– О да, это ужасно, не правда ли? Что происходит с этим заведением?! – сказала она прокуренным голосом и пролистала папку размером с небольшой городской телефонный справочник. – Вот, пожалуйста, доктор. Норт-Виттиер-драйв в Беверли-Хиллз. – Она назвала улицу в 900-м квартале.
Северная сторона Беверли-Хиллз – район лучших земельных участков, 900-й квартал расположен прямо над бульваром Сансет. Лучший из лучших. Ясно, что Эшмор жил на средства намного большие, чем субсидии на научную работу.
Служащая вздохнула:
– Бедняга. Это говорит о том, что безопасность купить нельзя.
– Да, согласен.
– Хотя как сказать...
Мы обменялись понимающими улыбками.
– Милая собачка, – заметил я, указывая на значок.
Женщина расцвела:
– Это моя драгоценность – мой чемпион. Я развожу староанглийскую породу за их характер и работоспособность.
– Это, наверное, интересно.
– Больше чем интересно. Животные отдают нам все, ничего не ожидая в ответ. Мы могли бы кое-чему поучиться у них.
Я кивнул.
– Еще один вопрос. С доктором Эшмором работал некто Д. Кент Херберт. Медицинский персонал хотел бы сообщить ему о благотворительном фонде, установленном клиникой в честь доктора Эшмора, но его не могут разыскать. Мне дали поручение связаться с ним, но я не уверен даже, продолжает ли он работать у нас, поэтому, если у вас есть его адрес, я был бы вам весьма благодарен.
– Херберт. Гм. Значит, вы полагаете, он ушел из клиники?
– Не знаю. Мне кажется, в январе и феврале его фамилия еще была в списках на зарплату, если это вам поможет.
– Возможно. Херберт... Надо посмотреть.
Подойдя к своему столу, женщина сняла с полки другую толстую папку.
– Херберт, Херберт, Херберт... Ну вот, здесь есть парочка Хербертов, но, кажется, оба они вам не подойдут. Роланд Херберт из пищеблока и Дон Херберт из токсикологии.
– Скорее всего, это Дон. Доктор Эшмор специализировался именно в токсикологии.
Служащая поморщилась:
– Дон – это женское имя. Мне казалось, вы разыскивали мужчину.
Я беспомощно пожал плечами:
– Вероятно, какая-то путаница. Врач, сообщивший мне это имя, не знал лично Херберта, поэтому мы оба решили, что это мужчина. Прошу извинения за мужской шовинизм.
– О, не беспокойтесь из-за такой ерунды, – воскликнула служащая. – Я в эти дела не ввязываюсь.
– А есть ли у этой Дон средний инициал К?
Она посмотрела в документы:
– Да, есть.
– Ну, тогда это она. Меня просили разыскать Д. Кент Херберт. А какая у нее должность?
– Хм, пять тридцать три А – сейчас посмотрю... – Она пролистала страницы еще одной книги. – Похоже, она была ассистентом по научной работе. Первая степень.
– Она случайно не перешла в другое отделение?
Посмотрев еще в одной папке, женщина ответила:
– Нет. Похоже, она уволилась.
– Гм... А у вас есть ее адрес?
– Нет, ничего. Мы выбрасываем личные дела через тридцать дней с момента ухода – у нас серьезная проблема с помещениями.
– Когда именно она уволилась?
– Это я могу вам сказать. – Она перелистнула несколько страниц и указала на непонятную для меня кодированную запись. – Вот здесь. Вы правы – в феврале она еще работала. Но это был ее последний месяц здесь – она предупредила об уходе пятнадцатого, и официально вычеркнута из списка на зарплату двадцать восьмого.
– Пятнадцатого, – повторил я. На следующий день после того, как она взяла историю болезни Чэда Джонса.
– Да. Посмотрите: два тире пятнадцать.
Я покрутился в отделе кадров еще несколько минут, слушая рассказ о ее собаках. Но думал я о двуногих созданиях.
* * *
В 3.45 пополудни я покинул автостоянку. В нескольких футах от выезда полицейский на мотоцикле выписывал какой-то медсестре квитанцию на штраф за нарушение правил перехода улицы. Медсестра казалась разъяренной; лицо полицейского напоминало пустой бланк.
Движение на бульваре Сансет было блокировано из-за столкновения четырех автомашин, суматохи, устроенной любителями поглазеть на происшествие, и сонливости дорожных полицейских. Я потратил час, чтобы добраться до безжизненного зеленого островка – той части бульвара, которая принадлежала Беверли-Хиллз. На небольших, поросших бермудской травой холмах громоздились покрытые черепицей особняки, настоящие монументы в честь своих хозяев, украшенные неприступными воротами, теннисными кортами под навесами и неотъемлемой армией немецких автомашин.
Я проехал мимо поросшего сорняками участка размером со стадион, на котором когда-то стоял особняк Ардена. Сорняки уже превратились в сено, все деревья погибли. Дворец в средиземноморском стиле недолго служил игрушкой двадцатилетнему арабскому шейху – его превратили в факел неизвестные личности, чьи эстетические чувства были оскорблены зеленой краской тошнотного оттенка и идиотскими статуями с черными пятнами на лобке, или просто испытывающие ненависть к иностранцам. Какова бы ни была причина поджога, много лет ходили слухи, что участок будет разделен и вновь застроен. Но резкое падение спроса на рынке недвижимости притушило этот оптимизм.
Через несколько кварталов показался отель «Беверли-Хиллз», окруженный вереницей белых лимузинов. Кто-то празднует свадьбу или продвигает новый фильм.
Добравшись до Виттиер-драйв, я решил проехать чуть дальше. Но, когда название улицы дошло до моего сознания, я обнаружил, что неизвестно зачем повернул направо и теперь еду по улице, обсаженной палисандром.
Дом Лоренса Эшмора находился в конце квартала – сооружение из известняка в три этажа в стиле короля Георга. Он располагался на двойном участке шириной, по крайней мере, двести футов. Здание казалось несколько тяжеловатым, но содержалось в безукоризненном состоянии. Вымощенная кирпичом круглая подъездная дорога прорезала превосходный ровный газон. Планировка участка была скромной, но приятной, предпочтение отдавалось азалиям, камелиям и гавайским папоротниковым деревьям – стиль короля Георга сменялся тропическим. Плакучее оливковое дерево давало тень половине газона. Другая половина была отдана солнцу.
С левой стороны от дома находился порт-кошер[25], способный вместить одну из тех процессий, которые я видел только что у отеля. По ту сторону деревянных ворот виднелись верхушки деревьев и пылающие красные облака буганвилеи.
Высший класс. Даже учитывая спад на рынке недвижимости, стоит не меньше четырех миллионов.
На подъездной дороге стоял только один автомобиль. Белый «олдсмобил-катласс», модель пяти– или шестилетней давности. На сотню ярдов в обе стороны – ни души. Никого одетого в траур, ни букета на крыльце. Окна закрыты ставнями, никаких следов чьего-либо присутствия. На прекрасном подстриженном газоне пристроено рекламное объявление охранной фирмы.
Я проехал чуть дальше, повернул в обратном направлении, вновь миновал особняк и направился домой.
* * *
Обычные вызовы, записанные на коммутаторе; из Форт-Джексона – ничего. Но я все-таки позвонил на базу и вызвал капитана Катца. Он ответил быстро.
Я напомнил ему, кто я такой, и выразил надежду, что не мешаю ему обедать.
– Нет, все нормально, – ответил он. – Я собирался позвонить вам. Думаю, я нашел то, что вам нужно.
– Чудесно.
– Одну секундочку – а, вот оно. По поводу эпидемий гриппа и пневмонии за последние десять лет, правильно?
– Совершенно верно.
– Ну так вот, насколько я могу судить, у нас была только одна эпидемия гриппа восточного происхождения – еще в семьдесят третьем году. Но это раньше интересующего вас периода.
– И с тех пор больше ничего?
– Не похоже. И никакой пневмонии за этот период. То есть я хочу сказать, что отдельные случаи гриппа, конечно, имели место, но ничего, что можно было бы назвать эпидемией. А мы очень тщательно ведем учет подобных заболеваний. Единственное, из-за чего нам приходится беспокоиться, – это бактериальный менингит. Вы понимаете, как это может быть опасно в сравнительно замкнутых коллективах.
– Конечно, – согласился я. – А были эпидемии менингита?
– Несколько раз. Самая последняя – два года назад. Перед этим в восемьдесят третьем, затем в семьдесят восьмом и семьдесят пятом – если задуматься, выглядит почти циклично. Может, даже стоит это проверить, посмотреть, не откроет ли кто-нибудь закономерность.
– Насколько серьезны были вспышки?
– Единственная, которую я наблюдал лично, случилась два года назад. Довольно серьезная – были даже смертельные случаи.
– А каковы последствия – осложнения на мозг, припадки?
– Весьма вероятны. У меня под рукой нет данных, но я могу их разыскать. Вы подумываете об изменении темы ваших исследований?
– Еще не совсем, – ответил я. – Просто любопытно.
– Ну что ж, – проговорил он. – Любопытство – вещь хорошая. Иногда. Особенно у вас там, на гражданке.
* * *
У Стефани появились конкретные данные. Теперь они появились и у меня.
