— Конечно, я понимаю…
— А теперь все разрушено. И это твоя вина.
— Перестань, как ты можешь такое говорить?
— Но так и есть, потому что либо ты все купил, как безумный альфа-самец, который считает, что делает мне одолжение, либо это сделал другой человек, пытающийся воздействовать на твой разум. В любом случае — все дело в тебе, снова.
— Неправда.
— Ладно, так кто же этот таинственный покупатель? Ко мне он не имеет отношения. У тебя должны быть какие-то идеи. Твой конкурент? Или клиент? Может, ЦРУ?
— Не говори глупости.
— Или Хьюго? Очередная идиотская шутка в стиле младших школьников?
— Это не Хьюго. Я совершенно уверен.
— О нет, конечно, нет, твой драгоценный Хьюго не мог ничего такого сделать! — Габриэль больше не плакала. — В кого ты превратился, Алекс? Леклер хотел знать, почему ты ушел из ЦЕРНа, были ли тому причиной деньги. И я сказала ему, что нет. Но сейчас мне кажется, что ты уже и сам не слышишь, что говоришь. Двести тысяч франков… Четыреста тысяч франков… Шестьдесят миллионов долларов за дом, который нам не нужен…
— Насколько я помню, ты не жаловалась, когда мы его купили. Ты сказала, что тебе нравится мастерская.
— Да, но только для того, чтобы не расстраивать тебя. Неужели ты думаешь, мне там нравится? Такое впечатление, что мы живем в проклятом Богом посольстве. — Тут ей в голову пришла новая мысль. — Кстати, сколько у тебя сейчас денег?
— Прекрати, Габриэль.
— Нет, скажи мне, я хочу знать. Сколько?
— Я не представляю. Тут все зависит от того, как считать.
— Ну так попытайся. Назови мне цифры.
— В долларах? Приблизительно? На самом деле я точно не знаю. Миллиард. Миллиард и две десятых.
— Миллиард долларов? Приблизительно? — Она была так удивлена, что потеряла дар речи. — Знаешь, что я тебе скажу? Все кончено. Для меня теперь имеет значение только одно — убраться подальше из этого проклятого города, где всех интересуют только деньги. — Она отвернулась.
— Что кончено?
Хоффман снова схватил ее за руку, но теперь уже неуверенно, на этот раз она резко повернулась и влепила ему пощечину. Удар получился легким, почти невесомым, но Хоффман сразу ее отпустил. Такое произошло между ними в первый раз.
— Никогда больше, никогда, не смей так меня хватать! — прорычала Габриэль.
В следующее мгновение она уже уходила прочь. Дошла до перекрестка, быстро свернула за угол и скрылась из вида, оставив его стоять одного с прижатой к щеке рукой. Хоффман еще не мог осознать всю глубину постигшего его несчастья.
Леклер наблюдал за происходящим с удобного сиденья своей машины. Представление разворачивалось перед ним, как в кинотеатре для автомобилистов. Он видел, как Хоффман медленно повернулся и зашагал обратно в галерею. Один из двух телохранителей, стоявших у входа со скрещенными на груди руками, перекинулся с ним несколькими словами, и Хоффман сделал усталый жест — вероятно, попросил его, чтобы тот последовал за его женой. Телохранитель повиновался. Потом вошел в галерею со своим напарником. Леклер мог легко отслеживать происходящее внутри: окно было большим, а галерея почти полностью опустела. Хоффман подошел к владельцу, господину Бертрану, и принялся его в чем-то упрекать. Затем вытащил мобильник и замахал им перед лицом Бертрана. Тот поднял руки и оттолкнул Хоффмана, но тот схватил владельца галереи за отвороты пиджака и толкнул к стене.
— Боже мой, что теперь? — пробормотал Леклер.
Он видел, что Бертран пытается освободиться, но Хоффман снова его толкнул, теперь уже сильнее. Леклер выругался, распахнул дверцу машины и выбрался наружу. У него затекли колени, и он поморщился, торопливо шагая через дорогу к галерее, размышляя о жестокости своей судьбы: ему приходилось заниматься такими вещами, когда до шестидесяти осталось всего несколько лет.
К тому моменту, когда Леклер вошел внутрь, телохранитель уже успел встать между Хоффманом и владельцем галереи. Бертран разглаживал пиджак и выкрикивал оскорбления в адрес Александра, который отвечал ему тем же.
— Джентльмены, джентльмены, — сказал Леклер, — вам следует успокоиться. — Он показал свой значок телохранителю, который посмотрел на него и слегка закатил глаза. — Мистер Хоффман, вам не следует так себя вести. После всего, что вы сегодня перенесли, мне совсем не хочется вас арестовывать, но, если потребуется, я так и поступлю. Что здесь происходит?
— Моя жена очень огорчена, и все из-за того, что этот человек вел себя как последний идиот…
— Да, так и есть, — вмешался Бертран, — как последний идиот. Я продал все ее работы в первый же день выставки, а теперь ее муж меня преследует.
— Я хочу только одного, — заявил Хоффман, и у Леклера возникло ощущение, что он на грани истерики, — узнать номер счета покупателя.
— А я сказал ему, что об этом не может быть и речи. Конфиденциальная информация.
Леклер повернулся к Александру.
— Почему это так для вас важно?
— Кто-то, — заговорил Хоффман, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно, — пытается меня уничтожить. Я сумел обнаружить счет, с которого оплачена книга, присланная мне вчера. Кто-то хочет меня напугать, и у меня есть номер счета в моем мобильном телефоне. Я считаю, что банковский счет, якобы принадлежащий мне, использовали, чтобы саботировать выставку моей жены.
— Саботировать, — презрительно бросил Бертран. — Мы называем это продажами.
— Но речь шла не о разных продажах, ведь так? Все куплено одним лицом. Такое когда-либо случалось прежде?
Бертран презрительно махнул рукой.
Леклер посмотрел на него и вздохнул.
— Пожалуйста, покажите мне номер счета, господин Бертран.
— Я не могу. Да и зачем?
— В противном случае, я арестую вас за то, что вы мешаете уголовному расследованию.
— Вы не осмелитесь.
Леклер молча смотрел на него. Да, он был уже совсем немолод, но с Ги Бертранами этого мира мог разобраться даже во сне.
— Ладно, он у меня в офисе, — наконец, пробормотал хозяин галереи.
— Доктор, ваш мобильник.
Хоффман показал ему монитор.
— Это сообщение, которое я получил из книжного магазина, в нем указан номер счета.
Леклер взял телефон.
— Пожалуйста, оставайтесь здесь. — Он последовал за Бертраном в его маленький кабинет.
Там было полно старых каталогов, рамок и инструментов; пахло странной смесью кофе и клея. На поцарапанном письменном столе стоял компьютер. Рядом с ним лежала груда писем и счетов. Бертран взял мышь и сделал пару щелчков.
— Вот письмо от моего банка. — Он встал с мрачным видом, уступая стул. — Должен сказать, что я не принял всерьез ваши угрозы меня арестовать. Просто решил с вами сотрудничать, как и всякий достойный гражданин Швейцарии.
— Ваше сотрудничество оценено, — сказал Леклер. — Благодарю вас. — Он сел за компьютер, поднял мобильник и принялся сравнивать номера счетов. Одинаковый набор цифр и букв. И имя владельца счета А. Дж. Хоффман. Леклер вытащил записную книжку и переписал в нее номер счета. — И вы больше не получали никаких сообщений?
— Нет.
Вернувшись в галерею, инспектор протянул мобильник Александру.
— Вы правы, номера сходятся. Однако я должен признать, что так и не понял, как это связано с нападением на вас.
— Все связано, — заявил Хоффман. — Я пытался вам об этом сказать еще утром. В моем бизнесе вы бы не продержались и пяти минут. Вы бы даже не сумели войти в дверь. Проклятье, зачем вы задавали вопросы обо мне в ЦЕРНе? Вам следовало искать того парня, а не изучать мою жизнь.
Черты его лица заострились, глаза покраснели, словно Александр их все время тер. Он не брился уже сутки и выглядел как человек, скрывающийся от правосудия.
— Я передам номер счета в наш финансовый отдел и попрошу их во всем разобраться, — мягко сказал Леклер. — В Швейцарии умеют неплохо распознавать фальшивые банковские счета. Я сразу сообщу вам, если нам удастся что-нибудь узнать. А сейчас я самым настоятельным образом советую вам вернуться домой, сходить к своему врачу и поспать.
«И помириться с женой», — хотел добавить Леклер, но почувствовал, что это будет лишним.
…инстинкт каждого вида хорош для него, но никогда, насколько нам известно, не приносил пользы другим.
Чарлз Дарвин. Происхождение видов (1859)
Александр попытался позвонить жене с заднего сиденья «Мерседеса», но услышал лишь голосовую почту, и от знакомого живого голоса перехватило дыхание.
«Привет, это Габи, только не вздумайте повесить трубку, не оставив мне сообщения».
У него возникло жуткое предчувствие, что она ушла навсегда. Даже если они помирятся, личности, с которой он имел дело до сегодняшнего дня, более не существует. Казалось, он слушает запись голоса недавно умершего человека.