Вскоре добавилась еще одна неприятность. В Драгуане монахи Мео и Абель недостаточно тщательно запечатали гроб епископа. Холод хотя и замедлил разложение трупа Акена, но это все-таки происходило. Из повозки стал доноситься мерзкий трупный запах, и бедняга Шюке уже не мог прятаться внутри повозки на ночь, чтобы защититься от ветра и снега. Пару раз он пытался на ночь выставлять гроб на землю, однако потом отказался от этой затеи, потому что запах мертвечины стал привлекать волков. Тогда измученному викарию пришла в голову отчаянная мысль. Он вскрыл гроб и потратил целый день на то, чтобы заполнить свободное пространство внутри гроба землей. Для этого ему пришлось с большим трудом голыми руками выгребать землю из-под снега. Подобная уловка позволила уменьшить трупный запах. Но дня через четыре запах появился вновь, став еще более гнусным, чем раньше. Те разбойники, которые поначалу не верили утверждениям Шюке, будто он везет труп, и пытались заглянуть в повозку, очень быстро убеждались в том, что монах не врет. Постепенно запах стал таким сильным, что уже было невозможно заехать на постоялый двор или хотя бы проехать по улице города. Приближаясь к очередной деревушке — она называлась Даммартен, — викарий понял, что ему нужно предпринять какие-то нестандартные действия.
Он спрятал свою повозку в лесу, среди густой поросли, неподалеку от речки, так, чтобы ее не было видно со стороны дороги. Затем он выпряг лошадей и, ведя их в поводу, пешком двинулся в деревню.
В Даммартене Шюке постучал в дверь постоялого двора.
— Вам нужна комната для ночлега? — спросил хозяин.
— Нет. Я тут проездом. Я хотел бы попросить у вас немного овса для моих лошадей.
— Ваших лошадей? И сколько же, черт возьми, их у вас?
— Три.
Хозяин постоялого двора очень удивился, увидев монаха, путешествующего с тремя лошадьми, но без повозки.
— Мою повозку отняли разбойники, — поспешно объяснил Шюке, чтобы развеять сомнения собеседника. — А где находится дом местного священника?
Ему указали на маленький дом, расположенный через две улицы от церкви.
Когда Шюке постучал в дверь этого дома, ему открыл молодой, лет семнадцати, дьякон. Он пригласил викария войти. Внутри дом оказался каким-то неестественно безупречным. Пожалуй, слишком чистым. Над очагом висел огромный котел, однако огня никто не развел. Не было в очаге и пепла. Казалось, что в этом доме никто не живет.
— Я — викарий Шюке. Еду в Париж. А где кюре этого прихода?
— Отца Сенелье нет в деревне.
— А когда он вернется?
— Я этого не знаю, святой отец. Наш кюре… приезжал сюда лишь один раз. В прошлом году. Так что его здесь практически не бывает.
Дьякон пояснил, что здесь, в северной части королевства, столица и Лувр притягивают амбициозных священников и очень многие приходы, такие, как, например, этот, брошены на произвол судьбы их священниками, решившими потолкаться в Париже среди себе подобных, пытаясь снискать себе лучшую долю.
— А кто же тогда заботится об этом доме и опекает верующих в отсутствие священника? — спросил Шюке.
— Я, — коротко ответил юноша.
— А богослужения? Ты ведь не имеешь права проводить богослужения, сын мой. Кто же тогда проводит богослужения?
— В деревне Гомерфонтен, что в двух лье отсюда, есть старый кюре. Наши верующие ходят в ту церковь для причащения и исповедания.
— Как тебя зовут?
— Августодуненсис, святой отец. Но меня можно называть просто Август.
Шюке присмотрелся к молодому дьякону. Его плечи были еще по-юношески щуплыми, однако голос и взгляд свидетельствовали о том, что это уже достаточно зрелый человек. Похоже, он очень серьезно относился к своей роли в этом приходе и ничуть не смущался.
— Мне нужна твоя помощь, — сказал викарий. — Это не займет много времени. Мне потребуется этот большой котел, ковш, много уксуса, топор и кремень, чтобы высечь искру и развести костер. Помоги мне собрать все это и отнести в лес.
— В лес? Но…
— Не спорь. Ты должен мне помочь. Чуть позже ты поймешь, что к чему.
Август подчинился. Он собрал все, что попросил Шюке, и они вдвоем положили эти вещи на маленькую повозку и впрягли в нее мула. Затем они покинули деревню, стараясь не привлекать к себе внимания.
Вернувшись к тому месту в лесу, где была спрятана его повозка, викарий тут же собрал много хвороста и развел большой костер. Набрав с помощью дьякона в котел воды из ближайшей речки, он поставил котел на огонь. Когда вода начала закипать, Шюке вылил в котел взятые у дьякона три большие бутылки уксуса. Дьякон все еще не мог понять, что вообще происходит.
И тут Шюке откинул полотнище своей повозки. Август почувствовал запах разлагающейся плоти и увидел гроб. Шюке одним рассчитанным движением снял с гроба крышку. У юноши глаза на лоб полезли от удивления. Тело Акена частично прикрывала земля, однако было отчетливо видно, как в нем что-то шевелится, словно мертвец чуть заметно дышал. Это копошились черви. Стараясь отводить взгляд от этого ужасного зрелища, викарий вкратце рассказал юноше о том, что послужило причиной его поездки, о тех невзгодах, которые ему пришлось перенести по дороге, и о том, чей труп он везет.
— Я не могу въехать в Париж с трупом, который пришел в такое состояние. Меня тут же забросают камнями, или, еще хуже, толпа может расправиться с останками епископа. Так что у меня нет выбора.
В юности викарию довелось присутствовать при обработке останков одного человека, сразу после смерти причисленного к лику святых. Его внутренности были удалены, а скелет — разделен на несколько частей, каждую из которых заключили в церковную раку. Затем их отправили в различные регионы в христианские храмы, объявив, что эти мощи имеют чудодейственную силу. Это необычное действо так поразило воображение юного Шюке, что он на всю оставшуюся жизнь запомнил мельчайшие детали этой процедуры, в том числе сопровождавшие ее звуки и запахи…
Шюке и Август совместными усилиями вытащили и перевернули гроб, вывалив его содержимое на снег. Земля рассыпалась, и разлагающееся тело Акена открылось взорам, вызывая неимоверное отвращение. Побуревшая и потрескавшаяся кожа была покрыта беловатым гноем, в котором кишели черви. Впрочем, черви были видны повсюду. Они уже выели живот епископа, и теперь там зияла огромная дыра. Отпадала необходимость извлекать из трупа сердце и внутренние органы Акена: от них уже почти ничего не осталось. Черви первым делом, по-видимому, набросились на содержимое размозженного черепа епископа, затем основательно поработали и над остальными органами. Запах от останков Акена был просто жутким.
Юный дьякон вполне мог бы отказаться от участия в подобной операции. Но он решил, что воздать должное покойному епископу — дело почетное. Он одобрил решение, принятое викарием, и энергично принялся помогать ему.
Шюке, сморщившись от отвращения, кончиками пальцев снял с тела епископа его серебряный нагрудный крест, два ценных ожерелья и — тут уж пришлось потрудиться — три больших кольца, надетых на отекшие пальцы Акена.
Затем Шюке взял позаимствованный у Августа топор и решительно принялся рубить конечности епископа в районе суставов.
С помощью дьякона викарий собрал разрубленные на части руки и ноги Акена и бросил их в кипящий котел.
Пришлось долго ждать, прежде чем воздействие уксусного раствора дало нужный результат. Плоть мало-помалу стала отделяться от костей и кусками всплывать на поверхность. В ней можно было различить волокна мышц и нервов. Шюке время от времени зачерпывал ковшом эти желеобразные останки и выбрасывал их в кусты. Когда куски плоти перестали появляться на поверхности кипящей воды, викарий принялся за туловище Акена. Ему потребовалось изрядно поработать топором, чтобы удалить плоть с груди и с боков. Отделив то, что еще оставалось от внутренних органов, викарий бросил скелет в котел.
Опять пришлось долго ждать. Август регулярно подкладывал хворост в костер. Прошло два часа. На поверхности во множестве стали появляться куски плоти и внутренностей. Когда Шюке выбрасывал всплывшие куски, тут же появлялись другие, так что этой процедуре не было видно конца. Помучавшись еще немного, Шюке решил ускорить этот процесс.
С помощью дьякона он приподнял котел и полностью вылил его содержимое на землю. Розоватая зловонная жижа разлилась по снегу, растапливая его, и стала медленно стекать по склону к речке. Кости Акена, лежавшие на оголенной влажной земле, были похожи на кучу хвороста. Некоторые из них стали совершенно гладкими и белыми, на других же еще виднелись остатки плоти.
Викарий и дьякон перетащили кости к речке и, опустившись на колени, принялись в полном молчании мыть в чистой проточной воде одну за другой кости его преосвященства Акена.
