— Я тебе уже сказала — кондитерской уже не существовало бы.
— Возможно, дело продолжила бы Роз. Ей всегда нравился этот бизнес.
— Нет, ей нравился не бизнес. Она любит делать печенье, а это совсем другое. Я не хочу и пытаться представлять себе, как все было бы, если бы тут всем заправляла Роз, ты просто не понимаешь, что говоришь… Она и себе не даст ладу. Роз — это воплощение безответственности и инфантильности. Кажется, она до сих пор уверена в том, что деньги падают с неба. Если бы родители не оставили ей дом, ей сейчас было бы негде жить. Да еще этот ублюдок, которого она взяла себе в мужья, наркоман и бездельник, только и знающий, как тянуть у нее деньги и морочить голову барышням. Это она, по-твоему, способна двигать этот бизнес вперед? У нее для этого ничего нет и негде взять. А если я ошибаюсь, то скажи мне, где она сейчас? Почему она не спешит продемонстрировать свои таланты здесь, в кондитерской?
— Возможно, если бы ты не была к ней так строга…
— Жизнь — это суровая штука, сестра, — презрительным тоном оборвала ее Флора.
— Я думаю, что Розаура хорошая девочка, а ошибиться в выборе супруга способен кто угодно.
Флора вспыхнула, как будто ее осветил луч света. Она молчала, пристально глядя на сестру, и Амайя поняла, что она думает о Викторе.
— Флора, я не имела в виду Виктора.
— Понятно! — прозвучало в ответ, и Амайя почувствовала, что сестра готовится пустить в ход всю свою тяжелую артиллерию.
— Флора…
— Да, вы обе такие хорошие и хотите только добра, но скажи мне одну вещь, хорошая девочка, где была ты, когда ама заболела?
Амайю даже передернуло от отвращения. Она сокрушенно покачала головой.
— Флора, давай не будем об этом?
— Что случилось, хорошая девочка? Тебе неприятно говорить о том, как ты покинула свою больную мать?
— Черт возьми, Флора. Кто тут болен, так это ты, — возмутилась Амайя. — Мне было двадцать лет, я училась в Памплоне и каждую неделю на выходные приезжала домой. А ты и Роз все время находились здесь. Вы здесь жили и работали и уже были замужем.
Флора поднялась из кресла и подошла к ней.
— Этого было недостаточно. Ты приезжала в пятницу, а в воскресенье уже уезжала. Тебе известно, сколько дней в неделе? Семь. А при них семь ночей, — произнесла она, поднося к лицу Амайи раскрытую ладонь и два пальца второй руки. — И знаешь, кто находился у постели амы каждую ночь? Я. Не ты, а я. — Она яростно ударила себя кулаком в грудь. — Я кормила ее с ложки, купала, укладывала, меняла пеленки и снова укладывала. Я ее поила, а она мочилась снова и снова. Она отвешивала мне затрещины, оскорбляла меня и проклинала. Меня, единственную из своих дочерей, кто был с ней рядом. Единственную, кто всегда был с ней рядом. Утром приходила Роз и везла ее гулять в парк, а я открывала цех, проведя всю ночь на ногах. А когда я возвращалась домой, все повторялось сначала. Изо дня в день одно и то же. Я ни от кого не видела помощи, потому что на Виктора тоже нельзя было положиться. Хотя, в конце концов, это была не его мать. Он ухаживал за своей матушкой, когда она заболела и умерла. Но ему повезло больше. Это была пневмония, которая унесла ее за два месяца. Мне пришлось сражаться три года. Так что, хорошие девочки, скажите мне, где вы были, а также имею ли я право обвинять вас в безответственности.
Она отвернулась от Амайи и медленно вернулась к столу, где снова села в кресло.
— Я думаю, что ты несправедлива. Насколько я помню, Роз брала дополнительные ночные смены, чтобы сменить тебя утром, и ты сама настояла на том, чтобы ама жила с тобой, когда умер айта. Ты всегда хорошо с ней ладила. У вас с ней были особенные отношения, которых у нее не было с Роз, не говоря уже обо мне. Кроме того, ты и Роз — старшие дочери, а я была совсем девчонкой и к тому же жила в другом городе. Я всегда приезжала, когда могла, и ты знаешь, что мы обе согласились поместить ее в больницу, когда ее состояние ухудшилось. Мы единодушно тебя поддержали, когда пришлось признать ее недееспособной. Мы даже предложили деньги, чтобы оплатить ее содержание в центре.
— Заплатили, и все в порядке. В этом наглядно проявилась ваша безответственность. Заплатили и свалили проблему на меня. Нет, дело было не в деньгах. Ты отлично знаешь, что когда умер айта, денег осталось предостаточно. Просто вы не захотели исполнить свой долг. И идея признать ее недееспособной принадлежала не мне, а этому проклятому врачу, — срывающимся голосом произнесла Флора.
— О господи, Флора, мне трудно поверить в то, что мы снова об этом говорим. Ама была больна. Она была не в состоянии позаботиться о себе, не говоря уже о бизнесе. Доктор Салаберриа предложил это, потому что знал, к каким проблемам приводит эта ситуация. У судьи тоже не было ни малейших сомнений по этому поводу. Я не знаю, почему это так тебя беспокоит.
— Этот врач полез туда, куда его никто не приглашал, а вы дали ему зеленый свет. Вы не должны были позволять класть ее в лечебницу. Этого не произошло бы, если бы мы лечили ее от пневмонии дома. Я это знала. Я знала, что она очень ранимая и что больница — это плохая идея. Но вы и слушать ничего не хотели, и все получилось очень скверно.
Амайя смотрела на сестру с глубокой грустью, которую всегда испытывала, становясь свидетелем подобной злобы и злопамятности. Раньше она уже бы подскочила, как пружиной подброшенная, и позволила бы втянуть себя в этот обмен упреками, обвинениями и попытками оправдаться. Но работая в полиции, она научилась контролировать свои эмоции и ситуацию в целом, руководствуясь, прежде всего, здравым смыслом. Эти навыки ей уже сотни раз приходилось пускать в ход, имея дело с такими ужасными созданиями, по сравнению с которыми Флора казалась всего лишь упрямой и легкомысленной школьницей. Она еще сильнее понизила голос и почти шепотом произнесла:
— А знаешь, Флора, что я думаю? Я думаю, что ты одна из тех женщин, которые самозабвенно жертвуют собой во имя блага семьи, несмотря на то что никто их об этом не просит. Ты делаешь это только для того, чтобы сделать остальных виноватыми и получить право осыпать их упреками, напоминая надгробную плиту, которая в конце концов упадет и похоронит всех, кто тебя окружает. И тогда ты останешься наедине и со своим самопожертвованием, и со своими упреками, которые никто не хочет слушать. Вот что с тобой происходит. В своем стремлении морализировать, манипулировать и лезть не в свои дела ты добьешься только того, что всех от себя оттолкнешь. Тебя никто не просил становиться героиней или мученицей.
Флора смотрела куда-то в пространство, опершись локтями о стол и прижав обе ладони ко рту, как будто пытаясь заставить себя молчать. Но это молчание длилось недолго. Ровно столько, сколько было необходимо, чтобы улучить момент и метнуть свое отравленное копье. И вот тут уже на пощаду рассчитывать не приходилось. Когда она заговорила, ее голос обрел прежнюю уверенность и присущую ему требовательную интонацию.
— Я полагаю, что ты пришла не только для того, чтобы изложить, что ты обо мне думаешь. Так что если у тебя есть какие-то конкретные вопросы, задавай их сейчас. Если нет, тебе придется уйти. Я не могу позволить себе терять время понапрасну.
Амайя извлекла из сумки маленькую картонную коробочку, открыла крышку и, прежде чем извлечь содержимое, посмотрела на сестру.
— То, что я тебе покажу, является уликой, обнаруженной на месте преступления. Я обращаюсь к тебе за помощью как к консультанту. Надеюсь, ты понимаешь — то, что ты увидишь, необходимо сохранить в тайне. Ты ни с кем не должна это обсуждать, включая членов семьи.
Флора кивнула. Выражение ее лица изменилось, и теперь на нем был написан живой интерес.
— Вот и хорошо. А теперь посмотри на это и скажи мне, что ты думаешь, — произнесла Амайя, извлекая из коробочки пакет, в котором лежало ароматное пирожное, обнаруженное на теле Анны.
— Чачингорри? Вы обнаружили его на месте убийства?
— Да.
— Последнего или на других тоже?
— Флора, я не имею права тебе это сказать.
— Возможно, убийца его ел?
— Нет, скорее похоже на то, что он хотел, чтобы это пирожное там нашли. Кусочек, которого не хватает, мы отослали в лабораторию на анализ. Так что ты можешь мне сказать?
— Мне можно к нему прикасаться?
Амайя протянула пакет Флоре. Она извлекла пирожное, поднесла его к носу и несколько секунд нюхала. Держа его большим и указательным пальцами, она ногтем отковырнула крошечный кусочек.
— Оно может содержать какие-то отравляющие вещества или яд?
— Нет, в лаборатории сделали анализ. Опасности нет.
Флора положила крошку в рот и попробовала на вкус.
— Ну что ж, в таком случае тебе, наверное, уже сообщили, какие ингредиенты использовались при его изготовлении…
