Ознакомительная версия.
— Чего уставился? Я девушка с персиками? — проворчала Соня, пряча глаза.
— Ладно, поплыли, — он схватился за весла, вывел лодку во двор. И как же вовремя, черт возьми! Разбитые перила, видимо, являлись тем «кирпичиком», который ни за что нельзя было трогать. Заскрипел дощатый дом, в котором самым прочным элементом оказалась лестница на второй этаж. Сыпались распорки между первым этажом и мансардой. Затрещали, стали рушиться половицы. Подогнулась стена, крыша вмялась внутрь. Ахнув, Олег заработал веслами, спеша убраться из эпицентра. А за спиной царил грохот: рушился дом, разлетался на кусочки! Могло накрыть и лодку, но она уже уходила. За кормой раздался шумный плеск — что-то бухнулось в воду. Соня побледнела, хотела что-то сказать, но слова застряли в горле. Ее трясло.
— Спокойствие, Соня, только спокойствие, — бормотал Олег, сдувая с носа бусинки пота. — Подобных тебе сегодня — тысячи. Дом — дело наживное, главное, что ты жива…
— Господи, да за что? — адресовала Соня в небо риторический вопрос и замолчала. Сомнительно, что на небе ее услышали. Он вовремя развернулся, чтобы не выплывать на улицу: там бесновалась вода, и баррикаду из мертвых грузовиков никто не отменял. Он растерянно озирался — куда податься? Оставалось лишь двигаться против течения по ближайшему переулку, чтобы снова оказаться на Лагерной. Можно и огородами, поскольку понятие улиц и переулков с некоторых пор становилось смешным. Он греб, тяжело дыша, между деревьями и скособоченными крышами. Волны не унимались, возникали то слева, то справа. Соня с ужасом смотрела по сторонам, не узнавая города. В соседнем квартале взвыл лодочный мотор, кричали люди — там тоже кого-то спасали.
— Будем выбираться? — пробормотала Соня.
— Будем, — согласился Олег. — Но по дороге еще кого-нибудь возьмем, в лодке хватит места.
— Хорошо, давай возьмем… — вяло прошептала Соня. — Нужно спасать людей…
Он повернул за бетонный забор механических мастерских… и сработал профессиональный навык! Прямо на него неслась по течению лодка с одиноким гребцом! Тот тоже успел сменить направление. И все же лодки поцеловались бортами. Охнула Соня, падая с банки, хорошо хоть не за борт.
— Куда прешь, слепошарый?! — разорался рулевой. — Глаза протри, совсем залил?!
— Солохин? — челюсть отвисла от изумления. Он самый, напарник! Раскудлаченный, мокрый, как курица, злой, как собака, уши угрожающе оттопырились. Да и лодка под ним, если присмотреться, была знакомой. — Гришка, это ты, твою дивизию?!
— Олежка, живой!!! — восторженно завопил Солохин и чуть не подбросил в припадке радости весло. Он полез обниматься — обе лодки накренились и едва не затонули. — Доброе утро, коллега! — орал Солохин. Отстранился, начал всматриваться. — Что-то вид у тебя не очень добрый… Очуметь, ты живой! Всеми проклятый и покинутый!
— А чего мне сделается, Гришка? — смущенно улыбался Олег, хватаясь за борта, чтобы лодки не разлучило. — Не умирается как-то, напарник… Уходят лучшие, а я так — серединка на половинку…
— Да я бы не сказала, — проворчала Соня, пряча глаза.
— А это кто? — удивился Солохин.
— Ангел, — объяснил Олег.
Соня поперхнулась.
— Объясни, — не понял Солохин.
— Жизнь мне спасла.
— Это вы правильно, девушка, сделали, — расплылся до ушей Солохин. — Ценный кадр, его беречь надо. Таких сознательных парней в нашей доблестной ГИБДД — наперечет. Единственный сотрудник, которого не волнует шкурный вопрос. Ну… почти.
— Неужели? — проворчала Соня. — Послушайте, мужчины, может быть, сотрудникам ГИБДД стоит скрыться с места происшествия? Образовать что-то типа, скажем, эскадры?
— Подожди, — опомнился Олег. — Ты отвез Серегиных баб?
— Отвез, — с важным видом кивнул Солохин. — В натуре, Олежка, отвез. Век очередного звания не видать. Километра полтора по Лагерной — там что-то вроде эвакопункта. Все разбито, дома туда сносит, машины — там уже такая знатная помойка высотой с пятиэтажку… В безопасности твои бабы, так и передай Сереге. И напомни, что ящиком коньяка он теперь не отделается — по гроб жизни поить обязан.
— А чего вернулся? — не понял Олег. — Ну и дул бы в райотдел.
— Так это самое… — Солохин смутился. — Как бы тебе сказать… В общем, заныло в том месте, где предположительно находится совесть. Ты же на дорожном знаке болтался, вроде как нехорошо оставлять друзей… Набрался, в общем, смелости — и в обратный путь. Там немыслимый бардак, Олежка. Никто не понимает, что происходит в городе. Половину Таманска смыло, много погибших. Народ бегает в панике, начальство куда-то испарилось. До сих пор не прибыло МЧС, представляешь? В спасательной операции задействованы только местные — в основном добровольцы. Никто не знает, что делать, пострадавших свозят к мэрии…
— И на фоне этого бардака ты принял историческое решение пуститься во все тяжкие? — засмеялся Олег.
— Точно, — кивнул Солохин. — На рыбалку в четыре утра. Я оправдан за недостатком улик, напарник? На, держи, хлебни, — он извлек из заднего кармана обвисших штанов плоскую фляжку. — Я уже хлебнул, теперь отлично себя чувствую.
Соболевский приложился к горлышку. Скривился.
— Это водка…
— Это волшебная водка, — поправил Солохин. — Пей, говорю, не рассуждай. Чудодейственный эликсир, дарующий бессмертие и позволяющий смотреть без содрогания на конец света. Ее в эвакопункте сердобольные коммерсанты бесплатно людям раздают. Вам бы, девушка, я тоже предложил присоединиться.
— Девушка не откажется, — прошептала Соня.
— Там, кстати, люди застряли, — Солохин как-то невнятно мотнул головой за спину. — В глубине квартала. Я мимо проплывал, а они орут где-то там. Вроде не помирают, на чердаке обосновались. Я попытался к ним пробиться, но там течение, мусора много несет. Решил в обход — и вот на вас нарвался. В общем… — Солохин снова стушевался, — решил немного подработать дедом Мазаем на общественных началах…
— Молодец, Солохин, — похвалил Олег, отбирая у Сони фляжку. — Только водка у тебя паршивая, и ни фига она не волшебная. Палево сливают твои коммерсанты. Ладно, дед Мазай, показывай, где твои зайцы. Забираем ушастых — и домой.
Пришлось пробиваться через нагромождения сметенных в район обломков, сквозь груды ржавой техники на задворках мастерских. Двухэтажные бараки в Лебяжьем переулке не подавали признаков жизни. Две лодочки просочились между зданиями над зависшим козырьком, вошли в пространство, плотно застроенное частными домами. Здесь тесно росли деревья, раскидистые кустарники. Все, что возвышалось над водой, навязчиво напоминало мангровые заросли. Вырвало Соню: труп пожилого мужчины, плавающий вниз лицом, другой реакции вызвать не мог. А Солохин уже возился за соседними деревьями, гремел металлом.
— Олежка, холодильники плавают? — поинтересовался он.
— Сомневаюсь.
— Тогда это неправильный холодильник… Он плавает дверцей кверху. Сейчас попробую его открыть… Голод зверский, — объяснил напарник. — Расходуем массу энергии, а восполнять потери нечем. Перекусить хочу. А ну иди сюда, бестолочь железная…
Плескалась вода, билось о борт «инородное» тело. Кряхтел инспектор ГИБДД, пытаясь дотянуться до добычи. Отжалась дверца, распахнулась со специфическим скрежетом. Ругань в кустах делалась отчетливее, интонация — печальнее.
— Ни кусочека колбаски, — вздохнула Соня, перехватив «поверхностный» взгляд Соболевского.
— Перекусил? — усмехнулся Олег.
— Выкусил, — фыркнул Солохин. — Тут мышь повесилась. И как живут эти люди? Одни лекарства и слоеное тесто. Хоть собаку ешь…
— Какую собаку? — вздрогнула Соня.
— Да плавает тут одна — друг чебурека, царствие ей в собачьем рае… Варенье нашел, — покопавшись в холодильнике, объявил Солохин. — Делать нечего, вступаю в буржуинство. Олег, сворачиваем направо. Этот дом на улице Ильича, за дальномерами поперек дороги…
По улице пронеслась моторная лодка. Оставалось лишь догадываться, как она преодолела упомянутую преграду (вероятно, имелись лазейки). Дом смотрелся неплохо, хотя под сайдингом, похоже, был сложен из банального бруса. Миллионеры на этой улице не обитали. Крыша с обычным скатом, чердачное окно. На чердаке шумели люди, кто-то плакал. Критической их ситуацию назвать было трудно: половина первого этажа возвышалась над водой. Но что-то там происходило — чердак гудел и выл. Две лодочки барражировали под окном.
— Эй, народ, помощь нужна? — крикнул Олег.
Разразился хор: да, да, конечно, нужна! Здесь много людей, есть раненые, есть мертвый! Сколько уже можно ждать этой долбаной помощи?! Высунулось бледное лицо молодого человека, он начал делать энергичные пассы. Солохин подцепил веслом приставную деревянную лестницу, плавающую неподалеку (по ней, должно быть, и карабкались люди на чердак), подтянул ее к себе. Соня привязывала лодки к столбикам крыльца, а мужчины устанавливали лестницу, которая норовила всплыть и пуститься в бега. Соболевский первым забрался наверх. Солохин наступал на пятки. Необходимость в фонаре отсутствовала. На улице рассвело. К тому же ветер и волна хорошенько потрудились над крышей, проделав в ней достаточно «световых» отверстий. На грязной жиже в суженном пространстве теснились восемь человек! Мокрые, грязные, кое-как одетые, смертельно напуганные. Под скатом крыши лежал со скрещенными руками лысоватый мужчина пенсионного возраста. Он явно был мертв. Судя по вздувшемуся лицу, внезапный инфаркт. На коленях перед ним сидела пожилая женщина с тонким лицом, нежно гладила мужчину по голове. В глазах теснилась боль. У головы покойника корчился худосочный мужичок с козлиной бородкой: вылитый батюшка, шептал заупокойную молитву, задрав к потолку водянистые глазки. Остальные держались подальше от мертвеца. Бледный молодой человек обнимал за плечи худенькую девушку. Она с надеждой смотрела на вторгшихся инспекторов, пробовала робко улыбнуться. Стонал мужчина лет тридцати — он лежал на боку со сломанной ногой. У упитанной молодухи с глазами грустной коровы была повреждена рука (возможно, порваны связки). Она сидела на коленях и нянчила ее, словно младенца, рука висела плетью. Женщина средних лет с порезанным лицом — раны распухли, набухал гной, ей срочно требовалось к врачу. Еще один тип, похожий на тяжеловеса в отставке (или на рэкетира из девяностых), у него были маленькие глазки, неповоротливая шея и практически полное отсутствие волос. Он не был ранен, но как-то подозрительно дышал, обливаясь потом.
Ознакомительная версия.
