– Как же так получилось? – спросил я. – Впрочем, вам, наверное, не хочется об этом говорить…
Последовала еще одна длинная пауза. Он включил поворотник, перестроился.
– Нет, почему же… – Он снова замолчал, и мне показалось, что я больше не услышу от него ни слова. Но он вдруг начал рассказывать: – Командир моего подразделения спецназа послал половину ребят на самоубийственное разведзадание в Тикрите, под Багдадом. Я сказал командиру, что с вероятностью девяносто девять на сто ребята попадут в засаду. Отгадайте, что произошло? Они попали в засаду, и их расстреляли из миномета. Среди них погиб мой приятель Джимми Донадио.
Он умолк. Смотрел прямо перед собой, сжимая руль обеими руками. Потом продолжил:
– Хороший парень, должен был скоро вернуться домой. У него остался ребенок, которого он никогда не видел. Я любил его, как брата. И потерял. Я набросился на командира – ударил головой. Сломал ему нос.
– Ну и дела, – сказал я, – черт возьми, не могу вас винить. Получается, вы попали под трибунал, или как это называется у военных?
Он пожал плечами:
– Мне повезло, что меня не отправили в тюрьму в Левенуэрте. Никто из командования даже не посчитал нужным разобраться, что именно произошло той ночью, и уж конечно они не хотели, чтобы в разбирательство был вовлечен Отдел криминальных расследований. Это, знаете ли, плохо сказывается на моральном облике солдат. И, что еще важнее, может стать источником негативного пиара. Так что все решилось очень просто – увольнение с лишением прав и привилегий.
– Дела, – сказал я еще раз. Я не был до конца уверен, что знаю, что такое Отдел криминальных расследований в армии, но счел за лучшее не спрашивать.
– Ну а вы работаете юристом или что-то вроде этого? – спросил мой собеседник.
– Менеджер по продажам.
– Где?
– В Entronics. В Фрэмингеме.
– Круто. Можете организовать мне скидку на плазменную панель?
Я заколебался:
– Я не продаю их в розницу, но, возможно, мне удастся что-нибудь придумать.
Он улыбнулся:
– Я шучу. Не могу себе позволить такую вещицу, даже по оптовой цене. Я обратил внимание на вашу бейсбольную перчатку. Классная. Такими пользуются профессиональные игроки. Выглядит совершенно новой. Только что купили?
– Да нет, ей около двух лет, – смутился я, – подарок жены.
– А-а. Играете?
– Редко. В основном за команду нашей компании. Софтбол, не бейсбол, но моя жена не понимает разницы.
По правде говоря, наша команда была сборищем дилетантов. Список наших проигрышей напоминал печально знаменитую полосу неудач команды Baltimore Orioles в сезоне 1998 года.
– А вы играете?
Он пожал плечами:
– Раньше играл.
В кабине грузовика опять повисла тишина.
– В школе? – спросил я.
– Меня звали играть в команду Detroit Tigers, но я так и не пошел к ним.
– Вы шутите.
– У меня была подача девяносто четыре – девяносто пять миль в час.
– Не может быть. Боже мой! – Я повернулся, чтобы получше рассмотреть его.
– Но в то время мои мысли были заняты другим. Вместо бейсбола я пошел в армию. Кстати, меня зовут Курт, – он снял правую ладонь с руля и крепко пожал мне руку. – Курт Семко.
– Джейсон Стэдман.
Последовала еще одна долгая пауза, и мне в голову пришла одна идея.
– Знаете, нам нужен питчер, – сказал я.
– Кому?
– Команде моей компании. У нас завтра игра, и нам бы не помешал приличный питчер. Как насчет того, чтобы завтра сыграть за нашу команду?
Снова долгая пауза. Потом он спросил:
– А разве игроки не должны работать в компании?
– Те, с кем мы играем, понятия не имеют, кто является сотрудником, а кто нет.
Курт молчал.
Через какое-то время я спросил:
– Ну так как?
Он пожал плечами:
– Даже не знаю.
Он уставился на дорогу с едва заметной улыбкой.
В тот момент моя идея казалась мне удачной.
Я люблю свою жену. Иногда просто не могу поверить, что такая утонченная, интеллигентная и, что уж там скрывать, невероятно красивая женщина вышла замуж за такого, как я. Она любит шутить, что наш брак – это моя самая удачная сделка. Я не спорю. В конце концов, мне действительно удалось ее заключить.
Когда я вошел, Кейт сидела на диване и смотрела телевизор. У нее на коленях покоилась тарелка с попкорном, рядом на журнальном столике стоял бокал белого вина. Она была одета в старенькие выцветшие спортивные шортики, которые носила еще в старших классах школы – они отлично подчеркивали ее длинные загорелые ноги. При моем появлении она вскочила с дивана и подошла, чтобы обнять меня. Я поморщился от боли, но Кейт ничего не заметила.
– Боже мой, – сказала она, – я так за тебя волновалась.
– Со мной все в порядке, я же сказал тебе. Единственное, что серьезно пострадало в аварии, – это моя гордость. Ну и водитель эвакуатора тоже решил, что я полный идиот.
– Джей, ты уверен, что с тобой все в порядке? Ты был пристегнут или нет? – она освободилась из моих объятий, чтобы получше рассмотреть меня. У нее были замечательные глаза темно-орехового цвета с зеленым огоньком, пышные темные волосы, хорошо очерченная линия подбородка и высокие скулы – настоящая кинозвезда в стиле сороковых годов прошлого века, настоящая Кэтрин Хёпберн. Очарования ей добавляло и то, что сама она считала себя довольно невзрачной, а черты лица – слишком крупными и чрезмерно резкими. Однако сегодня ее красота несколько потускнела – глаза были припухшими и красными от слез. Несложно было заметить, что сегодня ей довелось много плакать.
– Машина просто съехала с дороги, – объяснил я, – со мной-то все нормально, а вот машина сильно пострадала.
– Машина… – Кейт безразлично махнула рукой, словно моя «акура» была чем-то незначительным, вроде рулона туалетной бумаги. Думаю, она унаследовала эти аристократические жесты от своих родителей. Видите ли, Кейт родом из очень богатой семьи. Вернее, в стародавние времена ее семья была очень богатой, но до ее поколения деньги не дошли. Семейное состояние Спенсеров сильно сократилось в 1929 году, когда ее прадед умудрился сделать неосмотрительные инвестиции накануне великой депрессии, и окончательно растворилось благодаря усилиям ее отца, который был алкоголиком и умел только тратить деньги, а не управлять ими.
Все, что досталось Кейт, – это частично оплаченное престижное образование, хорошо поставленный голос, множество состоятельных друзей семьи и их дружное сочувствие, а также полный дом антикварных вещей. Теперь большая часть этого хлама была втиснута в четыре комнаты, из которых, собственно, и состоял наш небольшой дом в колониальном стиле в Бельмонте.
– Как ты добрался до дома? – спросила она.
– Меня подбросил водитель эвакуатора. Интересный парень – бывший десантник.
– Хмм, – произнесла Кейт с наигранным интересом, который был мне так хорошо знаком.
– Это и есть ужин? – поинтересовался я, указывая на тарелку попкорна на журнальном столике.
– Дорогой, прости меня. Сегодня у меня не было настроения готовить. Хочешь, я что-нибудь быстренько тебе соображу?
Я представил себе затаившийся в холодильнике кусок тофу и внутренне содрогнулся.
– Не беспокойся, я найду что-нибудь сам. Иди сюда, – я снова обнял ее. Стерпел боль, на этот раз даже не поморщившись. – Забудь о машине. Я волнуюсь за тебя.
Неожиданно она горько разрыдалась, уткнувшись мне в грудь. Я чувствовал, как вздрагивают ее плечи и как моя рубашка намокает от ее горячих слез. Я обнял ее как можно крепче.
– Я просто… Я просто очень надеялась… что на этот раз получится, – всхлипывала она.
– Может быть, выйдет в следующий раз. Ну же, нам просто нужно набраться терпения.
– Неужели ты правда не беспокоишься об этом?
– Я могу переживать только о том, на что я могу повлиять, – ответил я.
Через некоторое время мы уже сидели рядышком на диване – чертовски неудобном и жестком, словно садовая скамейка, – вне всяких сомнений, это был бесценный английский антиквариат. По каналу Discovery показывали документальный фильм про бонобо – особый вид шимпанзе, которые, похоже, были умнее и цивилизованнее, чем современные люди. Согласно утверждению создателей фильма, бонобо живут в матриархальном обществе. Камера запечатлела, как самка бонобо пытается соблазнить самца, вытягивая ноги и приставляя свои ягодицы прямо к его морде. Ведущий назвал это «презентацией». Я подавил в себе желание высказать что-нибудь едкое насчет наших супружеских отношений, которые практически прекратили свое существование. Не знаю, может быть, дело в гормональном лечении от бесплодия, но наша половая жизнь больше походила на половую смерть. Я даже не помню, когда Кейт устраивала «презентацию» в последний раз.
