— Возможно, поэтому, — продолжал Паниагуа, — Бетховен и пишет: «Лучше нам некоторое время не встречаться». В письме к «бессмертной возлюбленной» есть также намек на препятствие их любви, вероятно, на то, что она замужем.
— Предположим, речь идет об Антонии Брентано. Что она собой представляла?
— Она жила в Вене с тысяча восемьсот девятого по тысяча восемьсот двенадцатый год. Была замужем за богатым франкфуртским виноторговцем и очень несчастлива в браке. Бетховен был их другом, приходил к ним домой, играл серенады, когда она болела, а это, кажется, случалось часто. Письмо к «бессмертной возлюбленной» написано так драматично, возможно, потому, что Бетховен узнал, что супруги Брентано собираются покинуть Вену и обосноваться во Франкфурте.
— Я одного не понимаю, — сказал Малинак. — Если Бетховен послал эти три письма своей возлюбленной, как они оказались в его секретере? Разве они не должны были остаться у нее?
— Бетховен отправил письма с курорта Теплице, где лечился от каких-то недомоганий, в Карлсбад, где находилась чета Брентано. Через несколько дней композитор встретился с ними в Карлсбаде и, наверное, там взял письма назад: ей было опасно хранить их у себя.
— Считается, что Антония Брентано была этой великой любовью Бетховена?
— Я могу сказать только одно: в его секретере кроме упомянутых мной документов нашли две миниатюры. Одна из них — портрет Терезы фон Брунсвик, которой он посвятил «К Элизе», а на другой изображена женщина, похожая на Антонию Брентано.
— Ну а кто был его вдохновительницей?
— Если Бетховен был масоном, трудно предположить его любовную связь с женой друга, поскольку масоны всегда делали упор на нравственные достоинства человека. Но поговаривают также о связи Бетховена с иллюминатами, отношение которых к адюльтеру было по меньшей мере иным.
— Но если найденное в Вене письмо Бетховена адресовано той же женщине, почему оно оказалось здесь, в Школе верховой езды?
— Есть еще одно обстоятельство, о котором я не упоминал, но забывать о нем не следует. В тысяча девятьсот одиннадцатом году журнал «Die Musik Publik» напечатал четвертое письмо к «бессмертной возлюбленной», оно произвело огромное впечатление на всех меломанов. Но через несколько дней выяснилось, что это фальсификация, розыгрыш, который устроил журнал.
— Но ведь письмо, найденное в Школе верховой езды, подлинное, это подтверждено экспертами. Кроме того, рядом с письмом раньше хранилось еще что-то, например партитура. Считается, что там могла лежать Десятая симфония Бетховена, которую, судя по тому, что ты мне рассказал, обнаружил этот Томас.
Паниагуа уже не слушал Малинака. Он отвлекся, вспомнив, что Хесус Мараньон обещал полмиллиона евро тому, кто сумеет обнаружить местонахождение рукописи Бетховена.
«Пти Карлтон» был одним из недавно открытых в городе отелей сети «Пти Пале». Создавшие ее бизнесмены восстанавливали старые, пришедшие в упадок здания, владельцы которых не хотели или не могли — например, из-за семейных неурядиц — выставить их на продажу. Эти здания брали в аренду на долгий срок и превращали в дизайнерские отели. В частности, «Карлтон» располагался в полностью переделанной гостинице XVII века, где атмосфера постоялого двора четырехсотлетней давности сочеталась с удобствами и техническими достижениями XXI века.
После того как открылся первый такой отель, Матеосу, у которого частенько случались любовные приключения, не раз хотелось посмотреть, настолько ли он красив, чтобы стать местом будущих свиданий. Встреча с Бонапартом давала ему прекрасную возможность удовлетворить свое любопытство. Возможно, именно поэтому инспектор не желал, чтобы его сопровождал Агилар, чьи замечания насчет секса вообще и прекрасного пола в частности всегда казались ему нелепыми и неуместными.
Князь попросил, чтобы рандеву состоялось где-нибудь в центре, поскольку ему предстояло сопровождать жену в марафонском пробеге за покупками, которому она собиралась посвятить вечер. Инспектор предложил встретиться в кафе в «Пти Карлтоне», расположенном в самом центре торгового квартала. Он застал француза вместе с женой в кафе-баре отеля, тот уже допивал «Кровавую Мэри». Когда инспектор подошел к столику, супруги встали и вежливо обменялись с ним рукопожатием.
Не успел инспектор приступить к делу, как появился похожий на гаитянского зомби официант и спросил, что он будет заказывать. Матеос попросил водки со льдом, но ему пришлось трижды повторить заказ: бармен, на чьих запястьях красовалось около полудюжины бисерных браслетов, а глаза так и норовили закатиться под лоб, был, казалось, поглощен каким-то ритуалом вуду.
Следуя привычной тактике неформальных допросов, Матеос первым делом произнес:
— Я постараюсь не отнять у вас много времени.
Князь неопределенно — то ли утвердительно, то ли отрицательно — мотнул головой.
Матеос главным образом хотел выяснить, кто именно солгал полиции — князь и княгиня или Делорм, когда, возможно, пытаясь создать себе алиби, утверждал, что все время был с Софи. Однако инспектор, не желая, чтобы супруги заняли оборонительную позицию, заговорил о другом.
— Как я уже сказал вам по телефону, — продолжал он, — я расследую убийство Рональда Томаса, и мне нужно прояснить кое-какие детали.
— Мы под подозрением? — спросил князь.
Матеос улыбнулся:
— Почему вы об этом спрашиваете?
Княгиня, до сих пор молчавшая, с некоторой нервозностью заметила:
— Ни муж, ни я не хотим быть втянутыми в скандал, инспектор. Через три месяца Луи Пьер должен участвовать в выборах, и любое упоминание его имени в связи с преступлением может ему повредить.
— В каких выборах?
— Я выставил свою кандидатуру на должность мэра Аяччо, столицы Корсики.
— У вас есть шансы победить?
— У меня серьезный соперник, Готье Росси, племянник легендарного корсиканского певца и актера Тино Росси.
— К сожалению, ничего о нем не слышал.
— Все решит избирательная кампания, и я собираюсь вложить в нее много денег. Тут я могу обставить своего соперника.
Матеос глотнул водки со льдом и, поскольку официант, который ее принес, смахивал на живого мертвеца, удивился, ощутив во рту приятный вкус спиртного, а не кровь обезглавленного петуха.
— Давайте поговорим о Томасе. В ночь, когда его убили, вы были в городе, верно?
— Да, накануне вечером мой муж читал лекцию о Наполеоне.
— Почему вы потом не пошли на концерт?
— Муж не очень хорошо себя чувствовал, — поспешила сказать княгиня.
— Ты дашь мне ответить или ты решила монополизировать беседу с инспектором? — вспылил князь.
— Дальше отвечай ты, — сказала княгиня, казалось, получавшая большое удовольствие от борьбы за первенство с собственным мужем.
— Я неважно себя чувствовал, поэтому мы предпочли остаться в номере.
— Именно так я и сказала. Хотя на самом деле тебе вовсе не стало плохо после ужина, просто у тебя был приступ злости.
— Замолчи, — рявкнул князь. — Тебя при этом даже не было.
Княгиню ничуть не испугал резкий, почти воинственный приказ мужа, она продолжала как ни в чем не бывало:
— На лекции кто-то высказывал сомнения относительно теории моего мужа о том, что Наполеон был отравлен.
— Это был провокатор. Почти каждый раз на моих выступлениях находится какой-нибудь Фома неверующий.
— И еще была одна сеньора, которая соглашалась с теорией отравления, но сомневалась, что убийцей был губернатор Святой Елены, как говорил мой муж. Эта сеньора считала, что убийцей мог быть Бетховен, которому помогали иллюминаты.
— Дорогая, все это не интересует полицию.
— В настоящий момент меня интересует все, что имеет отношение к Бетховену, — поспешил заявить Матеос, не упомянув, однако, о том, что мотивом преступления могла быть кража Десятой симфонии.
— Расскажите мне о портрете Бетховена, находившемся на вашей вилле в Аяччо. Верно ли, что его обнаружил Томас?
Князь, казалось, был поражен осведомленностью инспектора:
— Откуда вы знаете?
— Сейчас это не так важно. Возможно ли, что в портрете был спрятан какой-либо документ?
— Вы хотите сказать, между холстом и рамой?
— Да.
— Какого рода документ?
— Скажем, партитура.
— Не знаю. Этот портрет меня нисколько не интересовал и с лицевой стороны. Зачем мне было рассматривать его с оборотной?
— В тот вечер, когда сеньор Томас был у вас на ужине, он оставался с портретом наедине?
— Насколько я помню, нет. Хотя постойте, да. Томас выказал живейший интерес к нарисованным на портрете нотам и попросил меня найти карандаш и бумагу, чтобы их записать. Я отсутствовал несколько минут, чтобы принести ему то, о чем он просил, но думаю, не больше двух-трех.
