Воорт так влюбился, что уже считал Камиллу членом семьи, и каждый день молился за нее в церкви.
«Господи, — просил он, — помоги мне дать ей столько же счастья, сколько она мне дает».
Теперь, загружая остатки ленча в каяки, он вспомнил второй этап их отношений, когда Камилла стала исчезать по вечерам — к психиатру, как выяснилось позже. Раскрылось и предательство — такое ужасное, что, казалось, он никогда не сможет простить ее.
«Она хотела вернуться, но я сказал „нет“».
Вот почему он сам изумился, когда в один прекрасный день, после завершения дела Шески, понял, что звонит в ее дверь. Они снова стали друзьями, потом любовниками, но теперь — после четырех лет знакомства — в их отношениях уже нет былой рискованной остроты. Смесь доверия, уважения и химии и вместе с тем — достаточно непредсказуемости, чтобы ожидать радостных сюрпризов в грядущие годы.
— Кто пройдет Врата последним, займется списком гостей к свадьбе — надо бы сократить до двух сотен, — говорит он.
— Лучше бы это делать тебе, учитывая, сколько Воортов бывает в нашем доме каждый вечер.
Река влечет складные каяки к Адским Вратам. В этот час прилив несет воды из пролива Лонг-Айленд на юг — в сторону текущей на север пенной Ист-Ривер. Сталкиваются они в S-образном изгибе впереди.
Дальше виднеются башни Манхэттена.
— Ур-ра! — В облаке водяной пыли Камилла выводит каяк из кипящего водоворота на гребень четырехфутовой волны. В колледже она была чемпионкой по гребле на каяке. Теперь же, после того как ее — режиссера теленовостей — уволили с Эн-би-си, она каждый день проводит по нескольку часов на лодочной станции на Гудзоне, собирая на заказ модели для частных клиентов. Со стороны кажется, это превращение из интеллектуалки в безработную спортсменку далось ей легко.
Воорт не отстает; он худой, широкоплечий мужчина, покрытый бронзовым загаром, припорошенный морской солью. На таких парней женщины всегда обращают внимание: в конторах, церквях, супермаркетах, джазовых клубах.
Они идут под железнодорожным мостом, связывающим Куинс с футбольными полями на острове Рэндаллс-Айленд. Позади остался Бразер-Майнор, остров, где они с Камиллой устроили пикник, с теплым французским багетом, копченой гаудой, розовыми полосками прошутто и ледяной водой «Эвиан». На Майноре нет людей; в развалинах и рощах здесь живут перелетные птицы. Еще дальше за кормой, из окон тюрьмы Райкерс, заключенные смеются над всеми, кто развлекается на воде.
— Камилла, осторожно!
На них с мерным пыхтением надвигается большой тупоносый буксир, спаренные двигатели ревут, дизели работают на полной тяге, чтобы пройти Адские Врата. Капитан включает сирену. Пожалуй, думает Воорт, гребцы для него лишь раздражающая помеха на фарватере. Праздные бездельники, которые мешаются на оживленной водной магистрали. Здесь вам коммерческий водный путь для настоящих речников, а не игровая площадка для яппи с их дорогущими игрушками.
— И тебя туда же! — кричит Камилла, легко убираясь с дороги. Она умеет быть учтивой, как школьница, а через мгновение — грубой, как шофер-дальнобойщик.
Буксир тащит баржу с песком. Вокруг вскипают пенные водовороты.
— Воорт, он пытается заставить меня снизить скорость.
— Ну, это просто нереально.
В водовороте кружится что-то большое и белое.
«Надеюсь, это не то, что я думаю.
Это что, рука?»
Весь день они словно путешествовали через три века семейной истории (впрочем, таким же путешествием бывала для Воорта и любая поездка на метро). Все началось в восемь утра: они вытащили рюкзаки и складные каяки из его дома на Тринадцатой улице, который Воорты занимали с конца Войны за независимость — именно тогда континентальный конгресс отдал семье землю и любые построенные на ней здания в вечную собственность, свободную от налогов.
— В награду за то, что мы не позволили британцам высадиться в Нью-Джерси, — рассказал он Камилле во время первого свидания.
Потом прошли под автострадой ФДР до «пляжа» Двадцатой улицы — полоски песка, камней и заброшенных свай, на двадцать футов вдающихся в Ист-Ривер. Там под взглядами восхищенных зевак — стариков шахматистов — собрали свои плавсредства.
— Здесь стояли корабли, в трюмах которых британцы держали закованных американских военнопленных. Плавучие тюрьмы, — сказал ей Воорт. Об этом рассказывал ему в детстве отец.
Полтора часа они плыли вверх по реке, сквозь панораму семейных преданий. Вот остров Рузвельта, сюда на исходе позапрошлого века Воорты-копы свозили городских сирот. Там здание ООН, возле которого Воорты сотни раз сдерживали толпы демонстрантов. Здесь остров Норт-Бразер, куда Воорты доставили повариху Мэри Маллон[1] — знаменитую «Тифозную Мэри» — доживать свой век в одиночестве.
— Она всю дорогу пела, — рассказывал Воорт Камилле.
В сущности, Воорты защищали город с тех пор, как тут поселились первые голландцы. Когда-то месили дорожную грязь, патрулируя улицы Нового Амстердама. А теперь ездят на «хондах» с гибридным двигателем по Центральному парку.
— Что там в воде, Воорт? — вдруг восклицает Камилла. — Боже мой!
— Он шевелится!
Воорт налегает на весло, чтобы человек смог за что-нибудь ухватиться, но тело затягивает в водоворот.
«Я тоже попался».
Невозможно удерживать каяк на месте и одновременно тянуться к ноге в черном ботинке. Потом нога исчезает, однако на поверхности мелькают кулаки, словно человек кружится под водой.
Из водоворота выныривает голова.
«Я ошибся. Его, наверное, рубануло винтом. Этот тип просто не может быть живым».
Тем временем на берегу — в парке «Астория» — люди начинают понимать, что в двадцати футах от береговых скал происходит что-то странное.
Воорт наклоняется влево, ставит весло ребром, пытаясь противодействовать течению. Камилла подвела свой каяк к утопленнику и теперь норовит подтолкнуть тело к берегу.
— Вместе! — кричит она. Режиссеру просто необходимо покомандовать.
Они потихоньку толкают тело к софтбольному полю в парке Астория.
Игра остановилась. Игроки в красной и синей форме выстраиваются на камнях, готовые броситься на помощь, если гребцы смогут подобраться достаточно близко. Люди тянут биты, но те слишком коротки.
— Хватай!
Кто-то орет:
— Берегись! — И Воорт разворачивает каяк влево, чтобы увернуться от проносящегося мимо тяжелого бревна.
Камилла внезапно попадает на стремнину, каяк вращается. Переворачивается вверх дном. Сердце Воорта замирает, но за долю секунды лодка снова выравнивается. Длинные волосы развеваются, мускулы напряжены; ругаясь, она собирается с силами и подводит нос каяка к телу, выигрывая еще два фута.
— Камилла, выбирайся на берег и звони 911.
Какой-то рыбак снял с лески крючок, заменил его поплавками и грузилами и теперь старается забросить подальше, как самодельный спасательный трос. Воорту летящие к нему красно-белые пластиковые поплавки напоминают падающие с неба елочные игрушки.
— Камилла, на берег! Я займусь парнем!
Но река дает им шанс: несет их к берегу, так что игроки поднимают тело и, встав на колени, хватают корпуса каяков. Тянутся руки, хватают за запястья, тащат; наконец запыхавшиеся, отдувающиеся Воорт и Камилла выползают на берег.
Вот еще не хватало, какой-то мужик весом фунтов в двести что-то кричит ему в лицо. Зачем так орать?
— Я коп! — вопит он. Воорт замечает название команды — «Теспианцы» — на синей футболке. — Вы что, рехнулись, полезли туда? Черт вас побери! Психи! Ваш приятель погиб! Ума лишились?
— Маршрут недотягивает даже до второго класса сложности, — приходит на помощь Воорту Камилла и пренебрежительно машет рукой. Она права. Если бы не возня с телом, сплав был бы простым. Через четыре месяца они планируют провести медовый месяц на более сложных реках Андалусии.
— Камилла, как ты?
Выглядит она превосходно.
— Твой сотовый у меня в переднем отсеке.
Это означает: «Звони в 911».
— Прости, милый, — добавляет Камилла.
Она сгибается, и ее выворачивает.
Воорт представляется и берет командование на себя. Приказывает подвернувшемуся копу никого не подпускать.
— Вы прекрасно сработали, — добавляет он, заметив, как тот потрясен. — Поблагодарите своих ребят.
Воорт набирает 911. Потом звонит напарнику, Микки, в особняк на берегу Лонг-Айленда.
Там никто не берет трубку. Сотовый телефон Микки тоже не отвечает.
Последнее время так бывало даже в рабочее время. Микки просто нигде нет.
Адские Врата пенятся позади; Воорт наклоняется и осматривает тело, глубокие раны, пытается нащупать переломы, всматривается в лицо. Оно посечено, но не отекло, а значит, смерть наступила вчера ночью или сегодня, решает Воорт, может быть, всего несколько часов назад. Хотя опыт обращения с утопленниками у него невелик, мог и ошибиться.
