И закончил Камель свой рассказ, вспомнив о самой страшной трагедии:
— И наконец, Хиросима. Большинство историков забывают упомянуть, что, когда на Японию были сброшены атомные бомбы, между японскими и американскими дипломатами шли переговоры о мирном соглашении. В тот момент американские бомбардировки уже разрушили — я привожу цифры по памяти — 51 процент Токио, 58 процентов Иокогамы, 40 процентов Нагойи, 99 процентов Тоямы, 35 процентов Осаки и так далее. От 50 до 90 процентов населения крупных городов Японии было уничтожено. Зачем же сбрасывать атомную бомбу? Война была выиграна, шли мирные переговоры. — Камель снова яростно ударил кулаком по столу. — Потому что Россия и Соединенные Штаты уже начали гонку за передел Европы, и нужно было показать Советскому Союзу, что США — более могущественная и опасная держава. Сбросив бомбу на Хиросиму 6 августа 1945 года, а через три дня — еще одну, более мощную, на Нагасаки, США продемонстрировали свою мощь коммунистам. Кроме того, не исключено, что таким образом они дважды протестировали новое оружие. Вот реальная история, а не лживые оправдания Трумэна. Вы знаете, кто такой генерал Лемэй?
Яэль и Томас молчали, и Камель продолжил:
— Это он отдал приказ сбросить атомные бомбы на Японию. Несколькими годами позже, во время кубинского кризиса, он пытался давить на Кеннеди и настаивал, чтобы США напали на остров. Лемэй выходил из себя, когда слышал о пацифизме Кеннеди. Но именно он сказал, что, если бы его страна проиграла Вторую мировую войну, его бы судили как военного преступника. Победители решают, что аморально, а что нет, навязывают свою точку зрения и оправдывают лучшими побуждениями свои самые чудовищные поступки. Победители пишут Историю — не истинную, а ту, которую они хотят видеть. Именно они — авторы наших учебников. История давно перестала быть просто суммой человеческих жизней; сейчас ее пишет кучка избранных. Научиться читать между строк, увы, очень трудно, это умеют лишь единицы. И я повторяю: нужно убрать с доски пешки и глядеть глубже, в тайники нашей Истории… Яэль, если Тени и убийцы действительно связаны с правительством, то на твоем месте я бы очень постарался не попасть в западню. Не стать очередным козлом отпущения.
Козел отпущения… Именно так она себя чувствовала, когда вокруг нее гибли люди. Зачем все это? Кому это нужно? Нужно как можно скорее найти ответы. Яэль чувствовала, как время утекает сквозь пальцы.
Где-то под мостом Дьявола, у подножия скалы под названием Ад, ее ждала новая тайна.
Намеки на символику доллара, Линкольна, Кеннеди и «Титаник» вызывали у нее недоумение. Яэль догадывалась, что тайна, которую ей предстоит раскрыть, касается не только ее одной. Она имеет значение для Истории.
39Толпы отпускников заполонили Лионский вокзал. Подростки наводнили перрон, толкаясь и громко смеясь, их рюкзаки путались у всех под ногами. Томас и Яэль еле пробились сквозь толпу и сели в скорый поезд до Женевы: вагон 5, места 81 и 82.
Яэль чувствовала себя разбитой, она плохо спала, несмотря на то что Томас был рядом. Ночь была полна кошмаров, краткий сон сменялся вялым бодрствованием. Утром Яэль подумала, что ее нервы не выдержат такого стресса. Она испытывала странное волнение от сознания того, что ее жизнь напрямую связана с историей человечества. Какую роль могла она играть в глобальных событиях, которые еще неделю назад ассоциировались у нее лишь со школьными учебниками? Невозможно поверить, что каждое ее движение, каждое слово, каждая мысль могли прямо или косвенно повлиять на ход Истории. История до сих пор была для нее чем-то незыблемым. Нематериальной коллективной памятью, воздухом вокруг парашютиста: он просто проносится мимо… Ей всегда казалось, что это нормально, а теперь она чувствовала, как водоворот Истории затягивает ее.
Томас бросил рюкзак в багажную сетку, и они сели на свои места. Яэль снова вспомнила Камеля и его рассуждения о Кеннеди. Вчера он постоянно возвращался к этой теме и, уже стоя на пороге их комнаты, сказал, что сейчас вряд ли стоит ждать громких открытий в этом деле. По словам бывшего руководителя ЦРУ, досье Кеннеди были уже давно вычищены, и материалы, оставшиеся не рассекреченными, — всего лишь пустая скорлупа.
Поезд мягко тронулся. За окном проносился унылый городской пейзаж, время от времени поезд нырял в темные туннели. Потом замелькали золотые и изумрудные поля, перелески и деревенские домики, покрытые красной и серой черепицей.
Яэль разглядывала соседей по вагону. Одни читали, другие дремали или разговаривали. Молодая пара неподалеку оживленно перешептывалась, держась за руки.
Накануне Яэль с трудом заснула, хотя чувствовала тепло Томаса, лежавшего рядом, и это успокаивало ее. Несколько раз она хотела прикоснуться к нему, но так и не отважилась. Он испытывал те же чувства, но понимал, что сейчас не самый подходящий момент. Он был уверен, что она сама придет к нему, когда захочет.
— О чем ты думаешь? У тебя такое мрачное лицо, — прошептал Томас.
Яэль устало улыбнулась:
— О людях. О парах.
Томас пододвинулся ближе.
— Хандра одолевает? — мягко спросил он.
— Не знаю. События последних дней заставили меня подвести своеобразный итог своей личной жизни. Это так глупо… Сейчас не время думать о таких вещах…
Томас пожал плечами:
— А когда же еще?.. И до чего ты додумалась?
— Пожалуй, мне пора реально смотреть на вещи. Я из поколения, воспитанного на романтических сказках, поэзии и кино. Любовь всегда казалась мне ожиданием принца на белом коне. Никто никогда не говорил мне, что любовь — это просто химическая реакция! В моей вселенной любовь с первого взгляда почти божественна и не имеет никакого отношения к химии. Мысль о том, что любовь может стать предметом научного изучения, никогда не приходила мне в голову. Я не знала, например, что в самом начале отношений мое тело вырабатывает гормоны, создающие зависимость от другого человека, а потом, со временем, этот процесс прекращается. Любовь, которую я себе нарисовала, блистательна и полна избитых клише. А на самом деле это просто химический процесс, обеспечивающий союз двух индивидуумов для продолжения рода.
— Почему ты заговорила о химии любви?
— Я кое-что читала об этом Хотела узнать, что говорит о любви наука. А она говорит, что любовь — чувство, которое подчиняется законам природы и логики. Природе риск ни к чему, поэтому с самого начала она задумала нас так, чтобы гарантировать выживание вида и воспроизведение себе подобных. Химия нужна, чтобы привлечь нас друг к другу, заставить соединиться. Проблема в том, что я воспитана иначе. Любовь, которой я ждала, — это любовь к мужчине мужественному, но в то же время чувствительному, галантному, дикому, но романтику и в то же время реалисту. Я и подумать не могла, что в основе любви лежит инстинкт выживания.
— Мне кажется, эта точка зрения достаточно… примитивна.
— Нет, это реальность. И мне придется переформатировать себя, как жесткий диск компьютера. Ведь мы и есть диски, отформатированные Историей, цивилизацией и модой. Возьмем, к примеру, критерии красоты. Сколько раз они менялись на протяжении веков! Если бы мужчина действительно прислушивался к своим инстинктам, его бы влекло к женщинам с крепкими бедрами, пышной грудью, способным выносить ребенка, и с несколькими лишними килограммами про запас на черный день. Быть худым — нездорово. Именно такие женщины должны нравиться большинству мужчин, а не тощие, болезненные топ-модели, на которых парни пускают слюни. А ведь все дело в том, что они воспитаны современным обществом и забыли свои инстинкты, научившись реагировать на вкусы окружения. — Яэль некоторое время колебалась, прежде чем добавить: — Мы всего лишь подопытные кролики системы. Она играет с нами. Миллионы людей, и каждый тянет в свою сторону, пока откуда-то не возникает более сильное притяжение, которое увлекает нас к каким-то призрачным целям. Обдумывая то, что я узнала за последние несколько дней, я стала спрашивать себя: кем создана эта система? Кучкой людей, перекроивших мир по своему вкусу и заставивших всех остальных в него поверить? — Яэль покачала головой. — Я не могу исключить себя из системы. У меня нет выбора, я должна найти в ней свое место — значит, мне придется пересмотреть свои представления о любви и принять установки, которым следует наше общество. Любовь, о которой я мечтала, тиха и поэтична. Любовь, которая меня ждет, агрессивна и подчинена правилам, навязанным современной цивилизацией.
Закончив свои циничные рассуждения, Яэль не решалась посмотреть Томасу в глаза. Она боялась, что он догадается о ее чувствах. Поймет, что за исповедью, полной холодного благоразумия, прячется ее влечение к нему. Каким-то непостижимым образом он оказался для нее воплощением того, что она только что объявила несуществующим. В нем сочетались противоположности, он защищал ее и умел слушать, он был таким мужественным. Как же ей было не влюбиться?
