Пола чуть не рассмеялась от облегчения. Торопливо идя в гостевую комнату напротив, она убеждала себя, что пора выкинуть из головы нелепые выдумки; Убийство — Роксанна и Дункан, добивающиеся чего-то от Майлза — ее ощущение, что в доме таится какое-то зло. Все это лишь болезненные фантазии, с которыми пора бороться. Ни в коем случае нельзя поддаваться страхам и паниковать при виде охотничьей ищейки-лабрадора, самой ласковой и безобидной собаки на свете.
Она кивнула находящейся в гостевой горничной и вошла в туалет. Закрывая зверь, со стыдом обнаружила, что руки у нее дрожали.
В первый же деловой день в «Бич Бам» явилась госпожа Лола Мэйнвэринг и принцесса Андраши и приобрели на двести с лишним долларов одежды. Они сообщили, что Роксанна де Ланкрэ оценила магазин настолько высоко, что они решили зайти и посмотреть, что именно ее взволновало.
После их ухода Мэгги впала в экстаз.
— Знаешь, что это значит. Пола? Это значит, что мы приобретем «толпу»! О, эта красавица Роксанна! Я люблю ее!
Пола не разделяла восторгов подруги.
«Роксанна пытается подкупить меня, — думала она. — Зная, что я что-то подозреваю, она пытается отвлечь меня, улучшая нашу торговлю… О Господи. Я должна положить этому конец!»
В ближайший вторник вечером Майлз возвратился из студии Роксанны с покрасневшим лицом.
— Ты покраснела бы точно так же, просидев два часа с гипсом на лице, — объявил он, наливая себе чашку кофе.
— Как выглядит ее студия? — спросила Пола.
— Просто большая комната на верхнем этаже. Ничего особого. И — чтобы тебя успокоить — героиня-вамп вовсе не пыталась меня соблазнить.
Усевшись за круглый стол, он помешал кофе ложечкой.
Пола подошла к нему и поцеловала.
— Пусть так, я ошибалась, — заметила она тихонько. — И изо всех сил старалась не ревновать, хотя мне это не очень-то удалось.
— Могу гарантировать, что тебе больше не о чем беспокоиться. Причина, из-за которой Дункан с Роксанной по твоему выражению «бросались нам на шею», не имеет ничего общего с сексом — обычным или извращенным.
— О чем ты говоришь?
— Сегодня вечером Роксанна мне все рассказала.
— О чем?
— Дункан Эли умирает.
— О нет!
— Да-да. Они знают об этом почти семь недель. У него лейкемия. Роксанна сказала, что его положение безнадежно.
— О, Майлз. Мне так жаль…
— Еще бы.
— Нет, в самом деле! Я даже не догадывалась. Хотя и заметила на приеме, что он похудел.
— Он отказывается ложиться в постель, наверное, считает, что он из нее не выйдет. Но вчера он был так слаб, что не смог подняться, поэтому Роксанна наняла сиделок на круглосуточное дежурство и второй этаж превратился в подобие больницы.
— Но почему бы ему не отправиться в настоящую больницу?
— Он отказывается. Говорит, что хочет умереть в собственной постели. Полу охватила жалость к старику.
— Кстати, потому он и проявил этот внезапный интерес ко мне. Роксанна сказала, что он всегда хотел сына, который унаследовал бы музыкальный талант — у Роксанны он отсутствует — и поэтому, когда я встретился с ним для интервью и он узнал, что я играю, то наверное, начал думать обо мне как о сыне. Это придало ему новый интерес и помогло отвлечься от болезни. И пожалуй, чем-то напомнило исполнение желания.
Пола не могла не почувствовать облегчения, слыша столь прозаическое объяснение долго тревожащих ее событий. И одновременно ощутила острое чувство вины за свою длительную неприязнь к старику и его дочери.
— Боже, как мне стыдно.
— Почему?
— Я воображала все эти ужасные вещи о нем и Роксанне, и все это время ему хотелось лишь немножко любви и сочувствия. А я-то считала его сексуальным маньяком или убийцей!
— Убийцей?
— Но ты же знаешь. Его жена.
— Поли, неужели ты поверила глупой басне, рассказанной матерью?
— Не знаю, чему именно я поверила. Разве что, сойдя вниз на приеме у Дункана, увидела, как следил за мной Робин…
— И что же?
— Вот мне и запало в голову, что он собирается напасть на меня и что, возможно, Дункан натренировал пса для убийства жены.
— Избавь Боже!
— Знаю, что это глупо. Но меня так поразила его благожелательность, что я дала волю фантазиям. А оказалось, что… — Она едва не расплакалась, но вместо этого наклонилась и обняла мужа.
— Майлз, только не вздумай умереть сам! Он поцеловал ее.
— Пока что я этого не планирую. Давай оставим переживания. По крайней мере, он прожил хорошую жизнь. Она выпрямилась и откинула назад волосы.
— Знаю. Но не испытываю гордости за свое поведение. Мы можем чем-нибудь помочь ему или Роксанне?
— Я сказал ей, что она может рассчитывать на нас. Она сильно расстроена всем этим. Наверное, его мучают боли, беднягу. Она попросила изъять мою статью.
— Почему?
— Потому что, если ее примут, то она выйдет как раз к тому моменту, как… ты понимаешь. Она предложила подождать и затем переделать статью. Возможно, в виде ретроспективы.
— Пожалуй, так было бы лучше. Знаешь, наверно, вся моя «мания» основывалась на ревности.
— К Роксанне?
— Да. Это гадко?
— Не знаю, — улыбнулся он. — Я рад, что ты ревнуешь.
— У меня было ощущение, что они пытаются отнять тебя. Пожалуй, я не настолько защищена, как мне казалось..
— А кто защищен? Никто.
— Да. Кажется, никто по-настоящему не знает, что с ним может случиться. Ты согласен?
— Дункан Эли знает, — спокойно произнес он.
* * *
Дункан умер в полночь с четверга на пятницу, второго. Днем Майлзу позвонила Роксанна и попросила приехать к ним.
— Какая у вас группа крови? — спросила она.
— Ноль-положительная.
— Хорошо. Возможно, мы попросим вас стать донором. Дункану делают массивные переливания, хотя все это лишь отсрочка. Не возражаете?
— Конечно нет. Я сейчас же приеду.
Перед выходом он позвонил Поле, та сказала, что вернется домой пораньше и побудет с Эбби.
У входа его встретил Беннет и провел в гостиную. Через пять минут вошла Роксанна, казавшаяся крайне усталой.
— Он в коме, — сообщила она, — и доктор Рэнд не думает, что он из нее выйдет. Доктор очень зол на меня за то, что я не позволила увезти Дункана в больницу. Но Дункан не хотел этого, да и спасти его никто не сможет. Вы не считаете, что я ошибаюсь?
— Нет. Больницы — чертовски обезличенные заведения. Думаю, жестоко загонять туда людей в тот момент, когда они больше всего нуждаются в заботе друзей.
— И я того же мнения. Если вы не раздумали дать кровь, то нам хотелось бы взять ее немедленно.
Она проводила Майлза наверх, в гостевую комнату: он закатал рукав и лег на постель. Вошли две сиделки и взяли у него четыреста граммов крови. Затем Роксанна задернула занавеси и предложила ему горячий бульон.
— Выпейте, а потом немного полежите. Пару часов вы будете ощущать слабость.
Он выпил суп, оказавшийся восхитительным. И снова улегся на кровать под балдахином.
— Как вы себя чувствуете? — спросила Роксанна.
— Прекрасно.
— Вздремните. Если Дункан выйдет из комы, я вас разбужу. Знаю, что он захочет с вами попрощаться.
— Да, обязательно разбудите.
Прощайте, Майлз.
Она уже закрывала за собой дверь и последние тихие слова показались ему несколько неуместными. Но он чувствовал сонливость и быстро о них забыл. Повернувшись на правый бок, он заснул.
Ему приснилось, что он выступает в Карнеги-холле. И страшно волнуется. Руки у него вспотели; он уселся за огромный рояль и заиграл «Мефисто-вальс». К его ужасу из-под клавиш выступила кровь и, набухая, полилась через край инструмента на пол. Когда кровь поднялась уже выше лодыжек, он услышал крик Роксанны: «Убирайтесь! Все убирайтесь вон!» Кто-то заспорил с ней, но она снова потребовала ухода. Голос казался пронзительным и злобным, совершенно не похожим на обычный, тихий и спокойный по манере.
Теперь ему казалось, будто он плавает в какой-то пустоте. Карнеги-холл исчез вместе с кровью, и Майлз снова очутился в гостевой, но она изменилась. Пропорции поменялись местами и поэтому сам он вместе с ближайшими предметами, казались маленькими, а противоположная стена с комодом — гигантскими. В комнату вошла Роксанна и склонилась над ним. В руках она держала белую, изготовленную с него, маску. На миг застыв, она повернулась и покинула комнату.
Далекие часы пробили семь раз.
* * *
Дункан вышел из комы за четверть часа до полуночи. Он лежал в своей большой кровати, в спальне, занимающей тыльную сторону второго этажа особняка. Комната была роскошной, обставленной в модерне; над хромированным подголовником кровати висела огромная картина а-ля Дали, сюрреалистический пейзаж, простирающийся к далекому побережью моря. На переднем плане — крохотная фигурка обнаженной женщины, обернувшейся на гигантскую волосатую руку, вздымающуюся из глубин вдалеке от берега. В руке — глазное яблоко.
