эти вопросы невозможно. Приходится только следовать правилам.
Она сидит, ожидая, когда начнется посадка на рейс; когда ее сестра вызовет копов; когда придет новое сообщение с требованием раздеться догола посреди аэропорта, или крикнуть, что у нее бомба, или выхватить пистолет из кобуры проходящего мимо полицейского и размахивать им в воздухе, пока ее не пристрелят. Почему нет? В конце концов, это просто игра.
Очередное пиво появляется на ее столе, заставляя ее вздрогнуть от неожиданности.
– Вот черт! Простите, – говорит официант. – Не хотел вас напугать.
– Пустяки.
Он примерно ее возраста, этот официант, может, на пару лет старше, полненький, с хвостиком. Он переводит взгляд с ее лица на нетронутую еду и обратно.
– Что-то не так с бургером?
– Нет. Нет, все в порядке.
Он понимающе кивает.
– Нервничаете перед полетом?
– Точно.
Официант улыбается, глядя на нее, как сорока на блестяшку.
– Не переживайте. Еще пара бокалов, и отпустит.
– Уверена, так и будет. – Мэгги задумывается, не улыбнуться ли в ответ, но это ей кажется отвратительным, потому она не заморачивается, а вместо этого делает еще глоток пива.
Официант мешкает. Он маячит возле столика, пристально вглядываясь в ее лицо.
– Э-э, не сочтите за грубость, но… Мы случайно не встречались? Ваше лицо мне кажется знакомым.
– Нет, – вылетает как пуля, как внезапный удар, ответ, который она привыкла давать многие годы. – Нет, я так не думаю.
– Правда? – Он продолжает стоять, держа пустой поднос. – Вы никогда не снимались на телевидении? Вы кажетесь мне ужасно знакомой.
– Наверное, просто похожа на кого-то. – Она ловит себя на том, что дергает прядь волос – старая дурная привычка, и усилием воли останавливает себя. Мэгги собирается сказать ему, чтобы проваливал, но тут ее айфон на столе начинает вибрировать. Она даже благодарна ему за то, что их прервали. – Прошу прощения, мне нужно прочитать сообщение. Не возражаете?
– Нет, конечно. Просто позовите, если еще что-то понадобится, ладно?
– Конечно, – отвечает она, уже зная, что допьет как можно скорее свое пиво, расплатится – без чаевых – и уберется отсюда к чертовой матери. Она дожидается, чтобы он отошел, прежде чем взглянуть на сообщение.
Оно от Кэролайн. Это, конечно, неизбежность, то, с чем Мэгги рано или поздно пришлось бы столкнуться, но от этого понимания она не чувствует себя ни более подготовленной, ни менее виноватой.
«Привет, Мэг, все нормально? Мы должны быть через полчаса, хорошо?»
Дрожащими руками Мэгги набирает ответ:
«Все ок. Скоро поговор.»
Вот только все, что они обнаружат через полчаса, – это пустая квартира и, вполне возможно, полицейское оцепление. Да они с ума сойдут.
Мэгги вспомнила, как в первый раз увидела Кэролайн Тейлор.
Мэгги было шестнадцать. Кэролайн и Шону обоим по тридцать одному. Они показались ей замечательными и жили в самом большом доме, в котором Мэгги когда-либо была.
Она помнит, как сидела на веранде и любовалась ухоженным садом и частным теннисным кортом за ним. Шон и Кэролайн, молодые ортодонты, сидели по другую сторону стола в тени. Рядом с Мэгги – ее посредник, Диана, женщина лет шестидесяти, работающая в агентстве.
Поначалу говорила в основном Диана:
– Как вы знаете, закон устанавливает для матери после рождения ребенка срок в тридцать дней для принятия решения. До этого момента ничего окончательно не утверждено, хотя Мэгги может сразу отдать вам ребенка, если захочет. Вы успели ознакомиться с личным планом Мэгги по усыновлению и знаете, что она выбрала полуоткрытое усыновление. Это означает, что она имеет право на письма, фотографии и общение, если захочет. Существует соглашение о контактах после усыновления, которое мы можем составить в присутствии адвоката, хотя должна сразу вам сказать, что в штате Миннесота они почти не имеют юридической силы. Насколько я понимаю, обе стороны придерживаются одной позиции в отношении переписки?
– Безусловно, – ответил Шон. – Мы бы хотели, чтобы для ребенка это было максимально прозрачно. Меня самого усыновили, и мои родители приложили неимоверные усилия, чтобы скрыть это от меня. До двадцати лет я даже не догадывался об этом. С самого начала, как мы с женой приняли это решение, мы договорились, что биологическая мать должна быть вовлечена в воспитание с первого дня.
– Если ты захочешь, – быстро добавила Кэролайн.
– Да, конечно, – согласился Шон. – Только от тебя зависит, в какой степени ты захочешь участвовать.
Мэгги опустила взгляд вниз на свое оплывающее тело.
– Я думаю… это было бы круто…
Тейлоры тоже уставились туда, в их глазах читалось отчаяние, тоска, чуть ли не голод, и Мэгги застегнула бы кофточку на себе, если бы могла соединить пуговицы. Ей оставалось доходить всего пару месяцев, но она с каждым днем становилась все больше, а так надеялась, что не придется покупать новую одежду до последнего триместра. Она ошибалась.
Кэролайн, должно быть, почувствовала ее неловкость, потому что отвела взгляд от ее живота и смущенно хохотнула:
– Вам не кажется все это немного формальным? Может, дадите нам минутку поговорить с Мэгги наедине? Вроде как мама с мамой? Такое допускается?
– Что ж, – сказала Диана. – Вообще-то мое присутствие необязательно, но, как правило, помогает, если у какой-то из сторон возникают вопросы. Мэгги, а ты что думаешь?
– Это круто, – ответила Мэгги. – Думаю, я совсем не против.
Кэролайн с благодарностью улыбнулась, в то время как Шон кивнул и поднялся из-за стола.
– Диана, тебе повезло, – подмигнул он. – Сейчас ты увидишь, как работает лучший мастер Миннесоты по приготовлению моктейлей! [16]
– Разве можно отказаться от такого заманчивого предложения? – рассмеялась Диана, поднимаясь вслед за ним, а затем их оставили наедине: только Кэролайн и Мэгги, и ребенок за пятьдесят тысяч долларов, растущий в утробе Мэгги.
Какое-то время они молчали. Тейлоры установили рядом с беременной девочкой вентилятор, и теперь он негромко гудел, поворачиваясь и обдувая ее.
– Ты волнуешься? – спросила Кэролайн.
Подумав немного, Мэгги ответила:
– Нет. Не думаю. А вы?
– Честно? Ужасно.
– Диана говорила мне, что у вас это не первая попытка усыновления?
– Она рассказала тебе? – Кэролайн скрестила руки, обняв себя за локти – как будто ей резко стало холодно, как лани, внезапно оказавшейся беззащитной, и вздохнула. – Да, я предполагала, что они расскажут тебе все. В прошлом году у нас была еще одна мамочка. Но… ничего не получилось. Она нас подвела.
– Насколько далеко все зашло?
Кэролайн внимательно посмотрела на нее и, поколебавшись, ответила:
– Сорок недель. Роды. Мы подготовили детскую. Бутылочки простерилизованы, сумки собраны. Мы ждали звонка, чтобы встретиться с ней в больнице, но так и не дождались. К тому времени, как мы до нее дозвонились, все было кончено. Она взяла деньги и забрала ребенка. Своего ребенка. Я надеюсь, она счастлива, от всего сердца этого желаю.
Мэгги захотелось протянуть руку и коснуться этой несчастной незнакомки, но она не решилась этого сделать. Кэролайн казалась такой безупречно холодной в своем дизайнерском сарафане, такой элегантной и подтянутой, а руки у Мэгги такие опухшие и потные. Вместо этого она просто сказала:
– Вы можете мне доверять. Я не подведу.
– Ох, милая, ты не знаешь, что сделаешь, когда придет время. Ты не знаешь, какие чувства будешь испытывать.
– Я знаю. Я не хочу этого ребенка. – Это заявление было настолько очевидно – в конце концов, она здесь обсуждает усыновление, – и настолько же гротескно, что она почувствовала, как от стыда пылают кончики ушей. – То есть, – поспешила на попятную, – вы только оглянитесь вокруг. Я не смогу обеспечить ребенка ничем подобным. Мне еще нужно закончить школу.
