Ознакомительная версия.
Изображения угла печати я резал на резине от каблука ботинка четырежды, пока оттиск не показался мне более-менее приемлемым. Нет, под лупой, конечно, сразу было видно, что это – подделка, но когда это почтари смотрят в паспорта граждан через лупу?
Ну, и год рождения я подчистил лезвием очень аккуратно – как сейчас помню, две последние цифры года рождения подчищал чуть ли не час, но все получилось, как надо.
Потренировался, конечно, писать черной тушью, но потом очень аккуратно вписал подходящий год рождения. Увеличил свой на два года.
Посмотрел глазом, через лупу – подходяще получилось! И сразу же пошел на Главпочтамт. Нет, без грима, только одежду поменял.
Взял бланк, приготовил свою ручку, сел за стол и вроде как задумался. Рядом меняются граждане, а я все думаю. И при этом каждому заглядываю в бланк телеграммы. Жду подходящего клиента.
Дождался, записал на своем бланке адрес и фамилию того, кому очередной командированный сообщал, что задерживается на неделю. Меньший срок мне не подходил – могла накладка произойти. Да вы сейчас все поймете!
Через день я отправил с Главпочтамта следующую телеграмму:
«ЛИЗА У МЕНЯ УКРАЛИ ДЕНЬГИ ДОКУМЕНТЫ. СРОЧНО ВЫШЛИ ТЕЛЕГРАФОМ ПЯТНАДЦАТЬ РУБЛЕЙ НА ДОРОГУ ГЛАВПОЧТАМТ ДО ВОСТРЕБОВАНИЯ ПАСПОРТ СЕРИЯ 1Х-ТО НОМЕР 500953 ХАРЮЗОВУ ИВАНУ ПЕТРОВИЧУ.
ЕГОР».
Вы же понимаете, Виктор Дмитриевич, что такой текст не мог вызвать каких-либо сомнений у этой самой Лизы. Ситуация насквозь обыденная, весьма вероятная, так что такая телеграмма и сама просьба подозрений вызвать не могли.
Я из телеграммы, посланной настоящим Егором знал, что живет он в гостинице, а значит – очень вероятно, что вечерами поддает с соседями, коллегами из местной конторы, в общем – обокрасть его вполне м о г у т.
А если не поверят дома, не пошлют денег – ну, и что? Вернется Егор домой, покажут ему телеграмму, он удивится, начнет ломать голову – кто же это послал телеграмму вместо него? Как узнал адрес? Ну, и далее в таком же роде.
И что? Какой идиот подумает, что это его хотели так «наколоть» на деньги? Это на пятнадцать-то рублей?
Так что решит Егор, что над ним пошутили, а если бы жена деньги отправила – ему бы вернули в Новосибирске, а после все вместе эти деньги они там бы и пропили. Ах, она отправила? Это что же, его обманули? Какой паразит…
Я был уверен – деньги будут посылать. Во-первых, я всегда звонил в справочную, узнавал стоимость проезда до дома из командировки моего клиента, добавлял какую-то сумму на питание, проживание в гостинице – в общем, деньги запрашивал реально необходимые, ну, если бы и в самом деле человека в командировке обобрали.
Во-вторых, я всегда старался просить выслать сумму небольшую. Ну, чтобы дома у командированного после получения моей телеграммы решали, что лучше послать эти небольшие деньги, чем ломать голову, звонить в Новосибирск, и тому подобное.
Я ведь решил зарабатывать за счет «вала» – то есть количества обманутых клиентов, а не величины «снимаемой» с каждого суммы.
На другой день, выбрав пиковое время на Главпочтамте, когда народу к окошкам стоит – тьма, и служащие только успевают заглянуть в документ, чтобы, записав в бумажку данные паспортов, дать нам расписаться, потом выдают деньги – и адью!
Так что я получил 15 рублей и пошел домой, поздравляя себя с почином.
А на другой день сразу после занятий в университете, я уже снова сидел на Главпочтамте, вроде как заполнял бланк телеграммы и подыскивал нового подходящего клиента.
Да конечно, Виктор Дмитриевич, в почтовых бумагах данные паспорта Харюзова оставались, и если скрупулезно искать – можно найти и вытащить на свет божий десятки документов… Но фокус в том, что мне ведь высылали деньги не в одно, а в пять разных отделений связи! Я их чередовал, используя чаще всего, естественно, Главпочтамт.
Да и – риск быть пойманным был минимальным. Ну, даже «выйдут» на Харюзова по номеру паспорта, и что? Это же бродяга! Во-первых, поймай его! Во-вторых, найдут, спросят – где паспорт? Ответит: «Потерял!» Предъявят его для опознания почтарям, и что? Ему 53 года, и выглядит соответственно плюс изменения внешности, связанные с беспорядочным образом жизни бродяги. А мне – двадцать два, и даже приклеенные борода и усы меня старят максимум лет на пять! Так что мошенника в Харюзове никто не опознает. А главное – суммы! Размер ущерба граждан!
Я об этом старался помнить, и тщательно каждый раз размер суммы денег обдумывал и обосновывал.
И суммы эти, естественно, никогда не были большими: максимум – 25—30 рублей. Иногда – 50, но это было уже на грани, и я это понимал, и когда однажды… Но об этом чуть позже.
Трудился я таким образом на ниве обмана граждан не напрягаясь – старался не чаще раза в неделю получать по переводу, ну, а в месяц набегала сотня, иногда – чуть больше. Вместе со стипендией получалась средняя зарплата молодого специалиста: 120—140 рублей.
Я ведь понимал, что нужно обязательно закончить университет. Мало ли, для чего может пригодиться диплом.
Но – университет мне закончить не пришлось. Сгорел я случайно, причем из-за того, что нарушил свой главный принцип работы – не проси больших сумм денег. Не проси!
Не удержался я. Да и не повезло мне!
Дело было так. На Главпочтамте мне попалась на глаза такая примерно телеграмма, отправляемая в Москву:
«ЗАДЕРЖИВАЮСЬ ДВЕ НЕДЕЛИ ИЗ-ЗА СЛОЖНОСТИ ДЕЛА. О ВРЕМЕНИ ВОЗВРАЩЕНИЯ СООБЩУ ПО ТЕЛЕФОНУ.
ВЛАДИСЛАВ»
Я ведь – без пяти минут юрист, как я не обратил внимание на такой специфический оборот, как «из-за сложности дела»? Это ведь оборот речи, употребляемый в а ш и м и, товарищами из органов…
В общем, Виктор Дмитриевич, это оказался следак из Генпрокуратуры, который был в командировке у нас в связи с расследуемым делом. А я ему домой телеграмму со словами «Обокрали меня, вышли 150 рублей»…
Нет, почему он не позвонил, а послал телеграмму – я не знаю. Ну, может дома у него редко кто появлялся… По телефону – не дозвонишься, а телеграмму все равно кому-нибудь вручат.
А вот его жена в тот же день вечером ему позвонила в гостиницу, и, скорее всего, давясь от хохота, спросила: «Как же так? Тебя, старшего советника юстиции, обокрали? Это где случилось – прямо в кабинете областной прокуратуры? А 150 рублей – не жирно будет?»
Следак ее поспрашивал, текст моей телеграммы записал и велел запрошенную сумму непременно отправить. И на другой день меня взяли с поличным прямо при получении денег.
Чтобы не вызвать повышенного интереса к себе, я признал безоговорочно факт мошенничества, сказал, что это такая шутка.
А так как, Виктор Дмитриевич, я понимал, что мне все равно постараются дать по максимуму, ведь потерпевший – следователь Генеральной прокуратуры СССР, то на вопрос: «И сколько раз вы так шутили?» я, конечно, признался следователю, что было еще три случая. И назвал трех человек, кому по месту жительства я посылал телеграммы, с просьбой прислать по 10—15 рублей. Причем адреса проживания двух из них я «вспомнил», а вот третьего – забыл. И все получилось вполне правдоподобно – студент-выпускник, без малого – юрист, отличник, признается, судя по всему – во всем, искренне раскаивается…
Кроме того, – ранее не судим, в противоправных деяниях не замечен, органами внутренних дел не задерживался…
На суде чуть все не испортил потерпевший-следак из Москвы. Все-таки у ваших, Виктор Дмитриевич, нюх – как у псов лягавых, мигом чувствуете подвох! И вот этот следователь обратил внимание суда на тщательность моей подготовки.
Какая, говорит, шутка? Преступник готовился долго и тщательно, вы сами посмотрите! Обдумал и осуществил операцию – и в результате обзавелся чужим паспортом и тщательно подделал его. Достал грим и постоянно пользовался им, применял накладные бороду, усы и парик на голове. Это, говорил он, очень похоже на занятие мошенничеством в виде промысла, то есть получения постоянного дохода…
Но я ведь не зря учился на юрфаке, все я учитывал, в том числе и то, что нет в качестве отягчающего признака в преступлении под названием «мошенничества» такого, как «занятие в виде промысла». Так что его судья поправила, указала на это, и при определении мне наказания с обвинением не согласилась, а дала мне полтора года лишения свободы.
Вместо максимальных двух лет, которые просил для меня прокурор…
Вот так, Виктор Дмитриевич, и получил я свой первый срок в 1964 году!
Ну, в колонии общего режима, которую мне определили согласно решения суда, было не так уж плохо. Да, спальные места в бараках в два яруса, но это были не нары, а пружинные кровати, у каждого – тумбочка, в которой частенько могли находиться белый хлеб и молоко. Правда, бывалые люди нам говорили, что десять лет назад, мол, такой хлеб и молочко были у всех возле кровати, то есть под рукой, постоянно. Но в середине 60-х, при Никите Сергеевиче, все чаще у нас в стране все шла наперекосяк, жизнь становилась непредсказуемый, и это не могло не отразиться «на зонах».
Ознакомительная версия.
