Нет, произнес он про себя и потряс головой, чтобы прогнать дурные мысли. Нет. Только не ребенка. Он попытался переключиться, вспомнил, что с утра не выпил кофе, и ужаснулся. Ведь он был готов уже долить молока в чашку, и только странное поведение кошки отвлекло его от этого занятия; Господи, он был на волосок от гибели! Один глоток — и он был бы мертв, так же, как Итен. Его передернуло от страха. Воображение живо нарисовало ему картину собственной смерти — труп, навалившийся на стол, в смертельном расслаблении мышц обделавшийся мочой и фекалиями… Через пару дней его бы уложили в гроб и похоронили… А может и нет, если Сара и Клер тоже успели бы выпить молока — кто знает, кому и когда пришло бы в голову зайти к ним проведать, что случилось. Так бы и разлагались они все вместе в своем доме, как в могиле.
Сердце зашлось от страха и гулкими ударами отдавалось в горле.
Сара. Он услышал ее торопливые шаги по ковровой лестнице со второго этажа и подошел к дверному проему в тот момент, когда она уже спустилась и собиралась проскользнуть мимо него в гостиную.
— Где ты была, моя хорошая? — мягко произнес он, загораживая ей путь.
— В ванной. — Она беспокойно выглядывала что-то у него за спиной, пытаясь пройти.
— А что у тебя в руке?
— Аспирин.
— Зачем?
— Для Итена.
От ее наивной уверенности в том, что таблетки помогут ее маленькому братику, если она поспешит, горечью свело скулы. Ему пришлось крепко зажмуриться, чтобы взять себя в руки.
— Не надо, милая, — хрипло произнес он.
— Ну может, он не совсем умер? Вдруг таблетки помогут.
— Нет, милая. — Он уже не мог говорить, горло душили спазмы.
— Тогда я дам их маме!
Это было уже слишком. Нервы не выдержали.
— О Боже, — закричал он, — ну почему ты никогда меня не слушаешься! Я же сказал — нет!
Машина “скорой помощи” затормозила у подъезда. С порога он крикнул быстро пересекающему залитый солнцем газон водителю:
— Почему вы ехали без сирены?
— А зачем? В это время машин немного…
— Но вы так долго добирались!
— Совсем не долго. Десять минут. Черт побери, это очень быстро, если учесть, что мы ехали через весь город.
Водитель, длинноволосый, с усами и бакенбардами, был молод. Коротко стриженный, с аккуратным пробором врач, следовавший за ним, казался еще моложе.
Господи, подумал он, неужели они не могли прислать кого-нибудь постарше?
Пока они шли через гостиную к кухне, он пытался объяснить им, что произошло. Увидев Клер, они застыли. На ее лице, еще больше осунувшемся, резко выступали скулы. Широко раскрытые глаза странно блестели. Она вздрогнула, увидев приближающегося врача, и изо всех сил прижала ребенка к. груди. Только совместными усилиями им удалось высвободить тельце из ее рук. Все это было ужасно.
Врач послушал, бьется ли сердце, потом посветил в зрачки, чтобы удостовериться в смерти.
— Он очень маленький, уже начал остывать, — зачем-то объяснил врач. — Лучше забрать его, чтобы она его не видела.
Но в тот момент, когда водитель собрался отнести тельце в машину. Клер дико вскрикнула и вцепилась в него.
— Помогите мне, — бросил доктор, крепко держа ее руку и протирая ваткой предплечье. В ноздри ударил резкий запах спирта. Борну было невыносимо мучительно удерживать вырывающуюся изо всех сил жену. Он повторял только как заведенный: “Клер… Пожалуйста, Клер…” Мелькнула мысль, что ее надо бы ударить, чтобы привести в чувство, но он понял, что сделать это не в состоянии.
Доктор резко ввел иглу. Клер дернулась так, что ему показалось — кожа прорвется, но все обошлось благополучно. Шприц уже был в руках врача. Потом они с трудом подняли ее и повели через гостиную в спальню. По дороге она цеплялась за все, что можно, и только повторяла: “Мой малыш, где мой малыш?”
Кое-как им удалось уложить ее на кровать, но Клер продолжала метаться и стонать, исступленно умоляя отдать ей ее ребенка. Через некоторое время она ослабела, повернулась на бок и заплакала, уткнувшись, лицом в ладони и поджав колени. Только теперь они отпустили ее.
— Успокойтесь, пожалуйста, — уговаривал ее врач. — Расслабьтесь и постарайтесь ни о чем не думать.
Он подошел к окну и поплотнее задернул шторы. Комната погрузилась в полумрак. Постель с утра была еще не убрана. Клер лежала на сбившихся простынях, не переставая, громко, в голос, плакала, прерываясь на секунду лишь для того, чтобы набрать воздуха. Дома она обычно носила старенькие джинсы, но в это утро одела оранжевую плиссированную юбку, которая сейчас задралась и обнажила бедро, обтянутое голубыми шелковыми трусиками. Он взглянул на доктора и в некотором смущении потянулся, чтобы одернуть юбку. Клер дернулась, чтобы избежать прикосновения его руки.
— Расслабьтесь, — повторил доктор. — Сейчас подействует снотворное. — Он наклонился, вслушиваясь в ее дыхание и всхлипы, потом медленно выпрямился. Кровь прилила к голове, и его тонкокожее светлое лицо покраснело. — Лекарство подействовало. Сейчас она уснет, — проговорил он, взъерошив пятерней волосы. — А вы как себя чувствуете?
— Не знаю, — хрипло откликнулся он. В горле пересохло. — Кажется, ничего. Да, думаю, все в порядке.
— Ну и хорошо, — кивнул доктор и вынул из своей сумки пластиковый пузырек с желтыми продолговатыми таблетками. — Вот, возьмите. Парочку примите сейчас и запейте стаканом воды. А эти две — перед сном. И одну дайте вашей дочери. Только пусть обязательно тоже запьет целым стаканом воды.
Он вспомнил о Саре. Куда она могла подеваться? Она спускалась вниз, а потом, когда приехала “скорая”, он ее больше не видел.
— Погодите, — спохватился он. — Вы не снотворное мне даете?
— Нет, разумеется. — Врач отвел взгляд. — С вами же все в порядке.
— Я совсем не хочу засыпать.
— Это просто успокаивающее. Честное слово. В крайнем случае, может слегка кружиться голова, так что лучше не садиться за руль и ни в коем случае не пить спиртного — свалитесь.
Клер едва слышно всхлипывала во сне.
— Я побуду здесь, пока она совсем не успокоится, — проговорил доктор. — А вы идите и примите таблетки.
Мужчина бросил взгляд на жену, потоптался в нерешительности и вышел из комнаты.
Он пересек холл и направился в ванную. Размышляя об отравленном молоке, он смотрел не отрываясь на стакан с водопроводной водой. Вода была мутноватой, как это часто бывает после нескольких дней проливных дождей. Мысль о яде не покидала его.
А что, если таблетки тоже отравлены? Нет, это сумасшествие. Если бы Кесс действительно решил поступить таким образом, он бы наверняка выбрал для этого кого-нибудь постарше, посолиднее, больше похожего на врача. Человек от Кесса назвал бы свое имя, для правдоподобия упомянул бы название больницы, из которой приехал. Но этот парень ничего не сказал, просто сразу принялся за работу.
Известковый привкус воды не дал возможности почувствовать вкус таблеток, если таковой и был. Он кинул их одну за другой в рот и судорожно, большими глотками, выпил стакан. Потом поставил его и несколько раз плеснул в лицо крупными пригоршнями холодную воду.
Он же знал, что за человек этот Кесс! Знал еще до того, как с ним встретился. Так что же, черт побери, нашло на него тогда?
Год назад, в декабре, трое лейтенантов Кесса были обвинены в попытке преднамеренного убийства. Это случилось в Хартфорде, штат Коннектикут. Они нацелились на сенатора, баллотирующегося на третий срок. Его выступление было широко разрекламировано прессой. Прямо под сценой, с которой он произносил свою речь, была установлена термическая мина, но взорвалась она в тот момент, когда сенатор спустился в зал, чтобы пообщаться с публикой. Осколками тяжело ранило восемь человек, сидевших в первых рядах. Эти лейтенанты принадлежали к трем коннектикутским филиалам организации Кесса и оказались вполне уважаемыми в обществе людьми. Один был полицейским, другой — пожарником, третий — преподавателем ботаники. Через день был обстрелян из минометов молодежный негритянский лагерь в штате Нью-Йорк. Множество юношей и девушек погибли от осколков, троих буквально разнесло на куски от прямых попаданий, еще несколько сгорели в пламени пожара, охватившего помещение. Все произошло за какие-нибудь четверть часа. Ближе к ночи полиция обнаружила уединенный охотничий домик, использовавшийся людьми Кесса как учебный центр. Полицейские арестовали пятерых лейтенантов и захватили восемь пулеметов, три базуки, два миномета, противотанковое реактивное ружье, два автоматических карабина “браунинг”, восемь радиостанций, множество пистолетов, охотничьих ружей, дробовиков и десять тысяч патронов.
Оба раза Кесс всячески отрицал свою причастность к этим событиям. Он изображал негодование и потрясение случившимся. Но через неделю, под Рождество, полиция нагрянула и в его дом в Провиденсе, штат Ред-Айленд, где обнаружила двенадцать незарегистрированных автоматов “томпсон” и два ящика гранат. Его обвинили в нарушении федерального закона об огнестрельном оружии и в организации заговора с целью нападения на арсенал Национальной гвардии штата Иллинойс.
