Точно такие же чувства журналист испытывал в Ираке после того, как смертница взорвала себя. Латрелл сжал и разжал челюсти. Губы все еще болели, один зуб треснул. Роб постарался расслабиться. В голове бурлили мысли, почти мучительные. История не закончилась. Он журналист. Хороший журналист. Пусть больше ничего — но то, что есть, он может использовать. Ему нужно во что-то воплотить свой гнев, бессильный гнев, униженное мужское достоинство. Если они решили, что его можно испугать ножами и ружьями, то здорово ошиблись. Он напишет очерк. Он не позволит себя запугать. Нужно расслабиться… притом что хотелось кричать. Он взглянул на Кристину.
И в этот момент, впервые с того мгновения, когда урна с детским трупиком развалилась у Роба в руках, женщина обратилась к нему.
— Ханаанцы, — тихо, но внятно произнесла она.
— Что?
— Такое характерно для древних ханаанцев. Они погребали своих младенцев. Заживо. — Она отвернулась и уставилась вперед. — В глиняных горшках.
Роб убрал телефон и вновь погрузился в утомительную суматоху стамбульского аэропорта. Журналист провел целый час в разговоре с дочкой — счастливый, веселый, исполненный затаенной тоски час. А потом еще десять минут в куда менее приятном разговоре с ее матерью. Как выяснилось, его бывшая жена вознамерилась увезти Лиззи на две недели из города. Уже сегодня. Даже если бы он вылетел немедленно, то все равно не застал бы дочь.
Латрелл потер ладонью лицо, разгоняя усталость. Они прилетели глубокой ночью и сумели кое-как вздремнуть в креслах зала аэропорта. Впрочем, совсем не это расстраивало его. Какими немыслимыми были минувшие сутки! До чего причудливая цепочка событий! И что делать дальше?
— Эй, солдат! — бодро окликнула его Кристина, взмахнув двумя баночками диетической колы. — Думаю, вы не откажетесь.
Журналист с благодарностью взял банку и вскрыл; от ледяной колы разбитым губам полегчало.
— Ну что, Роберт, дома все в порядке?
— Да… — Он посмотрел на китайца-бизнесмена, который откашливался и смачно сплевывал в пластиковое ведро. — Нет. Не слишком. Семейные дела…
— А-а. — Археолог окинула спокойным взглядом зал ожидания транзитных пассажиров. — Вы только посмотрите на это. Все так обычно. «Старбакс». «Макдоналдс»… Даже не верится, что нас чуть не похитили сегодня ночью.
Роб понимал свою спутницу. Он вздохнул и задумчиво взглянул на табло «Вылет». До рейса в Лондон было еще далеко. Ужасно не хотелось торчать в аэропорту и бесцельно убивать время. Но в Лондон тоже не хотелось. Какой смысл лететь туда, если дочери там нет? А вот чего ему хотелось — разобраться со всей историей, закончить начатую статью. Он уже поговорил с редактором и изложил несколько смягченную версию последних событий. Стив дважды ругнулся, а потом спросил, чувствует ли себя его подчиненный в безопасности. Роб ответил, что, несмотря на все случившееся, он чувствует себя превосходно. После этого Стив с готовностью позволил Робу продолжить работу над темой. «Только смотри не заработай дырку в голове!» Он даже обещал подбросить денег на счет журналиста, чтобы тот мог спокойно трудиться. В общем, компас твердо указывал в одном направлении. Не отступать. Продолжать. Нажимать. Разрабатывать материал.
Но с тем, чтобы «нажимать», возникала серьезная проблема: Роб не знал, как ко всему этому отнесется Кристина. В музее они перенесли поистине тяжелое испытание. Насчет себя Латрелл не сомневался — он справится, ему не привыкать к опасности. В Ираке он ведь преодолел все! Ну, почти. Но можно ли рассчитывать, что Кристина проявит подобный стоицизм? Не слишком ли многого он хочет? Она ведь ученый, а не журналист из агентства новостей. Латрелл допил колу и отправился искать мусорное ведро, чтобы выкинуть банку. Когда вернулся, Кристина встретила его невеселой улыбкой.
— Не хотите лететь домой?
— Как вы догадались?
— Ну… вы смотрите на табло вылета, словно на злейшего врага.
— Извините…
— Роберт, я чувствую то же самое. Слишком много остается неясностей. Не можем же мы просто сбежать, правда?
— Но… Что нам делать?
— Давайте съездим в гости к моей подруге, Исобель Превин. Она живет здесь.
Через полчаса они принялись ловить такси около аэропорта, а еще через десять минут мчались по автостраде, направляясь в суматошный Стамбул. По пути Кристина рассказывала об Исобель Превин.
— Она много лет прожила в Конье. Работала в Чатал-Хёюке с Джеймсом Меллартом. Я училась у нее в Кембридже.
— Конечно. Я помню, вы рассказывали.
Роб смотрел из окна такси. За эстакадами и жилыми районами возвышался огромный купол, окруженный четырьмя изящными минаретами, — Айя-София, великий константинопольский собор, выстроенный пятнадцать веков назад.
Стамбул показался ему странным и очень динамичным городом. По соседству со стенами, возведенными в античные времена, сверкали небоскребы. Улицы заполняли люди, одетые в западном стиле — девушки в коротких юбках, мужчины в деловых костюмах, — но время от времени такси проезжало мимо типично левантийских кварталов с работающими возле уличных горнов кузнецами, матерями семейств, задрапированными в паранджи, и бесконечных гирлянд пестрого белья. И все окаймлял то и дело проглядывавший за жилыми кварталами и недавно возведенными деловыми зданиями могучий Босфор, великая водная преграда, отделяющая Азию от Европы, Запад от Востока. Варварство от цивилизации. В зависимости от того, на какой стороне живешь.
Кристина позвонила Исобель. Роб не прислушивался к разговору, но понял, что Исобель рада встрече с бывшей ученицей. Он дождался окончания разговора и спросил:
— И где она живет?
— У нее дом на одном из Принцевых островов. Мы сможем попасть туда паромом из порта. — Кристина улыбнулась. — Это просто замечательно. К тому же она приглашает нас задержаться.
Латрелл с готовностью согласился.
— Очень может быть, ей удастся помочь нам с… нашими археологическими загадками, — добавила Кристина.
Кошмарная крохотная мумия в амфоре, вернее, кувшине. Пока таксист орал на нерасторопных водителей грузовиков, Роб расспрашивал Кристину о ханаанцах.
— Мне довелось работать в Тель-Гезере, — сказала Кристина. — В Иудейских холмах, полчаса от Иерусалима. Ханаанский город.
Автомобиль устремился вниз по склону, свернул с дороги и пополз по забитым машинами и людьми улицам.
— У ханаанцев был обычай заживо погребать своих первенцев в глиняных горшках. Нам доводилось находить их на раскопках. Младенцы в сосудах, точь-в-точь как тот, что в запаснике музея. Так что, думаю, именно это мы и отыскали в подвале. Жертвоприношение.
Перед Робом как наяву возникло кошмарное видение детского лица. Ужасный беззвучный крик, застывший на раскрытых губах. Журналист поежился. Какого черта было заживо хоронить ребенка? В горшке! Зачем? Какова эволюционная цель подобного действа? Что могло толкнуть на такое? Какое божество могло этого требовать? Что все-таки произошло в Гёбекли? В мозгу рождались все новые и новые вопросы, но тут машина свернула на бурлящую жизнью набережную.
— Авраам был связан с ханаанцами?
— Да, — ответила Кристина. — Оставив Харран и Шанлыурфу, он направился в землю Ханаанскую. По крайней мере, так сказано в Библии. Эй, по-моему, мы приехали.
Они оказались перед причалом парома. Здесь было форменное столпотворение — дети, девушки с велосипедами, мужчины, несущие коробки с кунжутным печеньем. И снова Робу показалось, что нить цивилизации странным образом запуталась в городе — почти шизофреническое впечатление. Бритые мужчины в джинсах стояли подле облаченных в халаты мужчин с ухоженными мусульманскими бородами, девушки в мини-платьицах, смеясь, болтали по мобильным телефонам рядом со своими ровесницами, укутанными в паранджи.
Журналист и археолог купили билеты и взошли на палубу. Роб остановился возле фальшборта и почувствовал, как улучшается настроение. Вода, солнечный свет, свежий воздух, прохладный ветерок… Как он скучал по всему этому! Шанлыурфа казалась безнадежно затерянной в глубине суши, изнемогающей от зноя в чаше гор Курдистана.
Судно неспешно двигалось вперед. Кристина указывала на видневшиеся в отдалении достопримечательности Стамбула. Золотой рог. Голубая мечеть. Дворец Топкапи. Бар, в котором они с Исобель как-то раз допьяна напились ракии. А потом женщина переключилась на воспоминания о Кембридже, об университетских днях. Роб слушал ее рассказ, то и дело разражаясь смехом. Кристина оказалась настоящей сумасбродкой. Впрочем, прежде чем он успел по-настоящему это осознать, раздался рев корабельной сирены — паром подошел к острову.
Маленький причал был битком забит народом, но археолог сразу же без труда разглядела Исобель. Пожилая женщина с серебряными волосами резко выделялась среди темнолицых турок. Она была облачена в легкие, воздушные одежды. Оранжевый шелковый шарф. И у нее был лорнет!
