– А ее, что, засечь нельзя?
– Ну как тебе сказать… Понимаю, ты беспокоишься, но давай будем реалистами. Вполне вероятно, все это – чистая подстава. Не отдавай денег, пока не увидишь Тару. Старайся не оставаться один в замкнутом пространстве. Насчет датчика Кью можешь не волноваться – если все это не блеф, Тару мы получим прежде, чем они начнут проверять деньги. Хотя понимаю, решение тебе предстоит принять трудное, Марк.
– Да нет, все правильно. В прошлый раз я играл в беспроигрышную игру. Теперь придется рискнуть. Но никакого жилета.
– Ладно, тогда вот как поступим. Я спрячусь в багажнике. В машину они могут заглянуть – а ну как на заднем сиденье кто-нибудь есть? – а в багажник вряд ли. Провода я отсоединю: когда багажник откроется, подфарники не включатся. Постараюсь поддерживать с тобой связь, но на безопасном расстоянии. Тут промашки быть не должно. Но учти: я не волшебница. Связь может и прерваться. В таком случае прошу тебя: не пытайся меня найти. С этими ребятами ухо надо держать востро, чуть что – сразу заметят.
– Ясно. Вид у тебя такой, будто читать стихи в Гринвич-Виллидж собралась. – Рейчел была вся в черном.
– Вот-вот. Ну как, готов?
К дому подъехала машина – раздался скрип тормозов. Мы выглянули в окно. Увиденное мне очень не понравилось.
– Проклятие!
– Что там?
– Это Риган, полицейский, который ведет дело. Я, наверное, уж месяц как его не видел.
Рейчел побледнела, что было особенно заметно на черном фоне.
– Совпадение?
– Совпадений тут быть не может, – сказала она.
– Каким, интересно, образом они разнюхали насчет выкупа?
– Думаю, дело не в этом. – Рейчел отошла от окна.
– А в чем?
– Полагаю, мой визит в СЦС не остался незамеченным.
Я нахмурился:
– Ну и что?
– Долго рассказывать. Слушай, я спрячусь в гараже. Он спросит про меня. Ответь, что я вернулась в Вашингтон. Будет давить, скажи, что я твоя старинная знакомая. Наверняка ему захочется тебя допросить.
– Но почему?
Рейчел направилась к двери.
– Держись уверенно и не позволяй ему задерживаться. Я буду ждать тебя у машины.
Спорить времени не было.
– Ладно, будь по-твоему.
Я дождался, пока Рейчел выйдет из кабинета, и открыл дверь, заслоняя Ригану обзор.
– Никак ждали меня? – улыбнулся Риган из коридора.
– Я слышал, как вы подъехали.
Он кивнул с таким видом, будто мои слова нуждались в серьезной проверке.
– Несколько минут для меня найдется, доктор?
– Честно говоря, вы выбрали не самое лучшее время для визита.
– Вот как? – Риган даже не замедлил шаг. Шаря глазами, он скользнул мимо меня в переднюю. – Собрались куда-нибудь?
– Что вам угодно, детектив?
– Нам стало известно кое-что новое.
Я молча ждал продолжения.
– Разве вам не интересно узнать, что именно?
– Отчего же?
На лице Ригана застыло почти благостное выражение. Он посмотрел на потолок, словно прикидывая, в какой цвет его покрасить.
– Где вы были сегодня?
– Прошу вас оставить меня.
Он не сводил глаз с потолка.
– До чего вы сердитый сегодня, даже удивительно.
Но удивленным Риган не выглядел.
– Вы сказали, что у вас есть что-то новое. Если так, выкладывайте. Если нет – убирайтесь. Для допроса я не в настроении.
Он улыбнулся, призывая меня к спокойствию.
– Говорят, вы посетили одно частное детективное агентство в Ньюарке.
– И что с того?
– Зачем?
– Знаете, детектив, я снова вынужден попросить вас оставить этот дом. Ваши вопросы ни на дюйм не приближают возвращение моей дочери.
– Уверены? – Он пристально посмотрел на меня.
– Будьте добры, уходите. Немедленно.
– Как скажете. – Риган направился к двери, но на пороге остановился. – Где Рейчел Миллз?
– Не знаю.
– Но не здесь?
– Нет.
– И где она может быть, в данный момент не представляете?
– Полагаю, возвращается в Вашингтон.
– Ах так! А как вы с ней познакомились?
– Спокойной ночи, детектив.
– Да, да, конечно. Еще один вопрос, последний.
Я подавил вздох.
– Похоже, вы насмотрелись фильмов про Коломбо, детектив.
– Не без того. – Он улыбнулся. – И все же позвольте мне задать вопрос. Вы знаете, отчего умер ее муж?
– В него стреляли, – поспешно ответил я и тут же пожалел об этом.
Риган слегка наклонился ко мне:
– А кто стрелял, вам известно?
Я промолчал.
– Известно или нет?
– Спокойной ночи, детектив.
– Это она убила его, Марк. В упор. Пальнула ему в голову.
– Гнусная ложь, – сказал я.
– Да неужели? Вы в этом уверены?
– Если так, если она убила его, то почему она не в тюрьме?
– Хороший вопрос. – Риган двинулся по коридору и остановился у входной двери. – Почему бы вам ее самому не спросить?
Рейчел ждала меня в гараже. Она вдруг показалась мне такой маленькой. В глазах у нее я уловил страх. Крышка багажника была поднята. Я открыл переднюю дверцу.
– Он спрашивал обо мне? – спросила Рейчел.
– Ты угадала.
– Он узнал про диск?
– Узнал, что мы были в СЦС. Про диск разговора не было.
Я сел за руль. Рейчел не пыталась продолжить расспросы. Сейчас было уже точно не до них. Мы оба понимали это. Но молчаливый разговор с самим собой я вел. Моя жена была убита. Сестра тоже. Кто-то очень хотел убить и меня. Называя вещи своими именами, я доверился женщине, которую по-настоящему не знал. Я вверил ей не только собственную жизнь, но и жизнь дочери. Глупость изрядная, если так рассудить…
Издалека донесся голос Рейчел:
– Марк.
– Да?
– Мне все-таки хочется, чтобы ты надел пуленепробиваемый жилет.
– Нет.
Мой ответ прозвучал резко. А может, и в самый раз. Рейчел залезла в багажник и закрыла его. Я положил спортивную сумку на сиденье рядом с собой и завел двигатель.
Мы тронулись в путь.
* * *
Когда Тикнеру было девять лет, мать купила ему книгу об оптических обманах. Вот, допустим, изображение старой дамы с длинным носом. Вглядишься пристально – и на тебе, пожалуйста: вместо старухи девушка с повернутой головой. Тикнер обожал эту книгу. Немного позже он перешел к другой, под названием «Волшебный глаз». Там при долгом напряженном рассмотрении из мельтешения красок проступала лошадиная морда, например. Однако для того, чтобы чудо произошло, требовалось столько времени, что порой мальчик начинал сомневаться: да есть ли в этой мазне что-нибудь? Тут-то нечто и появлялось.
По опыту Тикнер знал: в любом деле могут возникнуть обстоятельства, меняющие всю картину. Сперва видишь одно, затем неуловимый сдвиг – и другое.
В общем-то, он никогда полностью не разделял версий, сложившихся вокруг дела Сайдмана. Они слишком напоминали книгу с вырванными страницами.
За последние годы службы Тикнер не часто сталкивался с убийствами. Обычно ими занимались местные органы. И как это происходило, он знал. Лучших детективов отодвигали в сторону, расследование заменяли дешевой театральщиной, а истинные причины трагедии топили в разнообразных версиях, порой до смешного фантастических. До Тикнера даже долетали слухи, будто жертвы поднимались из могил и в разговоре со следователями называли имя своих убийц. Тикнер внимал этому бреду, вежливо кивая.
Принтер урчал. Тикнер просмотрел уже двенадцать фотографий.
– Много еще? – поинтересовался он.
– Шесть, – ответил Дорфман, вглядевшись в монитор.
– Такие же?
– В принципе да.
Тикнер вновь бросил взгляд на снимки. Действительно, одно и то же лицо. Все фотографии черно-белые, все сделаны скрытой камерой, скорее всего, с большого расстояния, при помощи широкоформатной линзы.
Загробный бред уже не выглядел таким уж бредом. Моники Сайдман не стало восемнадцать месяцев назад. Ее убийцу так и не нашли. И вот, когда никакой надежды не осталось, она вроде бы восстает из мертвых и указывает направление поиска. Тикнер принялся в очередной раз перебирать фотографии, пытаясь собрать разрозненные мысли.
Моника Сайдман указывала на Рейчел Миллз – это она была изображена на всех фотографиях.
* * *
Поворачиваешь по главной магистрали, рассекающей Нью-Джерси пополам, на север, и перед тобой возникает ночной пейзаж Манхэттена. Подобно большинству людей, видящих эту картину едва ли ни ежедневно, я настолько привык к ней, что уж и внимания не обращал. Но сейчас было иначе. Какое-то время мне казалось, что я постоянно вижу башни Всемирного торгового центра. Будто бы они слепят меня огнями, вросшие в землю навсегда. Но подобно любому солнечному блику, образы тускнеют. Теперь, следуя этим маршрутом, я заставляю себя отыскивать их взглядом. Даже сегодня. Выходит, я даже не помню в точности, где они стояли. Меня это бесконечно злит.
