Пламб остановился и повернулся:
– Да, доктор Рандж?
– Мы все – я уверен, что говорю от имени всех, – ценим то, что вы пришли.
– Благодарю, Джон.
– Может быть, если это приведет к большей взаимосвязи между администрацией и сотрудниками, смерть доктора Эшмора приобретет хотя бы крошечный смысл.
– На все воля Божья, Джон, – ответил Пламб. – На все воля Божья.
После ухода Пламба собрание, казалось, потеряло свою остроту. Некоторые задержались и заспорили, собравшись в небольшие группы, но большинство исчезли. Выйдя из аудитории, я увидел Стефани, идущую по коридору.
– Уже закончилось? – спросила она, ускоряя шаг. – Меня задержали.
– Все. Но ты немного потеряла. Кажется, никому нечего было сказать о докторе Эшморе. И собрание начало превращаться в ворчание против администрации. Затем появился Пламб и разрядил обстановку, предложив сделать все, что они требовали.
– Что именно?
– Лучшую охрану. – И я изложил подробности, а затем пересказал обмен любезностями, произошедший между Пламбом и Дэном Корнблаттом.
– А теперь о приятном, – проговорила Стефани. – Мы, кажется, в конце концов нашли у Кэсси что-то органическое. Смотри-ка.
Она вынула из кармана лист бумаги. Вверху стояло имя Кэсси и регистрационный номер больницы. Под ним – колонка цифр.
– Прямо из лаборатории.
Она указала на цифры.
– Низкое содержание сахара – гипогликемия. Это легко может объяснить эпилепсию, Алекс. На электроэнцефалограмме нет локализации и других отклонений – Богнер говорит, что это один из показателей, открытый для толкований. Я уверена, ты знаешь, с детьми так часто происходит. Если бы мы не обнаружили низкое содержание сахара, мы оказались бы в тупике.
Она положила бумагу в карман.
– Гипогликемия никогда до сих пор не проявлялась в ее анализах, я прав?
– Да, я каждый раз проверяла это. Когда ты сталкиваешься с детскими припадками, всегда смотришь на нарушение баланса сахара и кальция. Неспециалист может подумать, что гипогликемия – это что-то второстепенное, но у младенцев она способна серьезно нарушить нервную систему. Оба раза у Кэсси после припадков было нормальное содержание сахара, но я спросила Синди, давала ли она ей какое-нибудь питье перед тем, как привозила в пункт неотложной помощи. Она сказала, что давала – сок или содовую. Это объяснимо, потому что ребенок выглядит обезвоженным, и Синди, разумеется, вливала в нее какую-нибудь жидкость. Этот факт плюс время на дорогу – и в результате предыдущие лабораторные анализы оказались неточными. Поэтому до некоторой степени хорошо, что у нее случился припадок здесь, в больнице, и мы смогли сразу же сделать анализы.
– А есть какие-нибудь объяснения, почему сахар на таком низком уровне?
Стефани мрачно взглянула на меня:
– В этом весь вопрос, Алекс. Острая гипогликемия с приступами чаще наблюдается у младенцев, а не у малышей до трех лет. Недоношенность, диабет у матерей и перинатальные[23] проблемы – все это может отразиться на поджелудочной железе. У малышей постарше скорее можно предположить инфекцию. Количество лейкоцитов у Кэсси нормальное, но, возможно, то, что мы видим, это остаточный эффект. Постепенное повреждение поджелудочной железы, вызванное старой инфекцией. Я не могу также исключить нарушение обмена веществ, хотя мы проверяли его еще тогда, когда у нее были проблемы с дыханием. У нее могли быть какие-то проблемы, связанные с накоплением гликогена, а чтобы исследовать это, у нас нет образцов для анализа.
Она посмотрела вдоль коридора и вздохнула.
– Еще одно подозрение: это может быть опухоль поджелудочной железы – инсулома. А это весьма неприятно.
– Пока что все твои вести не из разряда веселых, – заметил я.
– Согласна, но, по крайней мере, мы узнаем, с чем имеем дело.
– Ты сказала об этом Синди и Чипу?
– Я сказала, что у Кэсси низкое содержание сахара и, вероятно, она не страдает классической эпилепсией. А в остальном я не считаю нужным вдаваться в подробности, пока мы все еще пытаемся установить диагноз.
– Как они отреагировали?
– Оба были какими-то пассивными – измучились. Будто им было все равно, принимать ли еще один удар. Прошлой ночью оба почти не спали. Чип отсюда поехал сразу на работу, а Синди свалилась на диван.
– А как Кэсси?
– Все еще вялая. Мы стараемся стабилизировать у нее содержание сахара. Вскоре она будет чувствовать себя нормально.
– Какие процедуры ей предстоят?
– Опять анализы крови, томография пищеварительных органов. Возможно, со временем возникнет необходимость хирургического вмешательства – чтобы иметь возможность непосредственно осмотреть поджелудочную железу. Но это еще нескоро. А сейчас я должна вернуться к Торгесону. Он просматривает историю болезни Кэсси у меня в кабинете. Оказался приятным типом, весьма простым.
– А он просматривает и историю болезни Чэда?
– Я просила принести, но ее не могут найти.
– Знаю. Я ее тоже искал – чтобы познакомиться с предысторией. Ее взял некто Д. Кент Херберт – он работал на Эшмора.
– Херберт? – переспросила Стеф. – Никогда о нем не слышала. Зачем Эшмору понадобилась эта карта сейчас, если раньше он не проявил к ней абсолютно никакого интереса?
– Хороший вопрос.
– Я подам запрос по этому поводу. А тем временем давай сосредоточим внимание на обмене веществ мисс Кэсси.
Мы направились к лестнице.
– Может ли гипогликемия послужить причиной других заболеваний – дыхательных проблем, кровавых поносов? – спросил я.
– Непосредственно – нет, но все проблемы могли быть симптомами общего инфекционного процесса или какого-нибудь редкого синдрома. Все время появляются какие-то открытия, и каждый раз, когда открывают новый фермент, мы сталкиваемся с пациентом, у которого его недостает. Или это мог быть нетипичный случай чего-нибудь, на что мы делали анализы, но что не проявилось в крови девочки по причине, известной одному Богу.
Она говорила быстро и оживленно, довольная тем, что ей приходится иметь дело со знакомыми врагами.
– Ты все еще хочешь, чтобы я принимал участие в наблюдении? – поинтересовался я.
– Конечно. Почему ты спрашиваешь?
– У меня такое впечатление, что ты забыла о синдроме Мюнхгаузена и теперь считаешь, что болезни Кэсси настоящие.
– Да, хорошо, если бы они были настоящими. И поддающимися лечению. Но даже если бы это было так, скорее всего, мы бы имели дело с хронической формой. И поэтому мне бы очень пригодилась твоя поддержка, если ты не возражаешь.
– Ни в коем случае.
– Большое спасибо.
Мы направились вниз. На следующем этаже я спросил:
– А могла ли Синди – или кто-нибудь еще – вызвать гипогликемию искусственно?
– Конечно, если посреди ночи она впрыснула бы Кэсси инсулин. Я сразу же подумала о такой возможности. Но это потребовало бы значительного опыта в выборе времени и дозы.
– Хорошей практики в умении делать инъекции?
– Использование Кэсси в качестве подушечки для булавок. Теоретически я могу это допустить. Синди проводит много времени с Кэсси. Но, учитывая реакцию девочки на шприцы, не устраивала бы она каждый раз при виде матери истерики, если та имеет обыкновение колоть ее? Но пока что, мне кажется, единственный человек, кого Кэсси не выносит, это я... Во всяком случае, во время осмотра я не заметила никаких следов уколов.
– Среди других следов от уколов были бы они заметны?
– Не очевидны, но я очень внимательно провожу осмотр, Алекс. Дети осматриваются весьма тщательно.
– А можно ввести инсулин в организм другим путем? Стефани отрицательно покачала головой, мы продолжали спускаться вниз.
– Конечно, есть оральные гипогликемические лекарства, но их метаболиты[24] были бы видны при токсикологических анализах.
Вспомнив об увольнении Синди из армии по причине слабого здоровья, я спросил:
– А есть в семье больные диабетом?
– Кто-то, кто делится с Кэсси инсулином? – Стефани покачала головой. – В самом начале, при исследовании обмена, веществ у Кэсси, мы проверили обоих – и Чипа, и Синди. Все в норме.
– Что ж, хорошо, – проговорил я, – просто повезло, что удалось это обнаружить.
Стефани остановилась и поцеловала меня в щеку.
– Я ценю твои замечания, Алекс. Я так рада, что имею дело с биохимией, иначе рискую потерять из виду другие возможности.
* * *
Вернувшись на цокольный этаж, я поинтересовался у охранника, где находится отдел кадров. Он осмотрел меня с головы до ног и ответил, что прямо здесь, на этом этаже.
Оказалось, нужный мне отдел располагался там же, где и раньше. Две женщины сидели за пишущими машинками, третья раскладывала бумаги по папкам. Она и подошла ко мне. Соломенного цвета волосы, остренькое личико, лет под шестьдесят. Под карточкой-пропуском висел круглый, показавшийся мне самодельным, значок, на котором была прикреплена фотография большой лохматой овчарки. Я объяснил, что хочу послать открытку с выражением сочувствия вдове доктора Лоренса Эшмора, и попросил его домашний адрес.
