«Надо держаться. Надо держаться. Надо держаться», — повторяла про себя Катя как спасительную мантру, которая должна была придать ей сил. И силы не кончались. Каждую секунду девушке казалось, что ноги вот-вот откажут ей, но этого не происходило. Словно Катино тело, изнеженное, привыкшее к заботе, долгие годы откладывало неиспользованную силу в резерв, чтобы однажды выплеснуть ее всю, без остатка. Катя бежала и бежала.
За спиной у них раздался рев. Кто-то, не таясь, бежал за ними следом, нагоняя их огромными скачками.
— Хватит! — крикнул на бегу Гром. — Дальше я сам! Прыгай в вагонетку!
— Сейчас! — хрипло дыша, ответила Катя. — Я тебя прикрою!
— Что?
Катя не стала повторять — не было времени. Она обернулась и вскинула руку с пистолетом, чтобы выстрелить в приближающееся чудовище, но тут же, не удержав равновесия, споткнулась и полетела на землю, в кровь обдирая руки.
Гром ничего не заметил и продолжал катить вагонетку.
— Еще немного! — кричал он, думая, что Катя уже внутри. — Еще чуть-чуть!
Вагонетка катилась все быстрее и быстрее.
Увидев лежащую девушку, монстр на мгновение остановился, но жажда погони была сильнее, да и дичь, за которой он гнался, была покрупнее. Он перепрыгнул через Катю и понесся дальше, видя перед собой лишь широкую спину Грома и сосредоточив на этой спине всю ярость, на какую только был способен.
Вагонетка набрала приличную скорость, но Виктор продолжал ее толкать. Он словно обезумел от этого бега, потерял чувство реальности, ему хотелось мчаться все быстрее и быстрее. Наконец передний торец вагонетки врезался в ворота, выломав все запоры. Гром успел отпрыгнуть с колеи за секунду до столкновения.
Протаранив ворота, вагонетка по инерции прокатилась еще несколько метров и встала. Гром, прихрамывая, подбежал к вагонетке и заглянул в нее, рассчитывая увидеть Катю. Но девушки внутри не оказалось.
— Катя! — позвал он растерянно. — Кать, ты где?
Сзади послышались топот и звериное рычанье. Гром быстро отступил в тень и, выхватив из-за пояса пистолет, прижался спиной к вагонетке.
Шаги протопали мимо него и замерли. Чудовище шумно повело носом, принюхиваясь, затем заскрежетало ногтями по вагонетке, заглянуло внутрь. Послышалось недовольное ворчанье. Монстр побродил вокруг вагонетки, затем развернулся и направился назад. Он прошел всего в полутора метрах от затаившегося Грома, не заметив его в темноте. Гром хотел выстрелить ему в спину, но понял, что не знает, есть ли еще в обойме патроны. На плече у монстра болтался автомат, в руке он сжимал кайло. Поразмыслив пару секунд, Виктор решил не рисковать.
Он дождался, пока шаги монстра удалятся во тьму, и устало опустился на рельсы. Вдруг Гром вздрогнул и прошептал:
— Катя!
Снова встал, еще раз зачем-то заглянул в вагонетку. Потом, держась рукой за стену туннеля, побрел назад, время от времени хрипло шепча:
— Катя! Катя, ты здесь?
Но Катя не отзывалась. Ее не было ни на рельсах, ни на земле. Сердце Грома сжалось от тревожного предчувствия. Он подумал, что, вероятней всего, монстр нашел девушку и утащил в свое логово. Но где это логово?
Внезапно Гром остановился. В темноте он увидел мерцающую стрелку, а рядом с ней надпись: «Путевой обходчик». Стрелка указывала направо. Гром повернулся, напряженно всмотрелся во тьму и заметил невдалеке черный зев провала.
На мгновение ему пригрезилось, будто темнота ожила, свилась в клубок и со зловещим шипением скользнула в провал, как огромная змея. Гром качнул головой, прогоняя наваждение, и сплюнул себе под ноги. Фантазия в бою — самая последняя вещь. Нет никаких огромных змей, есть только тварь, которая утащила Катю, чтобы вырвать ей глаза и положить их в грязную банку, пополнив свою жуткую коллекцию.
— Не дождется, — прошептал Гром, затем проверил обойму и вогнал пулю в ствол пистолета.
Не раздумывая больше ни секунды, он повернулся и направился к черной зловещей дыре.
Монстр вошел в свою берлогу. На лице у него была грязная повязка. Он снял рваный плащ, бросил его на стул. Туда же положил автомат и ключи от мотоцикла Шплинта. Оставшись в грязном дырявом свитере, он прошел к столу, достал из аптечки бинт, зубами разорвал упаковку и быстро перевязал рану на руке.
Взяв со стола бутылку водки «Московская», одним пальцем сорвал пробку и, запрокинув голову, долго пил. Успокоился он, лишь когда бутылка опустела. Отбросил бутылку в угол комнаты, достал из ящика стола старый пожелтевший фотоснимок, запечатлевший сотрудников НКВД.
С фотографией в руках он сел в кресло и долго ее разглядывал. Потом положил снимок на полку, наклонился и поднял с пола пустую банку и бутылку с бальзамической жидкостью. Банку он протер какой-то тряпкой, затем откупорил бутылку зубами и наполнил банку вонючей жидкостью примерно наполовину.
Закупорив бутылку, вытащил из кармана брюк носовой платок, развернул его, аккуратно достал две пары глаз и бросил в банку с жидкостью. Поднял банку к лицу, всколыхнул ее, посмотрел, как глаза плавают в бальзамической жидкости, удовлетворенно оскалился и поставил банку с глазами на стол.
Все это он проделал спокойно и привычно, не издав при этом ни единого звука. А потом разлепил безобразные губы и принялся мычать какую-то мелодию, то и дело сбиваясь на звериный рык.
Вдруг он перестал напевать и схватился руками за голову. Из груди его вырвался долгий глуховатый стон. Монстр принялся коротко и методично бить себя кулаками по голове, словно пытался выбить из нее что-то отвратительное, что-то, что безумно мучило его. Судя по всему, ему это удалось: он убрал руки от головы, передернул могучими плечами и снова посмотрел на банку. На обезображенных губах появилось что-то вроде самодовольной усмешки.
— Катя! — продолжал тихонько звать Гром, почти не надеясь услышать ответа. — Катя, ты здесь?
В узком туннеле, куда Гром вошел, следуя указанию стрелки, было пусто, сыро и темно. Пройдя метров десять, Виктор наткнулся на висящий на стене пожарный щит. На нем была лопата с красным, облезшим от сырости черенком. Гром снял лопату и осмотрел ее.
«Неплохо», — подумал он.
Рядом виднелся пожарный ящик. Виктор подошел к нему, откинул сырую крышку и пошарил внутри. Рука наткнулась на ветошь и склянку с машинным маслом.
Ветошь Гром намотал на ручку лопаты, затем обильно полил ее машинным маслом. Проделав эту нехитрую процедуру, сунул руку в карман в поисках зажигалки. Но зажигалки не оказалось. Вероятно, выпала по дороге.
Несколько секунд Гром, хмуря брови, обдумывал ситуацию, потом достал из ящика кусок тряпки, положил его на рельсы и полил остатками масла. Перехватив лопату покрепче, ударил штыком по тряпке. Лопата выбила из рельса фейерверк искр, и пропитанная маслом тряпка ярко вспыхнула во тьме.
— Вот так-то, — произнес Гром и поджег от тряпки сооруженный из черенка лопаты факел.
При свете факела Виктор заметил на полу ржавый лом. Он поднял его и взвесил на ладони. Удовлетворенно кивнув, пробормотал:
— Отлично.
Вооружившись ломом, он повернулся и, освещая себе дорогу факелом, двинулся дальше по узкому служебному туннелю.
Монстр открыл еще одну бутылку водки, сделал пару глотков и поставил ее на стол. Водка почти не давала желаемого результата.
Откинувшись на спинку кресла, он погрузился в полудрему. Перед глазами вставали картины из прошлого и мелькали, как в калейдоскопе, сменяя друг друга. И вдруг мелькание прекратилось, словно механизм воспоминаний заклинило.
Впереди была тьма, и он медленно продвигался по ней. Фонарь на каске сломался, поэтому приходилось пробираться почти на ощупь. Вдруг где-то зашумело, сперва тихо, потом все громче и громче, будто по стенам разом пробежала тысяча крыс, семеня маленькими мягкими лапками.
Он остановился и прислушался. Шум все нарастал и постепенно превратился в гул. Казалось, стены туннеля ожили и запульсировали. Под ногами у него затряслась, заходила ходуном земля.
Первый удар пришелся по плечу. Второй — по каске. Затем камни посыпались градом, сбивая его с ног. «Крепежная арматура!» — успел подумать он, перед тем как огромная каменная глыба ударила его по голове, смяв каску. Что-то ярко вспыхнуло перед глазами, и он потерял сознание.
Неизвестно, сколько он пролежал. Когда он открыл глаза, в туннеле царил мрак. А может быть, его глаза утратили способность видеть? Он хотел поднести к лицу руку, чтобы посмотреть на пальцы, но не смог. Руки словно бы не было.
Он попробовал пошевелить плечами, но и это ему не удалось. Что-то плотно сдавило его со всех сторон. Сперва он не чувствовал ничего. Но потом пришла боль — дикая, нестерпимая. Он лежал, тараща глаза во тьму, и стонал. Час, два, три… Время в темноте бежало иначе. Иногда у него появлялось ощущение, словно он вообще выпал из времени. Как будто вышел из потока в какую-то гулкую неподвижную пустоту. Когда это ощущение пришло впервые, он почувствовал сильное головокружение, и его вырвало.
