Андрей и не заметил, как рассказал подруге, где он сейчас находится, хотя с самого начала не хотел этого делать. Но удержаться так и не смог. Зато после разговора настроение улучшилось. По крайней мере, хоть один человек его любит и ждет. А уж какая она в постели! Желание распирало, но он сумеет утолить его только, когда он вернется. А сейчас лучше всего пойти спать, хотя по-прежнему не хочется. Но ничем другим здесь в это время нечем заняться.
48
Завтрак прошел на удивление спокойно и тихо, все выглядели какими-то вялыми, не только мало разговаривали между собой, но и мало обращали внимания друг на друга. Каманин, расположившийся во главе стола, внимательно наблюдал за всеми, но тоже предпочитал молчать. С особой тревогой он посматривал на Анастасию Владимировну, она сидела, ни на кого не глядя, опустив низкого голову. В отличие от своего сына ела мало, который сметал за считанные секунды все со своей тарелки. Официантки почти полностью переключились на обслуживание только его, и все равно с трудом успели удовлетворять его пожелания.
Каманин, наблюдавший за сыном, дотронулся до руки сидящей рядом Марии и показал ей на Антона. Та сначала кивнула головой, потом пожала плечами, тем самым показывая, что тоже замечает его ненормальный аппетит, но не знает, что можно предпринять в этом случае для его обуздания.
Завтрак завершился, все встали из-за стола и разбрелись по замку и окрестностям. Эмма Витольдовна расположилась с мольбертом на террасе, с которой открывался изумительный вид на озеро, на лес на другом берегу, который сливался с небом сочного голубого цвета.
Эмма Витольдовна какое-то время любовалась пейзажем. Она уже хотела достать кисти, как к ней подошла Мазуревичуте.
— Эмма, могу я вас отвлечь ненадолго от занятия искусством? — спросила она.
Эмма Витольдовна окинула ее внимательным взглядом.
— Разумеется, Рута, искусство может немного подождать, — улыбнулась она. — Этот великолепный пейзаж останется таким же великолепным и через полчаса. И, возможно, и через тысячу лет.
— Спасибо, для меня это важно.
— Я понимаю, — задумчиво проговорила Эмма Витольдовна. Ее взгляд устремился мимо литовки и остановился на стоящим неподалеку Лагунова. Он явно прислушивался к разговору двух женщин. — Этот молодой человек, кажется, нас подслушивает. Может, стоит поменять дислокацию?
Мазуревичуте повернулась и посмотрела на Лагунова.
— А знаете, пусть слушает, — сказала она. — Он же журналист. А мы, политики, должны давать им интересные материалы.
— Как пожелаете, Рута. — Эмма Витольдовна включила лежащий на столе компьютер. — Я попыталась заглянуть в вашу натальную карту. Многое в ней говорит о том, что вы являетесь по природе лидером. Вот смотрите, солнце в первом доме и трины планет…
— Извините, Эмма, простите мое астрологическое невежество, но не могли бы вы пояснить, что такое трины планет?
— Трин дает возможность соединять между собой планеты одной стихии и знака, — пояснила Эмма. — Так вот, соединение Юпитера с Сатурном — это великое соединение. Простому человеку оно может дать лишь наследство, но если он участвует в общественных делах или в политике, это способно его высоко подбросить. Он может занять самый большой пост, вплоть до первого лица государства. — Эмма Витольдовна на несколько секунд замолчала, смотря в ноутбук. — Да, такое увидишь нечасто. Все это выглядит очень обещающе. Но чтобы сказать точнее, надо посмотреть солнечный и лунный прогноз. Вот взгляните, в соляре Плутон соединился с натальным Солнцем, а это всегда говорит о власти. И Сатурн в карте на середине неба в цикле кульминации соединился с королевской звездой Регул. Обычно на таком транзите достигают высокого положения. Все прогнозы показывают почти одно и то же, вас ждет популярность, возвышение и власть.
Эмма Витольдовна замолчала и взглянула на Мазуревичуте. Та выглядела очень взволнованной.
— Я должна этому верить, Эмма?
— Верить или не верить — это исключительно ваше дело, Рута. Я лишь передаю то, что увидела. Возможно, я неверно интерпретировала вашу конфигурацию планет, но уж тут я тоже ничем не могу вам помочь. Мои знания говорят именно о том, что я вам только что поведала. Только жизнь покажет, была ли я права.
— Я понимаю, — кивнула головой Мазуревичуте. — Дело все в том, что уже совсем скоро я должна принять решение о выдвижение своей кандидатуры на пост президента Литвы. Создана целая коалиция в мою поддержку. Есть люди, которые обещают финансовую помощь.
— Видите, все сходится.
— Сходится, — подтвердила Мазуревичуте. — Но очень тревожно, быть президентом — большая ответственность.
К женщинам стремительно приблизился Лагунов.
— Я слышал ваш разговор, можно в нем поучаствовать? — попросил он.
— Я, собственно, все уже сказала, — произнесла Эмма Витольдовна. — Больше мне пока добавить нечего. Если ко мне нет новых вопросов, с вашего разрешения займусь живописью.
Эмма Витольдовна достали кисти, окунала их в краску и уже хотела нанести первый мазок на холст, но внезапно ее рука, не дойдя до него считанные миллиметры, замерла, а затем вернулась в исходную позицию.
Несколько мгновений Эмма Витольдовна пребывала в полной неподвижности, затем положила кисти обратно, снова включила ноутбук и погрузилась в него.
49
Мазуревичуте шла так быстро, что Лагунов с трудом поспевал за ней. Впрочем, она не обращала на него внимания, даже было неясно, замечает ли она то, что он идет сзади. Она вышла из замка и с той же скоростью направилась к озеру. Сбежала по крутому склону вниз, ежесекундно рискуя упасть и переломать кости. Но, судя по ее поведению, такая опасность в данный момент ее не беспокоила.
Лагунов вслед за ней повторил ее маневр и едва удержался на ногах. Он посмотрел вниз и увидел острую корягу. Его всего передернуло; если бы он упал, то имел все шансы быть пронзенным острыми сучьями. Он понимал, что ведет себя не адекватно, подвергает себя ничем не оправданному риску, но ничего поделать с собой не мог — эта женщина притягивала его, словно мощный магнит.
Мазуревичуте выбежала на узкую кромку пляжа, дальше идти было некуда, можно было только плыть. Она остановилась, несколько мгновений пребывала в неподвижности, затем села прямо на песок. Лагунов остановился неподалеку от нее в нерешительности, не зная, как поступить — подойти ли к ней вплотную или будет лучше удалиться, оставив ее одну со своими мыслями и переживаниями.
Эта мизансцена длилась уже несколько минут и обещала затянуться на неопределенное время.
— Что вы там стоите? Если хотите, садитесь рядом, — услышал он ее голос.
Лагунов едва ли не прыжком преодолел разделяющее их расстояние и опустился на песок рядом с ней. Мазуревичуте бросила на журналиста взгляд и снова стала смотреть прямо перед собой. Он понял, что сама она начинать разговор не намерена.
— Я слышал, что вам говорила Эмма Витольдовна. Я не подслушивал, Вы мне разрешили, — на всякий случай уточнил он.
— Разрешила, — согласилась она. Он ждал, что она добавит к сказанному еще что-нибудь, но она молчала.
— Могу я задать вам несколько вопросов? — спросил Лагунов.
— Как журналист? — снова бросила она него мимолетный взгляд.
— Нет. Как мужчина.
— Задавайте.
— Почему вас так сильно взволновал этот прогноз?
— Вы спрашиваете, как журналист. Впрочем, не важно. Вы слышали, о чем идет речь?
— Да.
— Я испугалась.
— Вы? — почему-то сильно удивился Лагунов. — Вот уж кто не похож на трусиху, так это вы.
— Я бываю большой трусихой. Я реально боюсь.
— Но чего?
— Меня, в самом деле, хотят выставить на выборах кандидатом в президенты. Есть инициативная группа, туда входят влиятельные политики и бизнесмены нашей страны. И был опрос, у меня довольно приличный рейтинг.
— Но это же замечательно! — воскликнул Лагунов.
