— Кто?
Петровская наклонила голову, задумчиво запустила руку в пышные волосы. В следующее мгновение она резко тряхнула головой и распрямилась. В ее руке остался каштановый парик.
Глаза Антона расширились. На него вызывающе смотрела дерзкая девушка с черными короткими волосами.
— Мое настоящее имя, Алиса. Я подружка Задорина.
— Алиса, — пролепетал потрясенный Антон. Он вспомнил, как Сергей не раз хвастался, что познакомился с девушкой, которая прекрасно его понимает. Она может слушать часами и интересуется всем, что происходит на работе. — Так вот в чем дело.
— Маленькая женская хитрость.
— Ты пользовалась Задориным, играла с ним… Но он же в тебя по-настоящему влюблен!
— Первый вздох любви — последний вздох мудрости. Я не виновата, что мужики теряют голову от прикосновения к податливому телу.
— Ты циничная женщина.
— Я целеустремленная. И поверь, у меня не было выбора.
— Выбор есть всегда.
— Только не у меня!
Шувалов отдернул, случайно коснувшись парика, который повторял прическу его жены.
— Ты выбрала каштановый цвет специально?
— Догадливый. Я не оставляла надежду понравиться тебе. Мужчины всегда уходят к тем, кто похож на их прежнюю любовь. Жаль, что ты не клюнул. Было бы много проще.
— Ну, что же, благодарю за разъяснения. — Шувалов попятился. — Теперь мне есть, что рассказать Леонтьеву и Репиной. Раз никакого официального дела о смерти Людмилы Вербицкой нет, я — свободный человек.
— Это пока нет. — Алиса перегородила Антону путь. — Неужели ты не понимаешь, что я спасла тебя! Вербицкий считал меня работником прокуратуры, и все показания давал мне. Как только он узнает про обман, он напишет новое официальное заявление, и дело возобновится.
— Теперь мне это не страшно. Есть официальное заключение о смерти Людмилы.
— Вербицкий наплетет такого тумана! Он воспользуется твоей же теорией, что смерть мозга — это процесс, который еще не закончился, когда ты своими топорными действиями ее убил. Он заявит, что ты сделал это умышленно.
— Я не боюсь этого. Я докажу свою невиновность.
— Возможно. И перед кем ты будешь распинаться? Перед человеком, который спит с твоей женой?
— Не говори так.
— А ты разве не знал? Ах, да, у вас состоялось временное примирение, и она, наверное, поклялась тебе в верности. Но тебе невдомек, что было потом.
— Я знаю цену твоим словам. Алла, Алиса, следователь. Кто ты еще?!
— Это было раньше, а сейчас у нас вечер правды. Правда — это не мягкий диван, на котором можно расслабиться, это подушка, набитая иголками. Они ранят. А некоторые из них ядовитые.
— Замолчи! Я больше не буду тебя слушать!
— Не слушай. Ты посмотри. — Алиса включила ноутбук, стоявший на столе. — В тот день, когда я принесла твоей жене фотографию с поцелуем Репиной, я решила дождаться ее реакции и осталась у твоего дома. Я сидела в машине и ждала. При мне был фотоаппарат. Вот, смотри. Это ты возвращаешься с сыном. Вы счастливы. Обрати внимание на время в нижнем углу. Спустя полчаса ты выходишь из дома. На тебе нет лица. Тебя снова выгнали. Я победила! Но я не стала уезжать сразу вслед за тобой. Я чувствовала, что произойдет что-то еще. Обиженной женщине надо излить душу. Но у Ольги нет психотерапевта. У нее есть Вербицкий. Этакий добрый отзывчивый приятель. Вот он. Входит в подъезд. Она его позвала. Что было в квартире, я не знаю, но догадываюсь. Сначала слезы на мужской груди, его поглаживания по спине, слова успокоения. Потом его руки становятся все чувственней, объятия крепче, касание щеками. И вот ее ладони на его шее.
— Хватит! Не выдумывай!
— Ладно. Тогда посмотри следующие фотографии. Вот гаснет свет в твоих окнах, а Вербицкий еще не выходил. Я ждала долго, но была вознаграждена. Вербицкий вышел от твоей жены только утром. Смотри на дату и время! Смотри! И думай! Не тешь себя наивными сказочками. Женщина позвала мужчину, чтобы утешиться. Чтобы отомстить тебе! И Вербицкий ей в этом помог. Посмотри на его довольную физиономию. Он одержал еще одну победу над тобой!
Антон в беспомощной ярости захлопнул ноутбук. Петровская разлила бурбон и молча протянула стакан Шувалову. Они выпили. Антон опустился на диван. Алиса говорила прямо:
— Сейчас я могла бы сесть рядом с тобой и начать утешать. Ведь ты же хочешь этого, как и все обиженные мальчики. Я бы шептала какую-нибудь бессмыслицу: забудь, ты достоин лучшего, и ненавязчиво гладила тебя. Мужской организм примитивен, я сумела бы отключить твои мозги и сделать тебе приятное. Но я не буду этого делать, Антон. Потому что ты действительно достоин лучшего. Большего, чем пьяные торопливые ласки.
Шувалов смотрел на нее и видел совсем другую женщину. Не строгого работника прокуратуры, не циничную интриганку, а пылкую красивую девушку с упрятанным в глубине глаз страданием.
— Ты гений! — убежденно твердила она. — Твой мозг должен служить людям. А человечество не ограничивается стенами института, из которого тебя выгнали, или этим огромным городом. Посмотри на мир шире. Здесь тебя предали и растоптали, а там ждут и верят. Ты должен уехать, чтобы возродиться.
Ее слова текли плавно и ласково, словно убаюкивали. Его эмоции сглаживались, а мысли приходили в порядок.
— Я согласен, — неожиданно решил он. — Я уеду отсюда.
— Вот и хорошо. Thank you very much!
— Можешь говорить по-русски. Мы еще не в Америке.
— Что ты понимаешь? — скривилась Петровская. — Такими словами, как наше родное «спасибо», я просто так не разбрасываюсь. Даже не помню, кому и когда его говорила в последний раз. — Она встрепенулась и перешла на деловой тон. — Формальности с переездом я утрясу. Ни о чем не беспокойся.
— Но прежде я хочу возродить свое честное имя. Хотя бы перед родителями. Чтобы Саша, если когда-нибудь поинтересуется, знал…
— И в этом я тебе помогу. С помощью тех же журналистов. Только дай слово, что ты принял окончательное решение.
— Даю. Я перееду в Бостон.
Ольга Шувалова подошла к окну. Вертикальные офисные жалюзи висели под наклоном к раме. Она тайком посмотрела между широких полосок. «Форд фокус», как и вчера, стоял на прежнем месте. За полупрозрачным стеклом автомобиля угадывалось лицо водителя. Он глядел вверх на третий этаж в освещенные окна ее отдела. Ольга отшатнулась.
— Шувалова, тебя ждать? — бросила с порога приятельница Оксана. Рабочее время закончилось, коллеги по работе дружно покидали отдел.
— Иди-иди, я чуть задержусь. — Ольга сделала вид, что ухаживает за цветком, стоящим на подоконнике.
Вчера в компании Оксаны она прошла мимо «форда». Она заметила Антона, сидевшего в машине, но не подала виду. Сердце сжалось, спина окаменела, ноги замедлили шаг. Она боялась встречи и надеялась на нее. Холодная гордость и всепрощающая слабость раскалывали ее душу. Но Антон не окликнул ее. Возможно сегодня, когда она будет одна, он окажется смелее.
Женщина отошла к зеркалу, подкрасила губы, расчесала волосы. Из нижнего ящика стола был извлечен флакончик с остатками духов. Ему нравился этот запах. Накинув пальто, она выключила свет, но не решилась сразу выйти. Ольга вернулась к окну. Теперь можно было не прятаться, и она стояла по центру. Ее широко открытые глаза смотрели вниз и чувствовали, что в этот миг из-за стекла машины на нее глядит человек, без которого долгие годы она не мыслила свое существование.
Неожиданно она заметила, как к «форду» подошел мужчина и бесцеремонно распахнул дверцу. Она узнала его. Горечь стыда горячей волной окатила истерзанное сердце.
Через минуту мужчины ожесточенно спорили. Издалека они напоминали на клокочущих петухов, сошедшихся в непримиримой схватке. Ольга спустилась к выходу и пошла в обход здания, дальней дорогой, лишь бы не проходить мимо. Ее пальцы сжимали платок, которым быстро намок от слез.
— Так вот ты где! Я не ошибся. — Борис Вербицкий удерживал дверцу «форда» открытой, опасаясь, что Шувалов ее захлопнет.
— Что ты здесь делаешь?
— Ищу встречи с тобой. Ведь на звонки ты не отвечаешь.
— Я не хочу с тобой разговаривать.
— А придется.
— Ну-ка, ты! — Антон выбрался из-за руля. — Я еще раз повторяю, я не хочу тебя видеть! Проваливай!
— Грубость — твое не самое сильное качество. Ты смешон, Шувалов.
— Зато подлость тебе впору. Это твоя естественная оболочка.
— Ну, что ж, приветственные комплименты сказаны. Можно переходить к делу.
— У меня с тобой дел нет.
— И опять ошибаешься. Будут. — Вербицкий заметил развернутые газеты на сиденье автомобиля, ухмыльнулся и ткнул пальцем. — Ах, да! Журналисты встали на твою защиту. Из обвиняемого тебя превращают, чуть ли не в героя. Думаешь, все неприятности позади?