— Я могу подумать?
— Конечно, — ответил он. — Сообщишь о своем решении завтра?
Я посмотрел на своего друга, который сильно изменился за эти годы, но все равно оставался моим старым другом.
— Пожалуй, ответ уже готов: принимаю твое предложение.
Когда я вернулся домой, в большой комнате работал телевизор и перед ним сидела Мириам. На кухне работала посудомоечная машина. На нашем новом телефоне в спальне мигал сигнал о полученных звонках; Бетси нигде не было.
Я вернулся в комнату к Мириам.
— А где мама?
Заканчивался повтор мультфильма «Скуби-Ду», и Мириам ждала, пока пройдут финальные титры.
— Мама в душе, — ответила она, не отрывая глаз от экрана.
Бетси, заматывая вокруг себя полотенце, показалась в дверях ванной.
— Привет, малышка, — сказал я.
— Нет времени, — отозвалась она. — Ты опоздал, мне надо успеть в «Джамп-старт». Не могу поверить, Билл оказался таким милым.
— У меня тоже приятная новость.
— Неужели?
— Сэм Перкинс с водопроводной станции взял меня на работу. Это поможет нам подняться. Придется работать в ночную смену, зато хорошо платят.
Бетси пыталась понять, серьезно ли я отношусь к этому предложению и действительно ли хочу его принять.
— Очень хорошо, — заключила она.
На вторую ночь я взял с собой на работу Меч Ангела. Печка на водопроводной станции нагрелась сильнее, чем паровой двигатель, и сквозь старое слюдяное окошко пробивалось желто-красное сияние. Через несколько месяцев должны сменить оборудование. Сэм сказал, что ему чудом удалось работать на этом оборудовании так долго при таком низком бюджете. Он едва сводил концы с концами. Я открыл маленькое окошко и затолкал «огнетушитель» в печку, как снаряд в пушку, а потом закрыл и запер заслонку с оконцем. Через секунду раздался хлопок: контейнер взорвался и стал плавиться. Вот и все, Меча Ангела больше не существовало. Моя старая война, моя святая война, наконец-то кончилась. Но я был единственным, кто знал об этом.
В первые недели после возвращения в Канзас каждый раз, когда раздавался звонок телефона, я ожидал услышать голос Гриффина. Но на маленьком дисплее телефона так и не появился ни код 703, ни 202. И лишь однажды, когда высветились цифры 917, оказалось, что звонит Гриффин с мобильного телефона. Случилось это около полуночи на второй неделе мая.
— Просто проверка, — сказал он.
— Понятно, — ответил я.
— У тебя все хорошо?
— Да. А у тебя?
— Вроде ничего, — заметил он и, помолчав, добавил: — Мне пора.
Я потом пытался перезвонить по этому номеру, но всякий раз попадал на автоответчик. После такого разговора было непросто уснуть.
В последнее время меня мучила бессонница. Мы с Бетси лежали в постели, но не прикасались друг к другу, не прижимались и не толкали друг друга во сне. И не разговаривали.
Чем занимался все это время Гриффин? Он серьезно рисковал собой, когда вытащил меня из Гуантанамо. С точки зрения его боссов, он заступился за террориста. И хуже всего для него было то, что он одолел бюрократическую систему. Если бы они могли, то заставили бы его заплатить за все сполна. А теперь он даже не использовал меня. Он позволил мне сидеть здесь и ждать, взорвется наш мир или нет, придут ли ко мне опять представители закона или нет, начнется ли моя новая жизнь или нет.
Он выжидал, не произойдет ли здесь что-нибудь. Я понял это, глядя в пустой потолок. Он не станет рассказывать мне, чего он ждет. Возможно, он и не предупредит меня, если что. Или моих жену и ребенка.
Я вспомнил поцарапанную старую пленку, которую мне показывали во время учений по проведению химической атаки. Козу связывают как приманку для тигра где-нибудь в горах на поляне. Но никаких тигров нет. Раздается небольшой взрыв, и в воздухе появляется едва различимое облако. Находящийся в снаряде зарин не виден. Коза не может разглядеть или почуять его. Потом появляются симптомы отравления — слюнотечение, понос, судорога. И через тридцать семь секунд коза умирает.
Теперь я в роли этой козы. Бетси и Мириам тоже. Мы — приманка, часть эксперимента. У меня не было доказательств, но я не сомневался, что все именно так.
— Бетси?
— М-м-м… в чем дело?
— Нас ждут тяжелые времена.
— Что?
— Может, нам стоит уехать? Прямо сейчас сесть в машину и уехать.
— Я же сказала, что хочу остаться дома.
— Здесь небезопасно.
— А где безопасно?
— Только не здесь.
— О Боже, Курт! Ты помнишь, что говорил мне, когда уезжал в сентябре? Ты сказал, что сам Бог не помешает тебе вернуться домой. А теперь ты говоришь, что тебе снова нужно уехать? Потому что боишься, сам не зная чего, и хочешь, чтобы мы уехали с тобой? Ну так поезжай, Курт, куда тебе вздумается. Делай, что считаешь нужным. А я останусь здесь. И если кому-то надо, чтобы я снова покинула это место, то у него ничего не выйдет, пусть хоть в лепешку расшибется.
— Нас могут…
— Что? Убить?
— Нас могут использовать как приманку, чтобы заманить кое-кого в ловушку.
— Тебе что-то известно, но ты не хочешь об этом рассказывать? Да о чем я вообще говорю? Ты и так никогда мне ничего не рассказывал. Но меня это не волнует!
— Я знаю только то, что сказал.
— Я буду очень осмотрительной, — огрызнулась Бетси. — И если понадобится, достану оружие. Отчим научил меня стрелять, и я очень неплохо это делаю.
— Знаю.
— Так что поступай как знаешь, но я никуда отсюда не пойду. Ты обещал вернуться ко мне и сдержал слово. Я сказала, что останусь, и останусь. Я должна и хочу остаться, заметь, в своем доме. Здесь — мой очаг, вот — моя кровать, в соседней комнате — моя дочь, да и мой муж спит в одной постели со мной… если, конечно, останется. А что до остального мира — пусть проваливает к чертям собачьим! Слышишь, Курт?
— Я слышу тебя, малыш.
— Это что — забавно? — спросила она озадаченно.
— Нет, я просто рад. Что бы ни случилось… здесь или где-то еще, я никуда не уйду от тебя. Мы никуда не уйдем.
Я почувствовал, как Бетси зашевелилась. Она нежно поцеловала меня в щеку и снова легла.
— Я люблю тебя, Курт.
— О Господи, Бетси, я тебя тоже люблю.
— Ведь все будет хорошо, правда?
— Когда-нибудь — обязательно. Все будет хорошо. Скоро. — Я хотел верить в то, что говорил. И мне казалось, что Бетси тоже не особенно верит моим словам. Но она снова поцеловала меня, потом отвернулась и, наверное, уставилась в темную стену, думая о своем.
— Давай спать, пока есть такая возможность, — сказала она.
На следующее утро я пошел в супермаркет «Уол-март» с кредиткой Бетси и потратил оставшиеся деньги. Купил дробовик «моссберг» двенадцатого калибра и патроны к нему, «мини-ругер-14» и патроны к нему и, кроме того, компьютер фирмы «Хьюлетт-Паккард» и принтер. Всего на сумму три тысячи долларов.
Месяцы, проведенные в клетке, подточили мою выносливость. И ежедневные пробежки давались мне с большим трудом. Когда я в первый раз попытался одолеть свои старые добрые десять миль, то, пробежав около трех миль, где-то в районе Джефферс-Рокс почувствовал себя таким уставшим, что решил перейти на шаг и, прихрамывая, поплелся домой. После этого я изменил программу тренировок и почти весь май и начало июня устраивал легкие пробежки по городу.
Поскольку я работал на водопроводной станции в ночную смену, которая заканчивалась в шесть утра, то бегал, когда Уэстфилд только начинал просыпаться. Вместо того чтобы бежать из центра к дому, как я делал бы в прежние времена, я, наоборот, отправлялся в самый центр города. Пробегая мимо маленьких кирпичных домиков, где всегда горел свет, я видел сквозь кухонные окна, как сонные люди заканчивали завтракать или как отцы семейств садились в пикапы и отправлялись на работу за город на ферму.
У многих перед домами развевался американский флаг. Иногда флаги свешивались с шестов, закрепленных перед входом, а у некоторых шест с флагом стоял во дворе. К почтовым ящикам были привязаны маленькие флажки. Мне пришло в голову, что после 11 сентября в Уэстфилде, как, вероятно, и всюду в Америке, каждый день был Днем независимости. Флажки были прикреплены к багажникам и дверям автомобилей, украшали задние стекла джипов, соседствуя с лежавшим там оружием. Пробегая мимо них по утрам, я думал, что это совсем другие флаги, не те, что я видел в Гуантанамо. Здесь, в Уэстфилде, они были воплощением гордости и веры в нашу страну, что неразрывно связано с верой в самих себя. Теперь я любил этот флаг, олицетворявший тихую гордость. Здесь их было множество, и они развевались вокруг меня каждое утро, когда я бежал по городу.
Часто по утрам, когда я, выбирая самую прямую дорогу, бежал от водопроводной станции мимо мотеля «Супер-8» и по Кофей-роуд, мой путь пролегал мимо супермаркета «Кей-март». Перед зданием супермаркета стоял огромный флагшток, но самого флага не было. «Кей-март» закрыли, когда меня не было. Вход заколочен, вывеску убрали. Компания обанкротилась и стала закрывать магазины, где дела шли особенно плохо. Теперь почти все в городе ходили в «Уол-март». Он был больше, чище, современнее. Поэтому парковка перед «Кей-март» пустовала, здесь стоял только старый раздолбанный «бьюик» да четыре никому не нужных прицепа. И флаг сняли.
