Она стала проговаривать вслух презентацию, то и дело запинаясь. В клинике будет еще хуже, она это знала. Левин был давно холоден с ней, а Брай могла доложить ему о ее появлении в архиве, что лишь ухудшало положение. Кроме того, убийца, вполне возможно, будет сидеть за столом во время презентации.
Без двадцати восемь, не в силах больше ждать, она позвонила Алексис. Послышался тот же резкий несчастный голос. На заднем плане звучал мужской голос — работал телевизор или радио.
— Алексис, это Лейк Уоррен. Мы с вами виделись…
— Я помню.
— Конечно. Я…
— Что вам надо?
— Вы сказали, что не хотите делиться со мной информацией, потому что не знаете, какие у меня цели. Я действительно была недостаточно внятной. Видите ли, я в самом деле работаю в клинике консультантом. Я боялась сказать вам об этом, потому что действую вразрез с ее интересами.
— И что с того? Не понимаю, зачем вы признаетесь в этом сейчас.
— Я хочу получить шанс поговорить с вами еще раз, — ответила Лейк. — Меня очень беспокоит, что там может происходить нечто нехорошее. Если вы скажете мне, где искать, я буду в состоянии обнаружить некоторые улики.
Повисла длинная пауза. Если бы Лейк не слышала звук на втором плане, то решила бы, что Алексис повесила трубку.
— Вы действительно работаете там? В Клинике по лечению бесплодия на Парк-авеню? — наконец спросила Алексис.
— Да. Простите, мне прежде не хотелось говорить вам об этом.
— Хорошо. Я встречусь с вами. Когда?
— Чем скорее, тем лучше. Я завершаю работу там, а чтобы раздобыть доказательства, мне надо действовать немедленно.
— Хорошо, приезжайте прямо сейчас.
Спустя десять минут Лейк уже сидела в такси. Она понимала, что с Алексис надо держаться очень аккуратно, не набрасываться на нее. Она не могла остаться с пустыми руками и на этот раз.
Алексис была в другом платье, розово-коричневом. Все в ее квартире выглядело точно так же, как и два дня назад, словно это была бессменная экспозиция в музее.
— Итак, вы работаете в клинике… — холодно произнесла Алексис, когда они уселись в гостиной. — Какую интересную деталь вы упустили в нашем прошлом разговоре.
— Простите меня. Как сказала, я боюсь неприятностей… до тех пор пока не смогу доказать все.
— Ну как там бизнес, процветает? — с сарказмом спросила Алексис. — Я читала на днях, что средний возраст вступающих в брак женщин увеличивается. Такого рода новости должны радовать Левина и Шермана.
— Они действительно хотят укрепить свой бизнес, и потому наняли меня. Я консультант по маркетингу.
— Маркетингу? Значит, вы не работаете в лаборатории или каком-то другом отделении клиники? У вас есть хоть какие-то познания в области медицины?
— Нет. У меня есть другие клиенты в области здравоохранения, но…
— Черт! — Алексис потрясла головой, склонившись влево, словно стряхивая капли с мокрых волос. — Мне нужен кто-то из лаборатории.
— Почему? — удивилась Лейк. — Вы считаете, что проблемы связаны с ней?
— Послушайте, я действительно не вижу, как вы можете помочь мне, — отрывисто сказала Алексис.
Беспокойство Лейк росло. Она не могла идти вперед, не сказав правды.
— Пожалуйста, дайте мне попробовать, — взмолилась она. — Вы можете сказать мне, на что стоит обратить внимание. Если там происходит что-то незаконное, я помогу вам обнародовать это.
— Незаконное? — переспросила Алексис. Она снова заговорила с явным раздражением: — Извините, мои глаза готовы вылезти из орбит, но, учитывая то, что там сделали со мной, слова просто сотрясание воздуха.
— Что вы имеете в виду? Что они такого сделали?
— Они украли моего ребенка.
Лейк мысленно повторила ее слова, пытаясь понять, что они означали.
— Вашего ребенка? Но я думала, вы не можете забеременеть.
— Мои клетки были оплодотворены в чашке Петри.[6] И когда мне отказали в доступе к моим эмбрионам, я поняла, что их отдали кому-то еще.
Лейк непроизвольно прикрыла рот рукой.
— Боже! Как… как вы это выяснили?
— Я видела ребенка собственными глазами.
— В клинике?
— Нет. В магазине на Медисон-авеню. Я зашла в маленький гастроном купить сандвич. Там стоят столики, за которыми можно пообедать. А потом эта женщина — ее зовут Мелани — вошла туда с коляской. Ее ребенок был вылитой Шарлоттой.
«Началось, — подумала Лейк. — Действительно, эти женщины иногда теряют разум».
Алексис зло улыбнулась:
— Вы мне не верите, правда?
— Нет, дело не в этом, — ответила Лейк. — Я просто пытаюсь переварить ваши слова.
Тут Алексис встала, и какую-то долю секунды Лейк думала, будто она хочет подойти к дивану и ударить ее. Но она быстро вышла из комнаты, оставив Лейк в одиночестве. Когда немного времени спустя Алексис вернулась, в ее невероятно тонких пальцах был зажат клочок бумаги. По пути она прихватила фотографию Шарлотты в серебряной рамке.
— Вот, — сказала она, протягивая обе вещи Лейк. Лейк увидела, что бумажка — это слегка расплывчатая фотография ребенка в коляске, сделанная, возможно, с помощью мобильника. Оба ребенка были поразительно похожи.
— Они… близнецы? — спросила Лейк, и ее голос дрогнул.
— Интересно, не правда ли? — Алексис ухмыльнулась. — Считается, нельзя родить однояйцевых близнецов в результате искусственного оплодотворения. Однако мы с Брайаном похожи, и брат или сестра Шарлотты выглядели бы совсем как она. Подумайте о близнецах Олсон. Они разнояйцевые, и все же их с трудом различают.
— Вы сфотографировали ту девочку?
— Да. Когда я ее увидела, то пересела за другой столик, поближе, и сделала несколько фотографий, пока женщина болтала с кем-то по сотовому телефону.
— Вы что-нибудь сказали ей?
— Боже милостивый, нет, — ответила Алексис. — Я, может, и сумасшедшая, но не тупая. Если бы та женщина узнала, о чем я подумала, то пулей выскочила бы оттуда.
— А как вы узнали ее имя?
— Она расплатилась кредиткой. Когда она ушла, я спросила у кого-то из персонала, как ее зовут, — сказала, мне кажется, я знаю ее по колледжу и хочу проверить это. Я бываю там регулярно, и никто ничего не заподозрил. Не представляю, что женщина делала в Верхнем Ист-Сайде в тот день. Вообще-то она живет в Бруклине, в районе Дамбо.
Она произнесла это слово пренебрежительно, словно синоним «куче навоза». Но это была шикарная, модная часть Бруклина, где Лейк не раз бывала с подругами.
— Как?..
— Как я узнала, где она живет? — спросила Алексис, снова раздраженно. — Она и ее муж числятся… О, подождите, как я узнала, что она пациентка Клиники по лечению бесплодия на Парк-авеню? Это было легко. Я позвонила девушке в регистратуру, представилась как Мелани и сказала, что мне нужно проверить даты некоторых процедур для налоговой. Она прошла через два экстракорпоральных оплодотворения через два месяца после того, как мне сказали, что Брайан не позволит использовать мои эмбрионы. Я не хотела, чтобы эмбрионы погибли — на случай если он передумает, — но сотрудники знали, что я не вернусь в клинику, и подсадили их ей.
Лейк сделала глубокий вздох. История была ужасной — и почти фантастической, чтобы поверить в нее.
— Но почему Левин пошел на такое? — спросила Лейк. — Если та женщина не могла забеременеть, почему не взяли яйцеклетки у донора? Клиника даже запустила собственную донорскую программу.
— Возможно, она не хотела донора, — сказала Алексис. — Мелани выглядит на сорок с небольшим — наверное, надеялась, что родит собственного ребенка. Я уверена, Шерман обрабатывал ее, как и меня. Он и Левин любят говорить женщинам «вы обязательно забеременеете», словно мы все являемся производителями младенцев. Когда Шерман обнаружил, что ее яйцеклетки бесполезны, то был шокирован и потому использовал мои эмбрионы, ничего мне не сказав.
В последние несколько недель Лейк достаточно прочитала об оплодотворении «в пробирке» и понимала, как трудно приходится пациенткам в возрасте за сорок. Частью экстракорпорального оплодотворения является гормональная терапия, которая способствует тому, что женщина производит больше яйцеклеток. Потом эти яйцеклетки вынимают и помещают в чашку Петри вместе со спермой партнера женщины или, за отдельную плату, сперматозоид вводят в яйцеклетку с помощью специальных инструментов, чтобы облегчить оплодотворение. Но если женщине сорок или больше, как Мелани, то шансы на успешное оплодотворение и подсадку эмбриона в матку невелики, поскольку яйцеклетки быстро лишаются жизнеспособности и их к тому же мало: если женщине сорок три, то лишь десять процентов ее яйцеклеток способны к оплодотворению. Чем старше женщина, тем меньше шансов произвести полноценные яйцеклетки, которые потом можно перенести в ее матку. Вот почему некоторые клиники даже не берутся за женщин старше сорока.
