Машина едет все прямо и прямо, и на этот раз – туда, где мечты все-таки исполняются. Вцепившись в руль, Алин держит курс на возможное будущее для сына и для себя. Их жизнь переменилась безвозвратно, она это понимает. Опрометчивый поступок, случайная оплошность, и твоя неповинность внезапно улетучивается, по-воровски ускользает, лопается, как мыльный пузырь, рассыпается, как карточный домик, – с глухим стуком падающего на пол мертвого тела. Так ребенок, осознав последствия своей случайной ошибки, внезапно взрослеет.
Выстрелив в грабителя, Тео убил и свое детство тоже.
Сейчас, в тишине и покое, Алин пытается разложить все по полочкам. Обдумать последствия своих поступков, решить, что делать теперь, выбрать маршрут, по которому она увлечет за собой двух главных в своей жизни мужчин. Первая задача – уехать из Франции. Туда, где Тео будет в безопасности. До теперешнего момента она действовала инстинктивно, руководствуясь срочностью момента, зажатая между опасностью и здравым смыслом, не имея времени – или она просто не захотела этого делать? – просчитать все риски. Потому что решать нужно было сразу, все происходило так быстро…
Все бросить. Начать с нуля. Еще раз… Алин узнаёт это ощущение – то самое, что родилось в душе тринадцать лет назад и не покидало ее месяцами, годами. Страх. Сомнения. Недоверие. Чувство постоянной опасности. Дурные предчувствия. Когда каждый день становится военной операцией и нужно справляться с трудностями, избегать ловушек, предугадывать опасности, превозмогать отчаяние. Когда будни протекают на лезвии бритвы и ни на секунду нельзя расслабиться. А еще – ты все время должна оглядываться. Опасаться всех и вся. Ни к кому не привязываться.
Руки словно бы приросли к рулю, ноги – к полу. Несясь на скорости по автомагистрали, Алин с горечью осознает, что снова стала Алисией Вилер – матерью, которую жестокосердая судьба вынудила спасаться бегством. Вспоминает, как сбежала из-под супружеского крова с двухлетним сыном на руках и сумкой с вещами через плечо. Тогда они жили в маленьком городке Ф., возле границы с Бельгией. И звали ее тогда Алисия Вилер. Три года жизни с Симоном: сначала он был для нее возлюбленным, потом – мужем, и всегда – палачом. Жизнь наполнилась густым мраком, стала похожей на длинный туннель с тупиком в конце. Выход если и был, то только один – бегство. В случае развода – совместная опека над ребенком, а об этом даже думать не хотелось. А еще – открытая война, психологическое давление, ежедневные угрозы, физическое насилие. И вот однажды после обеда она пошла забрать Тео из яслей и не вернулась. Мать и дитя попросту растворились в воздухе между детским учреждением и домом. Через два часа отец поднял тревогу. Алисия надеялась получить больше времени для маневра, но не учла болезненной подозрительности мужа и его неусыпной бдительности. Несколько часов спустя ее фото и приметы были всюду – на вокзалах, в аэропортах, автобусных остановках и автозаправках. Единственная отличительная примета, о которой супруг как-то «забыл» упомянуть, – это большой синяк у жены под глазом…
С точки зрения закона, жертва превратилась в палача. Она – ужасная мать, отнявшая ребенка у любящего папочки. Он – безутешный отец, с которым поступили жестоко. Хотя какая теперь разница… Алисия не вернулась и с чистой совестью начала строить новую жизнь.
Сельской глуши она предпочла суматоху большого города. Сумела добраться до Парижа, где людей слишком много, чтобы запомнить их лица, и где никто друг на друга не смотрит. Где безразличие становится лучшей защитой. Несколько дней она провела в дешевой гостинице – этого хватило, чтобы все обдумать, изменить кое-что во внешности, а также прическу и цвет волос, сбросить несколько килограммов, хотя она и до этого не была толстой… Как будто бы ничего особенного, но достаточно, чтобы перестать подпадать под собственные приметы.
Мало-помалу жизнь стала налаживаться. Пока не представилась возможности сменить персональную информацию, она жила по поддельным документам и работала без официального трудоустройства. На жизнь едва хватало, но чтобы выжить – вполне. Зато какое наслаждение – засыпáть в одиночестве, не страшась крика, оскорблений и побоев! Снова обрести контроль над своей судьбой. Заново научиться улыбаться. Забыть о карьерных амбициях, о годах, потраченных на учебу, и работать официанткой в баре, мыть посуду в ресторане и прибираться в квартирах у соседей. Ну и пусть! Поставить крест на дипломе медика и светлом будущем в профессии. Знать, что никогда больше не будешь держать в руке скальпель…
Зато каждый день обнимать сына и видеть, как он растет.
Она стала Алин Верду. Присматривала за детьми за плату, давала частные уроки математики и точных наук, работала швеей и гладильщицей. Жила почти в подполье, но зато они с Тео ни в чем не нуждались. А потом пришло время и все наладилось. Появились знакомые и даже друзья, которые ей помогли. Тео пошел в обычную школу, завел приятелей, и их родители тоже вложили по камешку в хрупкое здание, которым являлась тогда их жизнь. Хрупкое – да, но оно существовало, и это главное.
Сейчас Тео уже большой, он совершенно забыл своего отца – человека с взрывным, переменчивым нравом, который если и смотрел на своего отпрыска, то походя и без особого интереса. На вопросы, которые ребенок задавал, взрослея, Алин отвечала более или менее искренне, однако самых мрачных деталей все-таки избегала. Так, о домашнем насилии и бегстве она предпочла умолчать. Нельзя сказать, что мальчик рос без мужского влияния, ведь он общался с учителями, родителями друзей и соседями-мужчинами. И особенно близко – с дедом, ведь, кроме него, других родственников у них не было. Теперь Алин с горечью осознает, что во многом по ее вине детство сына прошло по тому же шаблону, что и ее собственное: в обожании воображаемого папочки, замечательного и недостижимого.
Она снова смотрит в зеркало заднего вида в надежде перехватить взгляд отца. Франсис по-прежнему неотрывно глядит в окно, пребывая в мире, о котором ей ничего не известно. Совсем как тогда, когда она была маленькая. И когда он вдруг поворачивает голову и их взгляды встречаются, она понимает, что даже сейчас, даже когда он рядом, он все равно не тут. Впрочем, как и всегда.
Отец, которого никогда не бывает рядом и который если и смотрит на нее, то походя, без особого интереса.
Дабы защитить Тео от отца-зверя, Алин обрубила все связи с прошлой жизнью – с друзьями, коллегами и немногими дальними родственниками. Ее мать, Эжени, к тому времени уже умерла от рака легких. Еще у Алин была родная сестра, но отношения между ними всегда были сложными, так что сестра никогда и не пыталась по-настоящему ее разыскать. И только Франсис остался. Удивительно, но Алин почему-то верила, что он никому не расскажет, где она, и не проговорится, что они все еще поддерживают отношения. Они с отцом словно воссоединились наконец в этом призрачном мире, сотканном из тайн и секретов… Отныне в жизни обоих была теневая сторона, которую ни она, ни он не желали выставлять на свет.
А потом нагрянула болезнь. Воспоминания стали расслаиваться – и малозначимые, и важные. Прошлое, которое вдруг рассыпается на глазах, угасает, а с ним вместе иссякают и эмоции… Когда отца поместили в пансионат для пожилых людей, нуждающихся в постоянном медицинском наблюдении, Алин стала бывать у него так часто, как ей того хотелось. Теряющий память Франсис превратился в старичка, который несет чушь и которому никто не верит, что бы он ни говорил. Для персонала она – дальняя племянница, из сострадания навещающая пожилого родственника, и в том, что она не носит фамилию Вилер, нет ничего странного.
Уже три года Алин еженедельно посещает отца.
Приезжает в пансионат для престарелых «Три зяблика». И каждый раз ее визит – приятная неожиданность. Ведь когда «вчера» не существует, «завтра» тоже превращается в нечто эфемерное. Силуэт Алин возникает в дверном проеме… Франсис стоит в своей комнате, лицом к окну. Услышав шум за спиной, старик оборачивается и видит женщину, которую не знает. Однако он понимает, что она пришла к нему, и нежность ее улыбки вызывает в нем странные чувства – будто что-то новое и в то же время давно знакомое. Лицо, на которое приятно смотреть. Лицо, которое соединяет клочки разбитого прошлого с настоящим. И вот, наслаждаясь этими недолгими минутами импровизированной близости, Франсис позволяет вовлечь себя в игру, правила которой ему непонятны, но она все равно ему нравится. Ласковые слова, произносимые шепотом… Она говорит с ним, говорит ласковые слова, и они принадлежат ему одному. А когда приходит время прощания, она всегда встает и целует его в щеку, едва ощутимо касаясь губами морщинистой кожи.
– Когда ты приедешь меня повидать? – неизменно спрашивает он.
Алин отвечает не сразу. Смотрит на него так, словно хочет похитить душу. Так, словно как можно дольше не хочет отвечать.