– Джон, но все зовут меня Айви.
– А мне, Айверсон, не понравилось, как вы толкались под дверью капитана и рядом с комнатой для допросов. У нас в Лос-Анджелесе копов, которые подсматривают, подслушивают и нарушают правила, называют шустрилами. Мне плевать, обиделись вы или нет. Вы и есть шустрила. Только вздумайте устроить мне неприятности, я сразу отправлюсь к Фелтону и устрою вам. Заявлю, что застал вас у себя в номере. А если этого окажется недостаточно, добавлю, что выиграл накануне шесть сотен в рулетку, но после вашего появления деньги исчезли из бюро. Ну как, все еще хочешь заниматься допросом?
Айверсон схватил его за воротник:
– Ты со мной не шути, Босх!
– А ты со мной, Айви.
Айверсон усмехнулся, ослабил хватку и отступил. Босх поправил рубашку и галстук.
– Пошли, ковбой! – предложил Айверсон.
Они шагнули в комнату для допросов. Гошен сидел с закрытыми глазами, подсунув ладони под затылок и положив ноги на стол. Айверсон взглянул на разорванный металл, где наручники прикреплялись к кольцу, и его щеки вспыхнули от гнева.
– А ну-ка, дерьмо, встать! – приказал он.
Гошен поднялся, держа скованные руки над головой. Айверсон достал ключ и снял один наручник.
– Что ж, повторим, – процедил детектив, завел его руки за спину, посадил и продел наручники за стальную перекладину спинки стула. Пододвинул ногой себе стул и сел наискосок от арестованного. Босх устроился с другой стороны.
– Отлично, фокусник Гарри Гудини, теперь за тобой еще и порча государственной собственности.
– Ай-ай-ай, Айверсон. Убого. Очень убого. Похоже на тот раз, когда ты завалился в клуб и отвел Синду в кабинет прихотей. Мне показалось, что ты назвал это допросом. А она заявила, что это было нечто иное. Сегодня чем мы закончим?
Лицо детектива исказилось гневом. А Гошен, радуясь, что ему удалось зацепить полицейского, гордо выгнул грудь и усмехнулся.
Босх двинул его столом в солнечное сплетение. Великан согнулся пополам и задохнулся. Босх вскочил, обогнул стол, на ходу доставая цепочку от ключей, на которой висел перочинный нож. Открыл лезвие, прижал Гошена грудью к столу и обрезал косичку на затылке. Затем вернулся на свой стул и, когда арестованный распрямился, бросил перед ним его скрученные, длиной в шесть дюймов волосы.
– Косички вышли из моды свыше трех лет назад. Ты, наверное, об этом не слышал?
Айверсон раскатисто расхохотался. Гошен посмотрел на Босха бледно-голубыми глазами, в которых души, казалось, было не больше, чем в кнопках какой-нибудь машины. Но ничего не сказал – показывая, что способен терпеть. Он – крепкий орешек. Босх по опыту знал: вечно терпеть не может никто, когда-нибудь да сломается.
– У тебя проблема, Лакки, – заметил Айверсон. – Большая проблема.
– Стой! Я не хочу с тобой общаться. И не хочу, чтобы ты со мной говорил. Ты говнюк и слабак, я тебя не уважаю. Пусть говорит кто-нибудь другой. Вот он. – Гошен кивнул на Босха.
Возникла пауза, во время которой Босх переводил взгляд с арестованного на детектива.
– Пойдите выпейте кофе, – предложил он Айверсону. – Мы здесь разберемся.
– Но вы…
– Пойдите выпейте кофе! – перебил его Босх.
– Вы уверены? – У Айверсона был такой вид, словно его турнули из студенческой компании, потому что остальные ребята решили, что он им не подходит.
– Уверен. Текст с правами при вас?
Детектив вынул из кармана сложенный листок и швырнул на стол.
– Я буду за дверью.
Когда Гошен и Босх остались вдвоем, они некоторое время изучали друг друга. Наконец Босх произнес:
– Хочешь закурить?
– Не изображай доброго полицейского. Говори, что к чему.
Босх пожал плечами, встал и достал цепочку с ключами. Но на сей раз открыл один из наручников. Гошен принялся растирать запястье, пытаясь восстановить кровообращение. Ему попалась на глаза косичка, и он сбросил ее со стола на пол.
– Вот что я тебе скажу, начальник. Я был в таком месте, где что бы со мной ни делали, все равно не могли пронять. Был и вернулся.
– Эка невидаль! Кто не посещал «Диснейленд»?
– Я не о твоем гребаном «Диснейленде». Я провел три года в каталажке в Чихуахуа. Меня там не смогли сломать, и ты не сумеешь.
– Вот что я тебе скажу. За свою жизнь мне пришлось убить немало людей. И если возникнет необходимость, у меня не дрогнет рука. Ни на мгновение. Речь не о том, Гошен, какой я полицейский – плохой или хороший. Это не кино, в котором плохие парни непременно носят косички. Это – настоящая жизнь. Ты для меня не больше чем кусок мяса. И я намерен тебя раздавить. Теперь все зависит от тебя – насколько болезненно и как глубоко тебе падать.
Гошен усмехнулся:
– Ну хорошо. Вот мы и познакомились. Теперь побеседуем. И я возьму у тебя курево.
Босх пододвинул к нему пачку и спички. Арестованный закурил, Босх молча ждал, пока он выпустит первый клуб дыма.
– Но сначала вот это. Ты знаешь порядок, – начал Босх и, развернув оставленный Айверсоном листок, зачитал Гошену его права. Тот расписался на бумаге.
– Нас записывают?
– Пока нет.
– Тогда выкладывай, что у тебя есть.
– Отпечатки твоих пальцев обнаружены на теле Тони Алисо. Пистолет, что мы нашли у тебя за бачком, сегодня отправится в Лос-Анджелес. Отпечатков хватает. Но если установят, что найденная в трупе Алисо пуля выпущена из твоего пистолета, тебе крышка. Какое бы ты ни соорудил себе алиби, что бы ни наплел, будь твоим адвокатом сам Джонни Кочран, ты будешь не просто куском мяса, а дохлым куском мяса.
– Пистолет не мой. Подбросили, мать вашу… Ты это знаешь не хуже меня. С пистолетом у вас не выгорит.
– Намекаешь, я подбросил? – Босх заметил, что лицо Гошена покрылось капельками пота.
– Устроили шоу! Не знаю, кто подбросил: ты, Айверсон или кто-нибудь еще. Подстава, вот что это такое.
Босх постарался подавить вспышку гнева и произнес:
– Будешь настаивать на своем, пеняй на себя. Подержат десяток лет в одиночке, а затем привяжут и воткнут иголку в руку. Скажи спасибо, что теперь нет газовых камер и вашему брату легче.
Босх откинулся назад, но помещение оказалось настолько тесным, что спинка стула уперлась в стену. Он достал лечебный карандаш и снова намазал губы.
– Ты наш, Гошен. У тебя осталось маленькое окошко, то есть ты пока держишь крохотный кусочек собственной судьбы.
– Какое окошко?
– Тебе прекрасно известно. Такие, как ты, пальцем не пошевелят без того, чтобы им не приказали. Сдай того, кто велел тебе убить и уложить Тони Алисо в багажник. Но учти: это не сделка, и я не вижу никакого просвета в конце тоннеля.
Гошен судорожно выдохнул и потряс головой:
– Я этого не делал. Не делал!
Босх не ожидал, что он ответит иначе. Арестованного еще предстояло сломать. Он перегнулся через стол и проговорил:
– Хочу, чтобы ты понял: я не пудрю тебе мозги. Может, это сэкономит нам время.
– Валяй, только учти – это ничего не изменит.
– В пятницу вечером на Энтони Алисо был черный кожаный пиджак с лацканами шириной два дюйма.
– Ты понапрасну тратишь время…
– Ты схватил его вот так. – Босх обеими руками стиснул воображаемые лацканы на воображаемом пиджаке. – Вспомнил? Я трачу время понапрасну? Вспомнил или нет? Теперь признайся, кто кому пудрит мозги?
Гошен покачал головой, но Босх знал: счет в его пользу. В памяти арестованного уже что-то забрезжило.
– Вот какое нехорошее дело: выделанная таким образом кожа сохраняет аминокислоты отпечатков пальцев, как сообщили эксперты. Мы получили отличные отпечатки. Убедительные для окружного прокурора и большого жюри. Убедительные для того, чтобы нам явиться в твой дом и взять тебя с потрохами.
Босх подождал, пока Гошен взглянул на него.
– В твоем доме найден пистолет. Если будешь запираться, придется ждать результатов баллистической экспертизы. Но у меня предчувствие, что все подтвердится.
Гошен грохнул обеими руками по металлической крышке стола. Звук был такой, словно эхо раскатилось после выстрела.
– Подстава! Ваши люди подбросили…
Дверь распахнулась, и в комнату ворвался Айверсон. Он держал пистолет, как киношный коп.
– Все в порядке?
– Да, – отозвался Босх. – Лакки немного нервничает. Дайте нам несколько минут.
Айверсон молча удалился.
– Вот выставляется, – прокомментировал Гошен. – А ведь больше ни на что не способен. Как насчет телефонного звонка?
Босх навалился грудью на стол.
– Можешь звонить, только не ошибись. Мы же оба понимаем, что это будет не твой адвокат, а Джоя Маркса. А теперь подумай, чьи он станет защищать интересы? Твои? Нет, Джоя Маркса. – Босх поднялся. – Придется тебе это все устроить.
– А ты меня все-таки не взял. Отпечатки? Недостаточно. Пистолет? Подбросили – каждый понимает.
– Говори, говори… Завтра утром я все узнаю из баллистической экспертизы.
Трудно было понять, клюнул арестованный или нет.
– У меня алиби! – крикнул Гошен.
