Понимаете, Мона была всем, что у меня осталось. Всем, что я получил за то, что сделал. А мне нужен был кто-то рядом. Кто-то почти всегда был со мною рядом.
Я вышел купить еще виски, после чего у меня не осталось ни цента. Я вернулся, и мы стали говорить и пить. Потом говорила только она, а я пил. Вскоре я уже пил в полной тишине.
Она уснула, положив голову мне на колени. Я тоже забылся сном. Когда настало утро, мы были все там же, на кушетке.
Я сделал нам кофе и тосты — не хотел, чтобы она возилась с моей жратвой. Я велел ей топать домой и собрать все, что она хочет взять в дорогу. Она поспешила к себе, а я вернулся в спальню.
Все вещи Джойс я засунул в большую картонную коробку. Одежду, косметику и туалетные принадлежности — все. Вынес коробку в переулок и поставил ее рядом с мусорным баком. Потом поехал в магазин.
Сборщики все уже отметились и разъехались, Стейплз сидел в одиночестве. Он вернул мне договор на продажу столового серебра, я чиркнул спичкой, бросил вспыхнувшую бумажку на пол и растоптал клочки до мельчайшего пепла.
— Как неопрятно, — заметил Стейплз, надув губы. — Но, пожалуй, мне не следует тебя упрекать… Насчет денег, Фрэнк. Я решил заплатить тебе целых пятьдесят долларов.
Я взял деньги, не говоря ни слова. Потом взглянул на него — неторопливо и жестко. Затем повернулся и направился к выходу.
— Фрэнк… — В его голосе слышалась тревога. — Какие… э-э… какие у тебя планы, Фрэнк?
— А тебе какое дело?
— Но я всегда беспокоился о тебе, мальчик мой. Всегда. И как только я понял, что ты, вне всяких сомнений, захочешь уехать…
Тут я стал кое-что понимать. Он был встревожен. Он ведь не какой-то наемный работник, который может уволиться без предупреждения. Надо будет сперва провести инвентаризацию товаров и аудит. Это займет две-три недели. А Стейплзу не хотелось, чтобы я в это время был в городе. Я ведь мог отчаяться, понимаете? Мог напиться и повздорить с полицией… а там, глядишь, и язык бы у меня развязался.
— Да не знаю, — неспешно произнес я. — С какой стати мне уезжать? Я подумал, останусь-ка лучше здесь.
Он обиженно посмотрел на меня, но выдвинул ящичек кассы. Достал оттуда все деньги, пересчитал их и сунул мне в окошко.
— Четыреста сорок семь долларов, Фрэнк. Почти пятьсот с теми пятьюдесятью, что у тебя уже есть. Неплохое подспорье в путешествии.
— Мне здесь нравится, — сказал я. — Я никуда не собираюсь.
— Ну же, Фрэнк…
— Если, конечно, ты не расщедришься получше. Черт возьми, хотя бы на тысячу! При всем том, что у тебя есть…
— Но с собой у меня ничего нет. Деньги припрятаны в надежном месте и останутся там, пока я не уволюсь.
— Ладно… ладно, — сделал я еще одну попытку. — Тогда выпиши мне чек. Выдай мне чек на пять сотен.
— Ах… — Стейплз ухмыльнулся и покачал головой. — Мальчик мой, ты неисправим. Какой еще чек?.. Я еще не совсем спятил, благодарю покорно. У меня и так почти весь баланс уйдет на то, чтобы возместить взятое в кассе.
Я был уверен, что он врет, но толку-то с моей уверенности? Он был слегка встревожен — не напуган, — и я уже извлек из его тревоги все возможное.
Поэтому я взял деньги и уехал.
…Я был должен двести тридцать за машину. Заплатил их (не мог позволить, чтобы у меня на шее висела еще и клятая страховая компания) и вернулся домой. Мона сидела там и ждала моего возвращения. Я собрал вещи и загрузил весь наш багаж в машину. Багажа получилось много, потому что я решил взять еще и вещи Джойс. Они были без монограмм и довольно хорошие, и я подумал, что было бы странно их оставлять.
Обычно мои дела весьма неплохо шли в Омахе. То есть так же хорошо, как и в других местах. Туда-то я и направился. Когда стемнело, мы были уже там. Остановились перекусить в дешевой забегаловке. Официантка принесла мне газету. Я заглянул в нее — и мы тут же из Омахи уехали.
Мы снова двинулись в путь, и я крутил баранку почти круглосуточно. Сперва Де-Мойн. Потом Гранд-Айленд. Затем Денвер… В Денвере я продал машину за паршивые триста двадцать пять долларов, и мы стали путешествовать на автобусе.
Наверное, Мона пыталась понять, что происходит. А может, и нет. Она слишком плохо разбиралась в жизни, чтобы осознать, хорошо или плохо идут дела, так что, может, ни о чем и не задумывалась.
Я получил по полной, братцы, понимаете, о чем я? И похоже, все продолжалось в том же духе. Да, Стейплз пустил копов по ложному следу (сказал им, что я оформил паспорт моряка и, возможно, собираюсь уйти в плавание), но большого толку в этом не было. Ни в чем не было большого толку. Стрижка ежик, очки в роговой оправе, усы. Я все еще был чертовски напуган и боялся где-то задержаться.
Мне было паршиво — так омерзительно паршиво, как никогда в жизни. Это… проклятье, но какая несправедливость! Вот скажите, вы когда-нибудь слышали, чтобы уголь переправляли как-то иначе, чем обычным грузом? Вы, черт возьми, правы, если никогда о таком не слышали, да и никто об этом не слышал. Но та единственная платформа — та самая платформа, — для нее сделали исключение. Ее переправили по грузовому манифесту, срочным грузом, без остановок — прямо до Канзас-Сити. Платформа прибыла на место в полдень следующего дня, и ее тут же начали разгружать — не терпелось, черт бы их подрал. И меньше чем через час полицейский врач уже осматривал труп.
В общем, при таких темпах еще можно было установить время смерти. К тому же они знали наверняка, где и в каком городе подложили труп, вариантов-то не было. Они телеграфировали тамошним полицейским, те принялись рыскать по окрестностям и обнаружили коробку с барахлом у мусорного бака…
Мне надо было двигаться дальше. Денег почти не оставалось, но надо было двигаться дальше. И если бы она не сидела у меня на шее… если бы я не связался с проклятой шлюхой…
Что ж.
Что ж, в конце концов, Мона стала меня допекать. Наверное, мне еще мало досталось, так теперь она начала. Все время глазела на меня как на урода какого. Ничего не говорила, пока я к ней не обращался. Ну и прочие мелочи. Но сами понимаете, и капля камень точит.
И такая дура! Только и могла, что реветь, и никогда не упускала шанса это сделать.
В тот день в Далласе я шел чуть впереди нее. Я сказал ей: ради бога, если она хочет выглядеть и вести себя как шлюха, то может катиться на все четыре стороны. Как я уже говорил, я шел впереди, и когда наконец оглянулся, ее на тротуаре не было. Да и вообще никого не было на тротуаре.
Все они высыпали на проезжую часть примерно в квартале позади и сгрудились перед большим грузовиком…
СКВОЗЬ ОГОНЬ И ВОДУ: ПРАВДИВАЯ ИСТОРИЯ О ТОМ, КАК ОДИН МУЖЧИНА БОРОЛСЯ С ПРЕВРАТНОСТЯМИ СУДЬБЫ И ОТВРАТНЫМИ БАБАМИ…
Дерф Сножд
Я родился в Нью-Йорке у бедных, но честных родителей и, сколько себя помню, всегда вкалывал, стараясь чего-то добиться. Но, сколько себя помню, кто-то всегда пытался испортить мне жизнь. И так было с любым делом, за которое я брался. Так или иначе, мне повсюду вставляли палки в колеса; из соображений милосердия не стану обременять вас мрачными подробностями.
Я часто думал: будь у меня маленькая спутница жизни, чтобы делить со мной кров, неравная борьба уже не казалась бы мне столь неравной. Но и в этом деле мне везло не больше, чем во всех остальных. Только шлюхи мне и попадались. Пять чертовых шлюх подряд… а может, шесть или семь, не важно. Все они вполне могли быть одной и той же бабой.
Ну вот, в конце концов я очутился в Оклахома-Сити, и, похоже, наконец-то моя участь переменилась. Не в смысле денег, конечно. Я скупал золото — снова ходил по домам, — а как можно что-то заработать, если все вокруг тебя обманывают? Но, похоже, моя участь точно переменилась в том, что касалось женщин. То есть не просто похоже, а так и было на самом деле. А что касается денег, то их у нее хватило бы и на сорок человек.
Я встретил ее, когда обходил один отличный многоквартирный дом в Оклахома-Сити. Я проскользнул мимо привратника, и ее жилье оказалось первым, куда я постучался. Элегантная? Красивая? В общем, одно могу сказать: в жизни не видал такой женщины. Я глазам своим не поверил, когда она улыбнулась и пригласила меня войти.
Мне было стыдно спрашивать у нее про золото. Я сказал, что ищу одного человека, который здесь жил, и все такое. Добавил, что мне очень жаль причинять ей беспокойство. И…
— Ах, ну что вы. — Она засмеялась, но не надо мной, понятно? Она вела себя мило и дружелюбно. — Не стоит извиняться, ведь это ваша работа. Конечно же, меня немного смущает, что джентльмен таких личных достоинств и столь явных способностей занимается подобными…
— Что ж, — перебил я ее, — это ведь только временно, понимаете? В последнее время удача изменила мне, и пришлось браться за то, что подвернулось под руку.
