— Какое-то время, но потом это стало опасно.
Сэмми сделала глубокий вдох и некоторое время молчала, словно собираясь с мыслями.
— Моя жизнь закончилась, когда умер Скиталец. Теперь мои придурки-родители «приводят меня в порядок». Вы представляете, на что похоже падение в бездонный колодец? Это теперь моя жизнь. Я схожу с ума.
— Ага, — поддакнул Конклин. Я поразилась его настойчивости. — Ты сказала Синди Томас, что знаешь, кто убил Скитальца…
— Никогда этого не говорила.
— Сержант? — обратился ко мне Конклин.
— У нас достаточно оснований, — ответила я, вставая. И накинула пиджак.
— Ты можешь хранить молчание, — сказал Конклин Сэмми. — Все, что ты скажешь, может быть использовано против тебя…
— Вы меня арестуете?
Сэмми оцепенела, когда Конклин заставил ее встать и надел наручники.
— Я имею право на один звонок, — сказала она. — Я хочу позвонить отцу.
Полным именем Сэмми оказалось Саманта Пинкус; мы выяснили это, когда в участок, подобно урагану, ворвался ее отец.
Нейл Пинкус был адвокатом, бесплатно защищавшим нищих обитателей района Мишн, где со своим братом открыл адвокатскую контору, причем располагавшуюся в одном здании со столовой для бездомных «От всего сердца».
Я изучила Пинкуса, пока он нависал над моим столом и требовал встречи с дочерью. Рост: метр восемьдесят, вес: примерно семьдесят с небольшим килограммов, подтянутый, лет под сорок, с залысинами, его лоб покрывали капельки пота от того пара, что буквально валил у него из ушей.
— Вы задержали мою дочь за что-то сказанное ею без присутствия адвоката? Я подам на вас в суд лично и на город в целом, понятно? Вы не зачитали ей ее права, пока она не выдала вам всю необходимую информацию.
— Верно, — ответила я. — Но это не был допрос обвиняемого, находящегося под стражей, мистер Пинкус. Ее права никто не нарушал.
— Сэм этого не знала. Вы ее запугали. Ваши действия равносильны пыткам. Я чертовски хороший адвокат по защите прав пострадавших и отправлю вас обоих прямиком в ад.
Джейкоби смотрел на нас через стеклянную стену своего кабинета, остальные находившиеся в отделе шесть человек сидели, потупив глаза и разглядывая происходившее исподтишка.
Я поднялась во все свои метр восемьдесят плюс пять сантиметров каблуков и сказала:
— Сбавьте обороты, мистер Пинкус. Пока что содержание разговора с вашей дочерью является достоянием только нас четверых. Помогите ей. Уговорите Саманту сотрудничать с нами, и мы не будем заводить на нее дело.
Мистер Пинкус проворчал что-то, потом кивнул и последовал за нами в допросную, где его поджидала дочь, положив перед собой скованные наручниками руки. Отец сжал ее плечи, затем выдвинул стул и сел на него.
— Я слушаю.
— Мистер Пинкус, по ее собственному признанию, ваша дочь — наркоманка и торговец наркотиками, — сказала я. — Она была втянута в это Родни Букером, также известным как Скиталец Иисус, к данному моменту жестоко убитым. Саманта не только продавала крэк, она еще сообщила одному доверенному источнику, что знает убийц Скитальца. Она — важный свидетель, и поэтому мы ее задержали. Нам нужно, чтобы она рассказала, кто убил Букера.
— Я не верю, что она занималась распространением наркотиков, — ответил нам Пинкус. — Но если это и так, то сейчас она подобным не занимается и сама не употребляет.
— Можно считать, что все в порядке, — огрызнулась я.
— Послушайте, ее мать и я — мы вплотную ею занимаемся. Ранний комендантский час. Ни мобильника, ни компьютера. Она бесплатно работает в столовой для бездомных и может воочию убедиться, насколько тяжелой бывает жизнь, к тому же столовая находится прямо под моим офисом.
Пинкус поднял скованное запястье дочери, чтобы я смогла разглядеть ее часы.
— Это джи-пи-эс. Она не может никуда пойти, чтобы я об этом не узнал. Сэм стала сама сдержанность. Даю вам слово.
— Все, мистер Пинкус?
Саманта завыла.
— Где ваша порядочность? — выплюнул он мне в лицо. — Букер был мерзавцем. Он продавал наркотики детям, а те, в свою очередь, распространяли их среди ровесников. Не только моей дочери, но и другим девушкам. Очень многим хорошим девушкам. Мы написали на него заявление.
— Кто «мы»? — спросила я.
— Общественность Пятой улицы. Взгляните. Я подал жалобу от имени общественности в феврале, потом еще одну в марте. Еще одну в апреле. Полиция ничего не сделала. Нам было сказано: «Если у вас нет доказательств, заполните необходимую форму».
— У вас есть оружие, мистер Пинкус?
— Нет. И я прошу вас пойти на уступки. Отпустите Саманту под мою ответственность и мой надзор. Пребывание в тюрьме, даже на одну ночь, погубит ребенка.
Мы согласились отпустить девушку, предупредив мистера Пинкуса, чтобы тот не дал ей уехать из города.
Как только отец с дочерью покинули управление, мы с Конклином вернулись к своим столам и пробили имя Пинкуса по базе. На него у нас ничего не было, но кое-что Конклин все-таки обнаружил.
— У Нейла Пинкуса имеется лицензия на огнестрельное оружие, и он зарегистрировал пистолет «рем» двадцать второго калибра, — сказал Конклин, глядя на меня поверх монитора. — Грязный дешевый пистолетик для грязного дешевого адвокатишки. Этот сукин сын наврал.
Мы с Конклином в сопровождении еще четверых полицейских были у дверей адвокатского бюро Пинкусов в полдень. Когда нам открыли дверь, мы прошли через приемную прямиком в кабинет и вручили Нейлу Пинкусу ордер на обыск.
— Держите руки так, чтобы я могла их видеть, — приказала я.
Пинкус непонимающе моргнул:
— Что?
— Вы думали, мы не узнаем о вашем пистолете?
— Эта… вещь была украдена, — сказал Пинкус. — Я заявлял о краже. — Адвокат отпихнул кресло назад. — Я держал его здесь.
Я открыла нижний ящик стола и увидела металлическую орудийную коробку из-под пистолета. Подняв крышку, я уставилась на картонку от «Рем 2.2». Коробка была пуста.
— Вы держали эту коробку под замком?
— Нет.
— Где вы хранили патроны?
— В этом же ящике. Послушайте. Я знаю, что это нарушение, но если бы мне понадобилось оружие, то оно понадобилось бы мне срочно. Сержант, я редко открывал коробку, — сказал Пинкус. — Его могли украсть когда угодно за последние шесть месяцев. Бывает, отвернешься на миг, отвечаешь на телефонный звонок или выходишь в туалет…
Я встала перед Пинкусом и быстро пооткрывала остальные ящики стола, а Конклин проделал то же самое со столом брата Алана в соседней комнате.
Потом мы вшестером вскрыли картотечные шкафы, переворошили кладовую и заглянули под подушки старой кожаной софы. Через некоторое время братья Пинкус уселись и стали обсуждать при нас дела своих клиентов, причем столь спокойно и естественно, словно нас здесь и не было.
Не добившись результата, мы с Конклином осмотрели дома обоих Пинкусов: один — в Форест-Хилл, а второй — на бульваре Монреаль. Хорошие районы, где не вырастают плохие дети. Мы познакомились с их милыми женами, Клаудией и Ревой, которых мужья попросили всячески нам содействовать.
Мы ознакомились с содержимым их семейных стенных шкафов, чуланов, сундуков с приданым и ящиков с инструментами, а жены Пинкус по собственному желанию позволили нам обыскать их машины.
Их дома были чисты, как белоснежные простыни, сохнущие на веревках в солнечный день.
Обыск опустошил меня и физически, и морально. Я была выжата как лимон и расстроена — мы не нашли ничего, чтобы оправдать свою работу.
Был ли Скиталец Иисус застрелен из пистолета Нейла Пинкуса?
Я по-прежнему не знала, но если прикинуть, где орудие убийства сейчас, то я бы сказала, что убийца бросил его с моста вскоре после казни Родни Букера. И сейчас наш пистолет засасывает в песок на глубине залива Сан-Франциско.
Мы с Конклином сели в полицейскую машину, припаркованную возле дома Алана Пинкуса.
Я должна была позвонить Джейкоби и объясниться и не сомневалась, что он с меня шкуру спустит, узнав, что мы потратили день на розыск убийцы Скитальца, пока какой-то псих убивает друзей мэра с помощью ядовитой рептилии.
Я собиралась поделиться этими мыслями с Конклином, но мы оказались одни, и наш скелет в шкафу больше нельзя было игнорировать.
Конклин выключил радио, повертел в руках ключи от машины и произнес:
— Синди говорила с тобой о… э-э… нас.
— Да. Я была очень удивлена, — ответила я, пристально глядя ему в глаза, пока он не отвел взгляд.
— Она говорит, ты расстроилась.
Я пожала плечами.
— Прости, что не сказал тебе, Линде…
— Эй. Все отлично. Отлично, — солгала я. — Стоило мне все обдумать, и я поняла: вы друг другу подходите.
