— Почему?
— Потому что она сама этого добивалась. Она упорно этого добивалась. Очевидно, ей нужно было пройти через стыд, выстрадать незаконнорожденного ребенка. Поэтому на четвертый раз я отказался.
— Вы уверены, что она была беременна?
— Нет, — сказал он — И вы знаете причину моих сомнений. Я хотел сделать обследование, но Карен отказалась. Ее интересовал только аборт, и, когда я ей в этом отказал, она рассердилась на меня.
— И вы послали ее к доктору Ли?
— Да, — сказал Питер.
— И он его сделал?
Питер покачал головой.
— Арт для этого слишком хороший врач. Он не стал бы оперировать ее, не имея анализов. Кроме того, у нее была четырехмесячная беременность, по ее словам, во всяком случае. И он бы за это не взялся.
— И вы тоже не взялись, — сказал я.
— Да. Вы мне верите?
— Хотелось бы верить.
— Но полной уверенности у вас нет?
— Вы сожгли свою машину. В ней были следы крови.
— Да, — сказал он, — крови Карен. Я одолжил ей машину на уик энд. Тогда мне не пришло в голову, что она все-таки решилась на операцию.
— Вы хотите сказать, что она отправилась на вашей машине на операцию, затем вернулась на той же машине домой, истекая кровью, а затем пересела в желтый «порше»?
— Не совсем так. Но кое-кто может объяснить вам это лучше, нежели я. Пойди сюда, дорогая! — Он улыбнулся мне: — Познакомьтесь с моим алиби.
Миссис Рендал вошла в комнату и села на соседний с Питером стул.
— Вы видите, что я связан по рукам и ногам, — сказал Питер.
— Значит, в воскресенье вечером?… — начал я.
— Видите, я посвящаю вас в кое-какие семейные тайны, — сказал Питер. — Джошуа дурак. Для вас это, разумеется, не новость. Почему он так и пыжился. Но, увы, Джошуа женат на Эвелин. И мы находимся в заколдованном круге.
Я повернулся к миссис Рендал:
— Вы могли бы показать под присягой, что Питер был с вами в ночь на понедельник?
— Да, если понадобится, — сказала она.
— Уилсон вас к этому вынудит. Он хочет довести дело до суда.
— Знаю. — сказала она.
— Почему вы обвинили Арта Ли?
— Она хотела выгородить меня, — объяснил Питер.
— Кроме вас, Арт был единственным известным ей врачом, делавшим аборты нелегально?
— Да, — ответила Эвелин.
— Он делал аборт вам?
— Да. В декабре прошлого года.
— И хорошо сделал?
Она чуть смутилась.
— Все сошло благополучно, если это вас интересует.
— Именно это меня интересует, — сказал я. — Вы знаете, что Арт ни за что не хочет вовлекать вас в это дело? А вы его топили.
— Да, — сказала она, — так оно получилось.
— Ну хорошо, теперь вы можете снять с него вину.
— Каким образом?
— Отказаться от своих показаний.
— Это не так-то просто, — сказал Питер. — Вы сами убедились прошлой ночью. Дж. Д. рвется в бой. Он твердолоб. Стоило его жене обвинить доктора Ли, и он принял ее слова за непреложную истину. Ухватился за это и ни за что теперь не отступит. Но главный вопрос остается. Я утверждаю, верите вы этому или нет, что не делал Карен аборта. Вы убеждены, что доктор Ли тоже не делал. Кто же тогда? Могли бы вы выяснить это?
— Вы просите меня помочь вам?
— Да, — сказал он.
За завтраком я спросил Эвелин:
— Что в действительности сказала вам Карен в машине?
— Она сказала: «Вот же гад!». Несколько раз повторила: «Гад, проклятый гад!». Вот и все.
— У вас нет никаких догадок — кого она Имела в виду?
— Нет, — сказала Эвелин. — Никаких.
— А что вы подумали в тот момент?
— Я ничего не думала. Я везла ее в больницу, и она умирала у меня на глазах. Я боялась, что это дело рук Питера, боялась, как бы Джошуа обо всём не узнал. Я много чего боялась.
— Но не за нее?
— И за нее тоже.
Завтрак мне понравился. Под конец, глядя на эту пару, я поймал себя на мысли, что лучше бы мне не приходить сюда и ничего о них не знать.
После завтрака мы с Питером пили кофе. Из кухни доносился звон посуды, которую мыла Эвелин.
— Боюсь, — сказал Питер, — что с моей стороны это был недозволенный прием — приглашать вас сюда сегодня.
— Безусловно, — согласился я.
— Эвелин пыталась убедить Дж. Д. отказаться от обвинения, — сказал он. — Но он тверд, а она никак не может…
— Придумать объяснение?
— Да.
Когда я уже шел к машине, Питер сказал:
— Если вы не захотите прийти мне на помощь, я не буду на вас в претензии.
Я оглянулся:
— Вы ведь прекрасно знаете, что у меня нет выбора.
— Нет, я не знал, но тем не менее надеялся, — сказал он.
Сев в машину, я стал раздумывать, что же предпринять дальше. У меня не было никакого определенного плана, никаких ориентиров, ровным счетом ничего. Я машинально пошарил в карманах и вдруг что-то нащупал. Это оказалась фотография негра в сверкающем костюме. Грек Джонс.
Грек Джонс совершенно выскочил у меня из головы. Где-то в спешке, в калейдоскопе лиц он затерялся. Я довольно долго разглядывал фотографию, стараясь по лицу разгадать его характер, понять, что он за человек. Это было невозможно: взгляд обычного пижона, самодовольная, нагловатая ухмылка. Поза, рассчитанная на толпу.
Дома я убил два часа, сидя в своем кабинете. Я пытался разобраться во всем, связать одной нитью Карен Рендал, Суперголову и Элана Зеннера, и Баблз, и Энджелу. Я старался понять поведение Уэстона, но под конец вообще перестал понимать что бы то ни было.
Вошла Джудит.
— Уже девять, — сказала она.
Я поднялся и стал надевать пиджак.
— Ты куда?
— В бар. — Я бодро улыбнулся ей.
— Это еще зачем?
— Убей меня Бог, если я знаю.
«Электрический апельсин» находился почти на самом углу улочки, пересекавшей Вашингтон-стрит. Снаружи это было невзрачное старое кирпичное здание с большими окнами. Окна были заклеены бумагой. На бумаге надпись: «Ежедневно выступает популярный ансамбль «Зефиры». Партнерши для танцев на все вкусы».
Внутри стояла жара — влажная, пахучая, звуки рок-н-ролла совершенно оглушали. Казалось, от них вибрируют стены, воздух делается густым и текучим. У меня начало звенеть в ушах. Я остановился, чтобы дать глазам привыкнуть к полумраку. Посередине стояли простые деревянные столы, вдоль одной стены шли кабинки, вдоль другой был расположен бар. Крошечная площадка для танцев примыкала к оркестру; два матроса танцевали с двумя толстыми неряшливыми девицами. Кроме них, никого в зале не было.
На помосте «Зефиры» старались вовсю. Их было пятеро — три электрогитары, ударник, певец.
Я подошел к бару и заказал чистого виски со льдом, расплатился и повернулся к помосту — понаблюдать за музыкантами. Грек играл на гитаре, крепкий, мускулистый парень лет под тридцать, с огромной черной курчавой шевелюрой.
— Неплохо у них получается, — сказал я бармену.
Он пожал плечами.
— Вам нравится такая музыка?
— Конечно. А вам разве нет?
— Ерунда, — сказал бармен — Все это ерунда.
— А какую музыку вы любите?
— Оперу, — сказал он и отошел к другому посетителю, и непонятно было, шутит он или говорит серьезно.
Наконец «Зефиры» кончили играть. Они подключили проигрыватель к усилителям и поставили пластинки. Затем спрыгнули с помоста и направились к бару. Когда Грек поравнялся со мной, я встал ему навстречу и тронул за локоть.
— Можно угостить вас?
— По какому случаю? — Он удивленно посмотрел на меня.
— Я поклонник современного джаза.
Он смерил меня взглядом.
— Хватит шутить.
— Нет, я серьезно.
— Водки, — сказал он, садясь рядом со мной. Я заказал водки, и, когда ее принесли, он одним махом осушил стакан. — Давайте выпьем еще, — сказал он, — а потом поговорим про музыку, идет? — Он взял еще водки и понес ее за стол в другом конце комнаты. Я последовал за ним. Его серебристый костюм поблескивал, хотя в помещении было почти совсем темно. Мы уселись за стол; он посмотрел на свой стакан и сказал: — Покажи мне свою серебряную бляху.
— Что?
Он поднял на меня печальные глаза:
— Бляху, детка. Значок такой. От меня ничего не добьешься без бляхи.
Вид у меня, вероятно, сделался довольно озадаченный.
— Господи, — сказал он, — когда же наконец заведут шпиков с мозгами.
— Я не шпик, — сказал я.
— Ясное дело! — Он взял свой стакан и поднялся.
— Минутку, — сказал я. — Давай, я тебе кое-что покажу.
Я вынул бумажник и отыскал свое медицинское удостоверение. Он нагнулся, чтобы получше разглядеть при слабом свете.
— Любопытно, — сказал он не без сарказма. Но все-таки сел снова.
— Кроме шуток. Я врач.
— Ладно, пускай врач. Правда, от тебя полицейским за версту несет, но раз врач, так врач. Тогда давай, чтоб все по правилам. Видишь вон там четырех парней? — Он кивнул в сторону своих коллег. — Если что случится, они все смогут подтвердить, что ты показал мне докторскую карточку, а не полицейский значок. Это называется получение сведений обманным путем, детка. На суде не пойдет, ясно?
