— Когда он обанкротился, вы потеряли все?
— К несчастью, да.
— Гарри это, наверно, беспокоило.
— Не так чтобы очень. Он, разумеется, помнил о своем долге, но особенно не переживал.
— Он заключил с вами какой-нибудь договор на этот счет?
— Да, заключил.
— Мне бы хотелось узнать — какой.
Прингл пожал плечами и полез в стол. Достал из ящика конверт и подал его Гримстеру со словами:
— Здесь светокопия. Подлинник у моего адвоката, — и широко улыбнулся. — А если не у моего, так у другого.
Гримстер вынул документ из конверта и начал читать. Текст был краток, но ясен. Гримстер прочитал его дважды. Прингл тем временем сидел и молчал. Диллинг передавал в пользу Прингла одну седьмую выплат и гонораров, могущих возникнуть при продаже всех или части авторских прав на открытия и изобретения, которые Гарри сделает за свою жизнь. А после смерти Диллинга эти права переходят в вечное владение Прингла, вольного распоряжаться ими по своему усмотрению.
Чайник засвистел, Прингл встал и потянулся к заварке.
— Документ составлен после банкротства, — заметил Гримстер.
— Верно. До него были небольшие ежемесячные отчисления. Составив этот документ, Диллинг нашел способ расплатиться со мной. Я просил его не беспокоиться, но он настоял на своем. Иногда он бывал необычайно щепетильным. Не всегда, но бывал, и в такие минуты переубедить его было невозможно. А мне, сказать по правде, на те деньги наплевать. Легко пришли — легко и ушли.
— Говорил ли он вам об изобретении, которое намеревается продать Ведомству?
— Только в самых общих чертах.
— Вы знаете, в чем его суть?
— Нет, хотя догадываюсь, что это связано с его основной работой.
— Он называл свой проект как-нибудь?
— Да. «Корольком».
— А почему?
— Понятия не имею. По-моему, это первое, что пришло ему в голову. — Прингл налил Гримстеру чаю в большую кружку с изображением трубящего африканского слона. — Если хотите покрепче, скажите. Я положу еще пакетик. — Он поднес Гримстеру сахарницу, приглашая брать рафинад руками.
— Вы знали, что незадолго до смерти Диллинг спрятал все документы, касающиеся этого изобретения?
— Да. Он мне говорил.
— Когда?
— В день своей смерти.
— В какое время?
— Около четырех утра. Он позвонил мне и предложил поболтать.
— В такой час?…
— Гарри не видел в этом ничего особенного. Если он не мог заснуть, то звонил мне. И мы болтали. В тот раз он просто сказал, что не доверяет Ведомству, а потому решил спрятать бумаги от греха подальше.
— Но не сказал, куда?
— Нет.
— По-моему, вы не совсем честно ответили на мой вопрос.
— Каждый имеет право отвечать так, как считает нужным. — Это было сказано любезно, однако в словах Прингла впервые послышались сила и твердость, вызванные зарождающейся неприязнью.
Гримстер решил сделать вид, что не заметил этого. Он спросил:
— Вы были с Гарри, когда его лишили водительских прав?
— Да.
— Это случилось между Лутоном и Лейтоном, не так ли?
— Да.
— Что вы оба там делали?
— Гарри остался у меня на выходные. Тогда мои дела шли плохо; я еще не купил этот магазин, а работал в фирме по строительству дорог в Блэкли. — Он замолчал, отхлебнув из кружки с нарисованной стаей фламинго. — Мистер Гримстер, почему бы вам не перейти прямо к цели вашего визита?
— А вы о ней догадались?
— Конечно. Вам хочется узнать, кому я продал договор Гарри, сколько получил за него и прочее.
— Допустим. Так кому вы его продали?
— Это мое дело.
— Сколько вы за него получили?
— К счастью, очень много. Больше, гораздо больше, чем задолжал мне Гарри.
— Что вы еще продали?
— Больше ничего.
— Мистер Прингл, давайте рассуждать здраво. Пока мы беседуем, как культурные люди. Я спрашиваю, вы отвечаете. Но если вы откажетесь рассказать то, что знаете, мне придется отвезти вас туда, где вас заставят отвечать. Уверяю, наши методы не отличаются гуманностью.
— Знаю, знаю. Копаясь в дерьме, нельзя не замарать руки.
— Вы заговорили, как Диллинг.
— Верно. Поэтому он и спрятал бумаги.
— Ладно, мистер Прингл, а теперь отвечайте без запинки. Кроме договора, которому пока грош цена, вы продали что-то еще. То, что действительно стоит денег. Что?
Мгновение Прингл колебался. Из раскрытого окна доносилось чириканье ссорившихся во дворе воробьев. Наконец Прингл пришел к определенному решению и ответил:
— Я продал информацию. Гарри был не дурак. Он спрятал бумаги, чтобы ваши люди не смогли добраться до них раньше заключения сделки. Не упустил он из виду и того, что за это время с ним самим может что-нибудь случиться. Он чувствовал ответственность за Лили, помнил об обязательствах, данных мне. Он не хотел, чтобы бумаги пропали бесследно. Поэтому во время того ночного звонка он рассказал, как отыскать их, если произойдет с ним что-нибудь неладное.
— Он сказал вам, где они спрятаны?
— Гарри был не такой. Он объяснил, как я могу узнать их местонахождение. Именно эти сведения, мистер Гримстер, я и продал вместе с договором.
Гримстер покачал головой:
— Быть может, вы разбираетесь в птицах. Но в людях не смыслите ничего. Ваши дела очень плохи. Вы связались с теми, кто убьет вас, если вы им поможете.
— Вы пытаетесь меня запугать?
— Мои слова и впрямь пугают вас, потому что вы понимаете — это правда. Взгляните. — Гримстер поднял руку, повернул ее тыльной стороной ладони к Принглу, чтобы солнечный свет из окна попал на изображение птички. — «Помимо всего прочего», — сказал убийца, и это была его ошибка. Они пытались убить меня не потому, что хотели уничтожить, а потому, что хотели кое-что у меня отнять. А кроме этого перстня, Прингл, у меня ничего с собой не было. Вам знаком этот перстень, хотя вы очень стараетесь не смотреть на него. Вы были с Гарри, когда он с его помощью гипнотизировал Лили и заставлял ее перед вами выкидывать всякие фокусы. Когда Гарри позвонил вам, я не сомневаюсь, он сказал приблизительно так: «Если со мной что-нибудь случится, по перстню ты все узнаешь». Больше, я думаю, он не сообщил. Он же любил таинственность, полунамеки…
— Да, именно так он и сказал.
— Но вы все равно догадались.
— Конечно. Это я давным-давно подарил Гарри перстень. Я раскопал его в антикварной лавке в Эдинбурге. Золотой ободок, на котором держится картинка, отвинчивается, под картинкой есть углубление.
— Знаю, Прингл. Я сам обнаружил это сегодня утром. То, что было в перстне, я вынул. Но находка требует объяснения. Это можешь сделать — и сделаешь! — ты, потому что другого способа спасти свою шкуру у тебя нет. Ты расскажешь мне, что это значит, и, не теряя ни секунды, уберешься из страны к чертовой матери. Брось свой магазин, позвони в ближайшее отделение «Общества борьбы против жестокого обращения с животными» и оставь зверей на их попечение. Через полгода о тебе забудут. Я их знаю. К тому времени у них найдутся другие заботы. Но недели две они тебя будут преследовать. Я понятно выражаюсь?
— Понятно, да не очень утешительно, мистер Гримстер. — Прингл встал с чашкой в руках. — Хотите еще чаю?
— Нет. И не пытайся меня провести. Ты попал в беду. Помоги мне, и я помогу тебе убраться в безопасное место: укажу его, дам валюты.
Прингл стоял спиной к Гримстеру, наливал себе чай, заслоняя собой почти все окно, выходящее во двор. Когда он наклонил чайник над чашкой, птицы у кормушки вдруг заволновались, беспокойно защебетали, захлопали крыльями, и тут Гримстер сообразил, что они подняли тревогу неспроста. Ведь к Принглу они привыкли. Когда тот появлялся у окна, птицы должны были лететь к нему, а не от него. А сейчас они, хлопая крыльями, спасались бегством. Вдруг широкая спина Прингла дернулась вниз, он пригнулся, и окно стало видно полностью. Гримстер скатился со стула, заметив на улице темный силуэт человека. Человека, появившегося по какому-то сигналу Прингла, условленному сигналу. Гаррисон был достаточно умен, чтобы признать собственную ошибку, быстро сообразить, что сболтнул лишнее, и как можно скорее возвратить преимущество, которого временно лишился. Пуля, выпущенная незнакомцем, ударилась о стену за стулом Гримстера и, будь он еще там, попала бы ему в голову.
Гримстер покатился к двери и, как только высвободил правую руку, метнул чашку в верхнюю половину окна. Стекло разбилось, осколки посыпались в раковину и на подоконник. Незнакомец выстрелил еще раз. Пуля попала в кормушку, а Гримстер вскочил, распахнул дверь и побежал.
Он вылетел в переулок, перешел на шаг и не спеша спустился к шоссе; на ходу стряхнув штукатурку с одежды, привел себя в порядок, поправил манжеты и галстук. На рукаве появилось грязное пятно, при виде которого Гримстер улыбнулся, вспомнив, что Лили сказала однажды о его аккуратности. Он пошел в парк, где стояла его машина. Оставаться в городе было бессмысленно. Стрелял в него не Гаррисон. И для Прингла уже ничего нельзя сделать. Они возьмут его и будут держать взаперти, надеясь когда-нибудь им воспользоваться. А если такого случая не представится, его, возможно, даже выпустят — но сначала, вероятно, потребуют вернуть деньги — или уничтожат, что вернее. Интересно, кому первому пришла мысль связаться с Принглом? Не Гаррисону ли? Как бы там ни было, до этого мог додуматься только тот, кто понимал характер Диллинга. Когда Гарри прятал бумаги, он и не собирался искушать судьбу. Эта черточка его натуры слишком поздно стала понятной Гримстеру. Как-нибудь и где-нибудь — конечно же, не в памяти Лили — Гарри должен был оставить разгадку, но понятную не каждому, а лишь такому, как Прингл: кто знал характер Диллинга, его жизнь и образ мыслей. Но теперь до Прингла не добраться, поэтому аккуратно сложенный листочек тонкой бумаги, найденный в перстне, не может помочь Гримстеру. Листочек спрятан в надежном месте, но, как сообразил Гримстер, заводя машину, это не имеет уже никакого значения.
