Я смотрю на него, кожа на его красивом лице блестит от пота. Опускаю взгляд к другому пятну на его бедре, это след от другой подстрелившей его стрелы.
— Я в порядке, — шепчет он в мои волосы.
Глаза наполняются слезами от внезапного понимания, что я принесла Трэвису и себе лишь страдание и смерть.
— Добро пожаловать домой, Холли, — говорит мужчина. Он заходит в сарай, не оглядываясь, чтобы посмотреть, следуем ли мы за ним.
Мандо. Это его имя. Его вместе с женой сбила машина моих родителей, когда папа свернул на их полосу. Его жена, Эрика, был тяжело ранена, но выжила. Она выжила. Мои родители умерли, не она.
Трэвис берет меня за руку и целует мои дрожащие пальцы, пока он ведет нас в сарай. Ноги сами несут меня, но я внезапно останавливаюсь. Сердцебиение рывками отдается в ушах, а ненависть наполняет мою грудь.
Волнующие воспоминаниями, которые я скрывала от себя, всплывают словно спасение, накрывая меня черными завитками действительности.
Сарай и его темнота слишком знакомы.
Я помню. Я помню все это.
Ярость разжигает огненный ад, когда я отпускаю руку Трэвиса, нападая на Мандо, быстро разоружая его, лишая лука и стрел. Стрелы падают на пол, и я бросаюсь за ними, встав только тогда, когда одна из них оказывается у меня в руках.
Избавляясь от всех мыслей, кроме подготовки Деррика, я сбавляю темп, пока Трэвис стоит рядом со мной, также готовый бороться. Стиснув зубы, я сдавливаю стрелу в кулаке. Трэвис атакует первым, бросаясь вперед, и наносит удар в челюсть Мандо. Его голова откидывается назад, в то время как Трэвис хватает его правую руку и тянет ее за спину. Скручивает ее как можно сильнее, пока Мандо не начинает молить о пощаде.
Подняв подбородок, я осторожно прокрадываюсь вперед и, сузив глаза, смотрю на человека, который хотел отнять у меня все. Трижды быстро ударив Мандо по лицу, я улыбаюсь той же улыбкой, какой однажды он улыбался мне, пока его кровь струйкой капает из носа на пол.
Наши рваные вдохи наполняют воздух, в то время как мы смотрим друг на друга, выплескивая ненависть из наших пор. Когда я в очередной раз нападаю на Мандо, он извивается, направляя нож, спрятанный под ремень, в сторону живота Трэвиса.
Паника настигает меня, пока я смотрю, как Трэвис, падая и держась за бок, ударяется о пол. Взгляд Мандо блуждает в ожидании, и, когда он бьет меня в живот, мое тело падает на землю раньше, чем я прихожу в себя от сильного удара. Хватаю ртом воздух, в этот момент Мандо хватается за воротник моей рубашки, и я чувствую, как разрывается ткань. Встретившись со мной глазами, он наотмашь бьет меня, и, теряя оружие, я падаю. Я теряю шанс на наше выживание.
— Твой парень умирает, — Мандо опускается на колени и сжимает мой подбородок, оставляя след на коже. — Я могу зашить и спасти его, — он прижимается своим носом к моему, его слюна капает на мой рот. — Я сделаю это для тебя. Своеобразный компромисс. Ты должна следовать моим правилам, Холли, или он умрет. Ты понимаешь меня?
Воспоминания о Мандо длительное время скрывались в глубинах моего сознания, а сейчас вылезли и дразнили, от чего я съеживалась от страха. Это куда страшнее. Теперь, когда тень исчезла и показала себя в образе обычного человека, я прячусь в безопасности его слов.
— Я понимаю, — киваю я. — Ты спасешь его.
Моя защита дрогнула и по частям обрушилась. Воинственное сопротивление, овладевшее мной несколько секунд назад, улетучивается, сокрушая надежду на выживание.
Правда очищает, и я ее раб.
— Может быть, — губы Мандо дергаются.
Я пробегаю ногтями по лицу, пока из горла вырывается крик. Деда стонет мое имя, и я сразу перестаю кричать, сосредоточив свое внимание на его поиске.
— Деда, — зову я, в моем голосе отчетливо различим страх. Взгляд блуждает по темной комнате, и я нахожу его. Деда голым лежит в углу комнаты.
Он снова стонет, и я бросаюсь к нему. Иду, чтобы утешить его, чтобы принести ему тепло от моего теплого тела, но Мандо хватает меня, прежде чем я могу ему помочь, и тянет от Деды. Мандо быстро бросает меня к стене, и я падаю на землю с тяжелым глухим стуком.
Кровь — это последнее, что я чувствую, прежде чем мир чернеет.
Холли— Холли, — его голос слабый, почти неразборчивый.
Хоть и ослабевшая, я узнаю Трэвиса. Моргаю, открывая глаза, но зажмуриваюсь, когда свет падает на них.
— Холли, милая, — его голос, глубокий и рокочущий, к которому я уже привыкла, тянет меня домой.
Хаос в моем сердце успокаивается от осознания, что Трэвис здесь. Жизнь всегда улыбается мне в ответ, когда он рядом.
Свернувшись калачиком, я снова открываю глаза, моргаю несколько раз, пытаясь сориентироваться, одновременно приспосабливаясь к мощному освещению от светильников, свисающих с потолка. Я прикрываю глаза, прячась от навязчивого света. Ахаю, понимая, что Трэвис распростерт передо мной, а его руки и ноги раздвинуты и образуют на полу скованную «х». Осознание того, где мы, быстро доходит до меня, в то время как я беру в руки его избитое и окровавленное лицо.
— Трэвис, — его имя срывается с моих губ.
Несмотря на головную боль и тошноту, я поднимаюсь с грязного пола. Встав слишком быстро, цепляюсь за стену для поддержки, затем бегу к нему. Как только я добираюсь до него, дверь в сарай открывается.
Пульс отдается в ушах, и боль охватывает все конечности моего тела, я смотрю на него — на Мандо — человека, который разрушил мою жизнь и уничтожил меня. Я не спрашиваю почему, потому что наконец-то вспомнила. В его помутившемся рассудке он думает, что мстит за свою жену.
— Эрика, — произношу я имя его жены, зная, что он ненавидит, как ее имя звучит в моих устах.
Я должна испугаться, столкнувшись с реальностью. Черт, я боюсь. Но помимо этого я просто хочу, чтобы все закончилось, куда бы это ни привело.
— Эрика, — на его лице медленно появляется расчетливая улыбка, его голос куда более спокойный, чем я ожидала. — Наконец-то ты поняла.
Хотя я до сих пор не понимаю. Даже теперь, будучи с Трэвисом, я все еще не понимаю извращенную версию любви Мандо.
Мандо кивает в сторону Трэвиса, и страх зарождается в животе. Он знает. Прежде, чем мне представился шанс поговорить с Трэвисом, Мандо понял, что я влюблена в Трэвиса.
— Любовь жестока, — улыбка Мандо насмешливая, пока он смотрит на Трэвиса и на меня. — На самом деле, никто и никогда не определяет любовь как злую шутку. С той минуты, когда мы впускаем любовь в наше сердце, начинается ломка, которая ничего не дает, кроме разрушенного беспорядка.
— Как насчет того, что осталось? — я горжусь силой своего голоса и сцепляю трясущиеся руки вместе, надеясь ослабить в них дрожь.
Я не пытаюсь искать Деда или установить зрительный контакт с Трэвисом. Они не остановят меня от того, что я должна сделать, чтобы вытащить нас отсюда.
— Они не могут быть красивыми? Эрика была твоей спасительной благодатью. Вот, что ты сказал мне. Она спасла тебя от самого себя. Да, Эрика сломана, но она все еще здесь, — боже, надеюсь, она все еще здесь и не умерла после того, как я ушла. — Что бы она сказала, Мандо? Что бы она подумала? — я пытаюсь использовать Эрику против него, как сделала тем утром, прежде чем смогла убежать. Если я смогу поставить его в то же запутанное положение, как и раньше, может быть, я смогу забрать Деда и Трэвиса отсюда. Он сжимает руки в кулаки. — Моя Эрика ушла. То, что отсталость, — просто тело, гниющее тело, разрушающее ее так же, как и меня.
— Нет.
Я хочу поспорить с ним, но он прикладывает палец к губам, а потом подходит к Трэвису. Я следую за ним, он шагает, держа в руках мое сердце. Я качаю головой, но делаю выпад вперед, когда он пинает Трэвиса в живот.
— Все нормально, — Трэвис, ошеломленно глядя на меня и пытаясь успокоить между удушливыми вздохами.
Я падаю рядом с ним, положив руку в утешительном жесте ему на щеку.
Его боль — это моя боль, и она приводит меня в ужас.
— Я в порядке, Холли, — шепчет он в изгиб моей шеи, когда я наклоняюсь, чтобы обнять его.
Слабо всхлипнув, я сижу, шаря взглядом по его телу в поиске травм. Испытываю временное удовлетворение, когда замечаю, что Мандо сдержал свое обещание и зашил ножевую рану Трэвиса.
Взгляд Трэвиса пробегается по мне, и слезы от причиненной боли катятся вниз по моей щеке, падая на него. Усталость овладевает моим сломленным духом, но я ищу надежду или способ спасти любимых мною мужчин.
— Я в порядке, — повторяет Трэвис, но я опускаю глаза, не в состоянии встретиться с его взглядом.
— Вот как будет дальше! — кричит Мандо, отчего Трэвис и я подпрыгиваем. — Каждый раз, когда ты сделаешь что-то, что рассердит меня, или будешь противоречить тому, что я говорю, или будешь дерзить, твоему парню будет больно. Это твое наказание за побег, — он пожимает плечами, как будто ничего страшного не произошло. — Ты будешь смотреть, как твой дедушка медленно умирает. Возраст и данные обстоятельства — его злейшие враги, и твой парень будете страдать в твоих руках, — он хлопает в ладоши — раз, два, три — прежде чем развернуться и оставить нас в сарае.
