– Надеюсь, – произнесла Руби Гонзалес.
– Почему, стоит мне позвонить Смиту, я натыкаюсь на тебя?
– Потому что этот человек слишком много работает, – осветила Руби. – Я отправила его поиграть в гольф и вообще отдохнуть. С рутинной работой я управлюсь сама.
– А как же я? Я отдыха разве не заслужил? – поинтересовался Римо.
– Вся твоя жизнь – сплошные каникулы.
– Руби, хочешь со мной в постель? – спросил Римо.
– Спасибо, я не устала.
– Не затем, чтобы спать, – уточнил Римо.
– Что же еще с тобой делать в постели, тупица?
– Ну, некоторым женщинам я нравлюсь...
– Некоторые женщины посыпают макароны сахаром, – отрезала Руби.
– Знаешь, Руби, мы раньше жили как одна дружная семья – я, Чиун и Смитти, и больше никого. А теперь появляешься ты и все портишь.
– Ты белый человек, а я твоя ноша, – заявила Руби.
Даже по телефону Римо мог представить себе ее улыбку. Руби Гонзалес не была красавицей, но ее улыбка напоминала белую молнию, сверкающую на фоне шоколадного лица. Она сейчас, наверное, сидела в приемной Смита, отвечая на телефонные звонки, и принимала решения, работая за четверых, что казалось не таким уж подвигом при сравнении со способностью Смита работать за десятерых.
– Ладно, Руби, – сказал Римо, – давай рассказывай, какая там опять грязная работенка для меня.
– Это насчет нацистов. Завтра они собираются устроить марш, и ты должен не допустить этого. Нехорошо, если все будут считать, что в Америке нацисты могут маршировать, когда захотят.
– Послушай, я не дипломат, – сказал Римо. – Я не умею убеждать.
– Ничего, справишься.
– Как?
– Придумаешь.
– Знаешь, Руби, еще шесть месяцев, и ты сможешь управлять всей страной.
– Я рассчитывала на пять, но шесть меня тоже устроят, – сказала Руби. – В случае чего, звони. – Ее резкий, царапающий голос внезапно обрел сладость молочного шоколада. – Будь здоров, Римо. И передай Чиуну мою нежную любовь.
Римо подождал, пока она повесила трубку, и проворчал:
– Откуда у тебя нежная любовь, стерва чертова.
Когда Римо вышел из телефонной будки, владелец закусочной посмотрел на него с неприкрытым любопытством. В Вестпорте, штат Коннектикут, они привыкли ко всему, но человек, через всю комнату кричащий что-то телефону, всюду покажется странным.
И не то чтобы этот Римо странно выглядел. Это был темноволосый человек с глубоко сидящими глазами, шести футов ростом и худой как жердь. Плавными движениями он смахивает не на атлета, а скорее на танцора из балета, подумал хозяин. Одет в черную футболку и черные брюки, телосложение как у танцора, а запястья толщиной с банку томатного сока. Последние три месяца Римо почти каждый день приходил сюда за газетами и журналом о шоу-бизнесе. Владельца магазина он не особо интересовал, но однажды, когда явился Римо, за прилавком стояла двадцатипятилетняя дочь хозяина. Когда Римо ушел, она побежала за ним, чтобы дать сдачи с десяти долларов.
– Я же дал вам только пять... – сказал Римо.
– Я могу дать вам сдачу с двадцати!
– Спасибо, не надо, – отказался Римо.
– А с пятидесяти? Со ста?
Но Римо уже сел в машину и укатил. Теперь дочь хозяина парковала свой автомобиль поближе к закусочной, чтобы поймать хотя бы один-единственный взгляд Римо. Тогда-то владелец магазина понял: красив Римо или нет, но что-то притягательное для женщин в нем есть.
– Вы закончили разговор? – спросил он у Римо.
– Да. Вам нужен телефон?
Хозяин закусочной кивнул.
– Дайте трубке остыть, – предложил Римо и подошел к старому азиату, который продолжал листать журналы кончиками пальцев.
– Я просмотрел все эти журналы, – сказал Чиун, подняв глаза на Римо. Он был стар, на сухой желтой коже черепа виднелись остатки седых волос. Рост его едва достигал пяти футов, а вес вряд ли когда-нибудь приближался к ста фунтам. – В них нет ни одной статьи, написанной корейцем. Неудивительно, что никто не покупает мои книги и статьи.
– Ты не можешь их продать, потому что их не пишешь, – заметил Римо. – Сидишь и часами смотришь на чистый лист бумаги, а потом жалуешься, что я слишком громко дышу и мешаю тебе.
– Ты так и делаешь, – подтвердил Чиун.
– Даже когда я нахожусь в лодке посреди залива? – осведомился Римо.
– Твое астматическое дыхание слышно на другом конце страны, – сказал Чиун. – Пойдем же, нам пора.
– Ты опять поедешь?
– И буду ездить столько, сколько потребуется, – ответил Чиун. – Даже если по вине ваших предубежденных против корейцев издателей у меня ничего и не выйдет, это не помешает мне написать сценарий. Я слышал, что в Голливуде есть черный список. Раз есть черный список, чтобы помочь с работой черным, пусть заведут желтый список, и я тоже найду работу.
– Черный список – это не совсем то, что ты думаешь, – сказал Римо, но Чиуна уже не было в закусочной.
Римо пожал плечами, взял свою обычную утреннюю порцию газет и швырнул на прилавок пятерку. Не дожидаясь сдачи, он последовал за Чиуном.
– Сценарий будет как раз для Пола Ньюмена и Роберта Редфорда, – сообщил Чиун. – Как раз то, что им нужно, чтобы стать настоящими звездами.
– Я так понимаю, что никогда не смогу его ни прочесть, ни увидеть. Ты лучше расскажи мне, в чем там дело, а то я никогда не успокоюсь, – попросил Римо.
– Прекрасно. Так слушай же: главный герой – лучший в мире ассасин, глава древнего клана убийц.
– Это ты, – сказал Римо. – Чиун, великий Мастер Дома Синанджу.
– Не перебивай! Этот несчастный человек вынужден против своей воли работать в США, потому что ему нужно золото, дабы спасти от голода и страданий свою маленькую корейскую деревню. Но дают ли ему возможность применять в США свое благородное искусство? Нет. Его делают тренером и заставляют передавать секреты Синанджу толстому и ленивому любителю мяса.
– А это я, – сказал Римо. – Римо Уильямс.
– Они находят этого несчастного любителя мяса, когда тот служит полицейским, хватают его и сажают на электрический стул, который не срабатывает, ибо ничто в Америке не работает, кроме меня. Спасшись от смерти, он занимает место убийцы в секретной организации, борющейся с преступностью в Америке. Организация называется КЮРЕ, и руководит ею слабоумный.
– А вот и Смит! – обрадовался Римо. – Доктор Харолд В.Смит.
– История эта повествует о злоключениях любителя мяса. Неприятности преследуют его, пока он бредет, ковыляя, по своему жизненному пути, а никем не ценимый и не любимый Мастер с риском для собственной драгоценной жизни каждый раз спасает его от смерти. И вот однажды благодарный народ воздает Мастеру по заслугам – ибо даже самые глупые народы могут быть благодарными, – и Америка осыпает его золотом и бриллиантами. И он возвращается в свою родную деревню, чтобы провести остаток жизни в мире и покое, всеми любимый.
– Это все о тебе, – заметил Римо. – А что случилось со мной? С любителем мяса?
– Мелкие детали я еще не обдумывал.
– И для этого нужен Пол Ньюмен и Роберт Редфорд?
– Правильно, – подтвердил Чиун. – Они за это ухватятся.
– А кто из них кого играет? – поинтересовался Римо.
– Ньюмен будет играть Мастера, – сказал Чиун. – Нам придется сделать что-то с этими его смешными круглыми глазами, чтобы заставить их выглядеть как надо.
– Ясно. А Редфорд будет изображать меня.
Чиун повернулся и так посмотрел на Римо, как будто его ученик заговорил на неизвестном языке.
– Редфорд будет играть главу сверхсекретной организации, который, по-твоему, напоминает Смита, – произнес Чиун.
– Тогда кто же играет меня? – удивился Римо.
– Знаешь, Римо, когда снимают фильм, то какую-нибудь женщину назначают ассистентом режиссера, а она уже находит актеров на все мелкие, незначительные роли.
– Мелкая роль? Это ты про меня?
– Точно, – сказал Чиун.
– Ньюмен и Редфорд будут изображать тебя и Смита, а моя роль незначительная?
– Совершенно верно.
– Надеюсь, ты встретишь Ньюмена и Редфорда, – сказал Римо. – Очень надеюсь, что встретишь.
– Конечно, встречу, для того я и еду в этот ресторан. Я слышал, когда они в городе, они всегда там обедают.
– Надеюсь, ты встретишь их. Я в самом деле на это надеюсь.
– Спасибо, Римо, – поблагодарил его Чиун.
– Нет, я действительно надеюсь, что ты их встретишь, – повторил Римо.
Чиун поглядел на него с интересом.
– Ты обиделся, да?
– А почему я не могу обидеться? Для себя и Смита ты находишь звезд, а для меня, значит, довольно и мелкой роли.
– Мы найдем тебе кого-нибудь, вот увидишь. Кого-нибудь похожего на тебя.
– Да? И кого же?
– Сиднея Гринстрита. Я видел его по телевизору, он был совсем неплох.
– Во-первых, он умер, а во-вторых, он весил триста фунтов.
– Ну тогда, Питера Устинова.
– Он говорит не так, как я. У него акцент.
– Мы никогда не закончим фильм, если ты будешь ко всему цепляться, – заметил Чиун.
