— Эй, ты!
Дэйна не шевелилась. Стояла, впившись ногтями в ладони, чтобы не впасть в панику. Оглянулась на закусочную. Она могла бы добежать, но Лорелл ни за что за ней не поспеть. Дэйна медленно повернулась.
— Эй, ты, уродина! Я с тобой разговариваю.
Ее передернуло от отвращения, когда костлявые пальцы сжали плечо. Лорелл прижалась к ее ноге и захныкала. Дэйна погладила сестру по голове. Затем стряхнула с плеча руку и сосредоточилась на своем голосе. Она умирала от страха, но старалась говорить уверенно.
— Моя сестренка тут только что пописала. Смотри, куда ступаешь.
Она надеялась, что это заставит их уйти. Не сработало.
— А ты не собираешься писать?
Хриплый гогот.
— Ага, давай. Пописай.
— Ну-ка, посмотрим, какие у нее трусы.
— Если только они у нее есть, она же грязная сучка.
— Я пошла. — Дэйна подхватила Лорелл и попыталась протиснуться мимо парней. Девочка вцепилась ей в шею.
— Никуда ты не пойдешь.
Снова гнусный смех, с разных сторон тянутся руки, касаются ее спины, попы, волос… тянут за шипованный ремень джинсов… расстегивают молнию…
Послышался крик… ее крик… а потом она оказалась на земле. Холодная трава щекотала лицо. С нее стягивали джинсы, с плеча сорвали сумку. В рот набилась земля. Где Лорелл?!
— Оставьте ее в покое и отвалите.
Внезапно все затихло.
Дэйна повернула голову. Над ней нависали красные лица. Она вскочила и увидела Макса. Он пришел за ней.
— Стоп, стоп, успокойся. Мы просто пошутили, ясно?
— Валите и больше не возвращайтесь.
Дэйна встала рядом с Максом, схватила подбежавшую Лорелл за руку.
Макс спрятал нож в сумку.
Они вернулись в закусочную, купили еду и устроились за столиком на улице.
— А ты бы сделал это? Ну, ты знаешь… — Дэйна изобразила, будто втыкает в себя пластиковую вилку. Лорелл засмеялась, и Дэйна тут же бросила вилку на стол.
Лицо Макса было серьезно. Он не побрился, заметила Дэйна, и солнце золотило мягкий пушок над верхней губой. Он посмотрел прямо ей в глаза и кивнул.
— Да.
В животе у Дэйны словно вспорхнула целая стая бабочек. Это было лучше, чем любой поцелуй.
Фиона часто спрашивала себя, в какой именно момент жизнь Броуди пошла наперекосяк. Она вообще любила строить догадки о прошлом мужчин, которые были в ее жизни, — мужчин, которые действительно были в ее жизни. Ее догадки бывали правильными, бывали и неправильными. Но она каждому сочинила свою историю: одного несчастное детство сделало неспособным к серьезным отношениям, другой женат уже в третий раз и просто не создан для прочной семейной жизни, третьему пора бы уже признаться себе, что он голубой и ищет в женщине только друга, четвертый просто бабник. Фиона была реалисткой, ее с детства учили не терять голову, слушать рассудок и не делать бездоказательных выводов.
С Броуди, однако, все обстояло иначе. Он так и остался для нее загадкой, для него историю сочинить никак не удавалось. В конечном итоге Фиона решила, что Броуди хочется, чтобы все, кто рядом с ним, разделили его недуг, чтобы все они тоже были слепцами. Он как ребенок, заигравшийся в прятки, думала Фиона, жуя свой неизменный сэндвич и глядя, как Броуди у себя в кабинете колотит по клавиатуре.
— Зажмурься покрепче — и будет казаться, что тебя тоже никто не видит, — пробормотала она.
— Второй признак, — послышался голос из-за соседнего стола. Обычно в обед на кафедре математики никого не было.
— Какой признак?
— Разговариваешь сама с собой. Второй признак безумия.
— А какой первый? — Фиона рассмеялась. Пит всегда старался ее развеселить.
— Работаешь на него, — улыбнулся Пит.
— Я уже столько лет с ним, а понимаю его не лучше, чем в первый день. Он никогда не говорит о том, как он… ну, как он ослеп. — Даже Фионе было трудно произнести эти слова. Сотрудники университета и студенты тоже предпочитали обходить эту тему молчанием.
— Говорят, это был несчастный случай.
— Я это тоже слышала.
Фиона следила за своим начальником через стеклянную стену его кабинета. Дверь была закрыта — значит, он работал над чем-то секретным. Ей разрешалось входить, но только после стука и после того, как Броуди удостоверится, что это действительно она.
Броуди поднес к уху телефон. Через секунду зазвонил ее мобильный.
— Мы уезжаем, — сказал он.
— Куда?
— За город.
Фиона озадаченно наблюдала за тем, как он выключает компьютер и надевает синее шерстяное пальто. Он точно знал, где находится каждая вещь. Броуди обмотал шею шарфом и вышел из кабинета. Для конца октября было прохладно, а Фиона утром надела только легкий плащ. Она быстро накинула его и взяла ключи и сумку.
— Увидимся, Пит. Я еду в очередное загадочное путешествие. — Она состроила гримасу, но обнаружила, что разговаривает сама с собой. Пита в комнате не было. «Ну точно, схожу с ума», — заключила она, беря Броуди под руку и направляясь к лифту.
Поездка на машине в Кембриджшир оказалась приятной. Снаружи моросило, а они сидели в тепле. Ей было уютно. К тому же она наслаждалась близостью Броуди, хотя и понимала, что не стоит слишком много об этом думать. Горячий кофе, который они, по настоянию Броуди, выпили на заправке, заметно поднял ей настроение. Фионе даже удалось перестать бесконечно думать о том, что мужчина, которого она знает дольше прочих мужчин в своей жизни, — даже дольше того, за кого чуть не вышла замуж, — никогда не проявит к ней интерес. За эти десять лет Броуди ни разу не оказал ей ни одного знака внимания, выходящего за рамки простой вежливости.
— Может, наконец, скажешь, куда мы едем? — Фиона притормозила. Впереди была пробка. Броуди сообщил ей лишь координаты для навигатора.
— Ах, Фиона. — Он вздохнул, как ей показалось, безнадежно. — Это сложно.
— Все в жизни сложно. — На секунду она позволила себе вообразить, что имеет в виду их отношения.
— А в математике нет.
Она решила на всякий случай промолчать.
— Ты ведь не была замужем, Фиона?
Она изо всех сил сжала руль. Неужели он знает о Дэниеле? Броуди прежде не интересовался ее личной жизнью, вопросы на эту тему ограничивались дежурными «Что делаешь на Рождество?» или «Как провела выходные?», а сама Фиона не рассказывала о своей неудачной помолвке. Она считала, что если мужчина слишком много знает о женщине, то его интерес рано или поздно, но увянет. А этого она не хотела.
— Нет, — ровным голосом ответила она. — Должно быть, я не создана для семейной жизни. — И зачем она это сказала? Дура.
Степень близости их отношений нисколько не соответствовала той роли, что она играла в его жизни. Боже мой, да она сотни раз бывала в его спальне, разбирала его личные вещи, выбирала для него нижнее белье, чистила его холодильник, сортировала почту. Она наблюдала за тем, как он стареет. В ее должностной инструкции все это не значилось, но Фиона ни разу не пожалела, что на нее свалилась столь неблагодарная работа.
Броуди снова вздохнул.
— Если когда-нибудь у тебя возникнет соблазн, не поддавайся ему.
Фиона, не отрываясь, смотрела на дорогу. И до конца поездки не произнесла ни слова. Броуди ведь любил тишину.
И лишь когда машина свернула с шоссе на узкую проселочную дорогу, петлявшую между симпатичными деревеньками, а затем на усыпанную желтыми листьями подъездную аллею, ведущую к воротам, украшенным золоченой надписью «Школа Дэннингем», — лишь тогда Фиона поняла, что поездка связана с Максом.
Суббота, 25 апреля 2009 года
Они нашли ее случайно. Сначала показалось, что маленький комок под деревом — единственным деревом во всей округе — еще один ребенок дошкольного возраста. Но когда ребенок привстал, стало ясно, что перед ними почти взрослая девушка. Кэрри спросила, не знает ли она, где живет Дэйна Рэй.
— Вы прикалываетесь, что ли? — Говорила девушка враждебно, явно привыкла давать отпор всем и каждому. Глаза у нее были сильно накрашены, но от слез косметика размазалась. Из носа текло.
— Нет, — ответила Кэрри мягче, чем собиралась. — Она нужна нам. Она вроде бы живет где-то здесь.
Девочка пристально посмотрела на Кэрри, и в глазах промелькнуло узнавание. Затем она смерила взглядом Броуди и махнула рукой куда-то за спину:
— Она живет там.
— Спасибо, — поблагодарила Кэрри.
— Но ее нет дома. А зачем она вам?
Худенькая, в черной кожаной куртке и узких джинсах. Черные волосы на концах посечены от краски, у корней — светлые и мягкие, как у ребенка. Кэрри подумала, что эта дурочка желает выглядеть на восемнадцать или девятнадцать, но на самом деле ей лет пятнадцать. Как Максу.
Заговорил Броуди. Его неожиданно громкий голос заставил девочку вздрогнуть.
— Нам нужно поговорить с ней.
