Колин Рэй сел ровнее, выпрямился, демонстрируя внимание.
– Самосуд?
Макэвой покачал головой:
– Не укладывается. Насчет Джефферсона еще можно понять. Особенно если это он совершил поджог. Но Стейн? Дафна Коттон? Энжел Мартиндейл? Чем они-то провинились?
Макэвоя прервал скрип отворяющейся двери уборной. В зал паба вышел криминалист в белом комбинезоне и с голубой защитной маской на лице, в руках – поднос с пакетиками собранных улик. Он оглядел полицейских, сообразил, что выбрал крайне неудачный момент. Поставил поднос на ближайший стол. Глядя на Фарао, глуховато сказал сквозь маску:
– Отпечаток того же ботинка. – И, пятясь, вышел через боковую дверь, впустив ледяной воздух и уличный шум.
– Отпечаток? – Макэвой удивленно смотрел на Фарао.
– Простите, сержант. – Голос Триш так и сочился сарказмом. – Виновата. Не поделилась с вами этим фрагментом. Надеюсь, вы сможете меня извинить, я не нарочно. Просто как руководитель следствия я предпочла оставить эти сведения при себе. Обидно, правда?
– Значит, это был он, так? Парень, что расправился с Дафной?
Фарао кивнула:
– Похоже на то.
– Получается, ты дважды его видел, – подал голос Нильсен.
– Да, – смиренно согласился Макэвой.
– Это был тот же мужик? Ну, то есть та же комплекция? Телосложение? Глаза голубые? – Нильсен вдруг ухмыльнулся: – Он снова плакал?
Макэвой даже порадовался, что Нильсен запомнил его описание. Хоть кто-то слушал его.
– Вне всякого сомнения. Глаза я видел лишь мельком, но они те же. Голубые. Покрасневшие. И влажные, словно он плакал.
– И жертва готова это подтвердить?
– Да. Было сложно добиться от нее чего-то вразумительного, но описание совпадает. Он действительно плакал. Сидел над нею целую вечность, спустив штаны и занеся нож, и вовсю хлюпал носом.
– В бюджете хватит денег на составление профиля? – спросил Колин Рэй у Фарао.
Та без раздумий кивнула.
Вопреки случившемуся Макэвой чувствовал себя приподнято. Прямо на глазах они превращались в команду профессионалов. Со всех сторон уже сыпались вопросы. Догадки. Фарао наконец вышла из-за стойки и мягким движенем подтолкнула Киркленд и Нильсена поближе к старшим по званию.
– Кем бы ни был этот выродок, спонтанно он не действует, – принялась она рассуждать. – Ясно как божий день, что у него все хорошо продумано. Взвешено. Кто-то сильно одержим чудесными спасениями, и нам предстоит выяснить, какого рожна этот «кто-то» возомнил, будто имеет право перечеркнуть их.
Макэвой оторвался от игрального автомата и взял стул. Полицейские расселись неровным кружком, и с каждым прозвучавшим словом Макэвой чувствовал себя все более вовлеченным в этот круг. Именно так он и представлял себе будущее, хлопоча о переводе в уголовный отдел.
– Но как узнать, где он совершит новое нападение? – спросила Софи. – Как, черт возьми, найти единственного выжившего?
Колин Рэй, что-то шептавший на ухо Шер Арчер, внезапно откинулся на стуле, словно получив толчок в грудь:
– Этот Чандлер. Что там у него по сценарию?
Макэвой обдумал, как лучше представить промаринованного в алкоголе писателя.
– Типичный журналюга. Блюдет свой интерес. Всего не говорит. Недоволен жизнью, алкоголик одноногий.
– По всему выходит, что он – звено в цепи, – сказал Рэй.
– Вы же не предполагаете, что Чандлер и вправду способен…
– Возьми с полки пирожок, – ухмыльнулся Рэй.
– Нет, я тоже вижу связь, но если вы считаете, что он физически способен совершить что-то подобное… Исключено! – Подобная мысль была до того нелепа, что Макэвой сорвался на крик.
– Послушай, дружок. Я знавал ребят чуть повыше долбаной табуретки, которые могли завалить здорового качка, когда у них кровь вскипала. Нечего стыдиться, если хиляк намял тебе бока…
Макэвой невольно приподнялся на стуле:
– По-твоему, только это меня и заботит?
– Полегче, сержант, – холодно посоветовал Рэй.
– Я видел Чандлера. Долго с ним говорил. И уже дважды сталкивался с подозреваемым. Это разные люди!
– Хватит! – Взмахом руки Фарао усадила Макэвоя на место, перевела взгляд с его горящего лица на раздраженного Колина Рэя и, похоже, приняла решение. – Вообще, что у тебя за бзик с инвалидами? Приехав, я сразу наткнулась на однорукого русского, который тут размахивал своей единственной клешней. – И она сладко улыбнулась. – Видишь ли, прямо сейчас мне не до одноногих алкашей.
Макэвой, который только что едва не взорвался, сдавленно хохотнул. Остальные тоже расслабились после грубоватой шутки босса.
– Итак, что мы имеем? – подытожила Фарао. – Для начала, мы здорово продвинулись. Еще утром у нас было два отдельных дела. Вечером их уже четыре, и они, вполне вероятно, связаны. Тут Макэвой неплохо потрудился, даже если тщательно скрывал свой талантище…
Сдержанные смешки; на этот раз Макэвою не пришлось выдавливать улыбку – сама возникла.
– А от тебя, Макэвой, я потребую письменный отчет, который ты сочинишь в первую же свободную минутку. Мне нужно знать, на каком мы свете. Выкладывай все, что тебе известно. Пригодятся и твои показания насчет сегодняшнего. Хочу позвонить наверх и объяснить, что мы работали тише воды ниже травы, старались не загружать эфир. Или типа того. Лишь бы дать им понять, будто я в курсе, чем, на хрен, заняты мои подчиненные. День еще не кончился, так что, боюсь, улизнуть домой никому не удастся. Ты, Бен, прямиком дуй в больницу, сними показания с Энжи Мартиндейл. И с бармена заодно, если он пришел в себя. Помягче там, слышишь? На тебе, Софи, связи между нашими жертвами. Все, что могло объединять Стейна, Дафну Коттон, Тревора Джефферсона, а теперь еще и Энжел. Спору нет, этот персонаж Чандлер – важное звено цепи. Раз уж Макэвой успел наладить с ним связь, завтра мы вместе отправимся в Линкольншир, поболтаем с Чандлером по душам. Может, вспомнит еще что-нибудь… Колин, Шер, пообщайтесь с местными. Походите по здешним пабам. Выясните все, что можно, об Энжел Мартиндейл. Есть ли у нее парень. Трепалась ли Энжел о том, что ей довелось пережить, или держала при себе. Тут полно рыбаков, так что не забудьте поспрашивать и про Фреда Стейна…
Макэвой смотрел на нее, как щенок в ожидании ломтика ветчины.
– Твоя задача поинтереснее. – В глазах Фарао знакомая теплая искра. – Воспользуйся своей большой башкой, разузнай, кому потребуется наша защита. Кто еще выжил чудом? Есть еще такие поблизости? В общем… Рабочий день затянулся, но хуже всего, что мы застряли в Гримсби. Я хоть и живу неподалеку, но не смогу заскочить домой и прикончить бутылку «Зинфенделя», которая стоит в холодильнике. Это меня раздражает. Имейте в виду, других причин для раздражения мне не нужно.
Полицейские обменялись взглядами. Повздыхали, словно готовясь к марафонскому забегу. Скребя ножками стульев по полу, встали, принялись приводить себя в порядок.
Макэвой поднялся последним и обнаружил подле себя Триш Фарао. Рядом с ней он просто исполин, но Фарао улыбалась ему снизу вверх, точно несмышленому младенцу.
– Ума не приложу, хорошо ты потрудился или не очень, – негромко сказала она. – Но не сомневаюсь, что Хелен Тремберг предпочла бы заполучить шрам на руке, чем перерезанное горло. И Энжи Мартиндейл до сих пор жива. Кто бы что ни говорил, помни об этом.
Нужных слов Макэвой не нашел, потому лишь кивнул.
– Рапорт можешь написать дома.
Фарао все так же не сводила с него взгляда. И в глазах ее была не только материнская нежность.
Воздух в легких точно застывшее желе. Хочется чихнуть, но он боится, что ребра разлетятся вдребезги, как шваркнутая о стену лампочка; он подносит к губам чашку с горячим шоколадом, щедро сдобренным бренди, но руки так дрожат, что в чашке поднимается настоящий темно-коричневый прилив и, плеснув, ошпаривает нос.
Он рассматривает свое отражение в бликующей поверхности монитора – лицо на фоне картинок и текста.
– Это адреналин выветривается, – сказала Рой-зин, гирляндой обвивая тонкие руки вокруг его шеи. – Просто нужно опять тебя растормошить.
Макэвой кивнул. Растянул губы в улыбке. Ему хочется поцеловать жену, но он сердито борется с искушением. Сначала покончить с делом. Убийца не найден, преступления не раскрыты. Хотя сегодня он держал убийцу за горло, а затем позволил ему ускользнуть.
Ройзин сидит на столе – примостилась на краешке крепко сколоченного верстака красного дерева, который Макэвой задешево приобрел в благотворительной лавке на Фритаун-Уэй и который не подходит ни к какой другой мебели в их лилово-желтой спальне с белыми встроенными шкафами и шаткой с виду кроватью на четырех столбиках. Ройзин обнажена. Изящные ноги с темными от пыли подошвами покоятся на его голом бедре; пальцы массируют кожу зарываясь в нее как в песок. Он обхватывает одну лодыжку ладонью, под пальцами ерошатся волоски, отросшие с той поры, как живот стал мешать Ройзин брить ноги ниже коленей.
