Чашу заполняли фотографии мужских половых органов. Билли к фотографиям не прикоснулся, но поверхностного взгляда хватило, чтобы предположить, что на всех фотографиях запечатлены гениталии одного мужчины.
Аналогичные фотографии, десятки фотографий, торчали из оставшейся части головы манекена. А также из раскрытого рта.
Вероятно, Стив Зиллис провел немало времени, фотографируя свой половой орган с разных углов, в разной степени возбуждения.
Латексные перчатки Билли послужили не только для того, чтобы в доме не осталось его отпечатков пальцев. После увиденного Билли бы вытошнило, если бы ему пришлось голой рукой прикасаться к дверным ручкам, выключателям, к чему угодно.
Четвертый манекен стоял нетронутым. Зиллису, возможно, не терпелось добраться до него.
Вот, значит, какие мысли вертелись в голове Зиллиса во время его смены в таверне, когда он наливал пиво, смешивал напитки, рассказывал анекдоты, показывал фокусы.
В спальне Зиллиса обстановка была спартанской, как и в остальных комнатах. Кровать, тумбочка, настольная лампа, часы. Ни картин на стенах, ни безделушек, ни сувениров.
Простыни смятые, одна подушка на полу.
Один угол, судя по всему, служил свалкой для грязного белья. Рубашки, шорты, джинсы, нижнее белье лежали кучей.
Обыск спальни и стенного шкафа привел еще к одному тревожному открытию.
Под кроватью обнаружился десяток видеокассет с порнофильмами. На обложке изображались обнаженные женщины в наручниках, цепях, некоторые с кляпами, с завязанными глазами. Над ними угрожающе нависали садисты-мужчины.
То были не любительские, а профессиональные фильмы, которые продавались в магазинах для взрослых, как из кирпича и цемента, так и в онлайновых.
Билли вернул кассеты на место и задался вопросом: а достаточно ли он обнаружил, чтобы полиция могла нагрянуть сюда с ордером на арест?
Нет. Ни манекены, ни порнофильмы не доказывали, что Стив Зиллис когда-либо причинил вред человеческому существу, только свидетельствовали об отклонениях его фантазий от нормы.
Тем временем за диваном в доме Билли лежал реальный покойник, от которого следовало избавиться.
Если бы он стал подозреваемым в убийстве Гизель Уинслоу в Напе или если бы обнаружили тело Лэнни Олсена и заподозрили Билли и в этом убийстве, за ним как минимум организовали бы слежку. Он потерял бы свободу действий.
А вот если бы полиция нашла тело Коттла, его бы сразу арестовали.
Никто бы не понял, что грозит Барбаре. В существование такой угрозы просто бы не поверили. Его предупреждения не восприняли бы всерьез. Когда ты — главный подозреваемый, полиция хочет услышать от тебя только одно: признание в совершенных преступлениях.
Он знал, что при этом происходит. Он совершенно точно знал, что при этом происходит.
В течение двадцати четырех часов или сорока восьми часов (или недели, месяца, года), которые потребуются ему, чтобы доказать свою невиновность, если он вообше сможет это сделать, Барбара останется беззащитной, без охранника.
Его слишком глубоко затянули в трясину. И спастись он мог, рассчитывая только на свои силы.
Если бы он нашел лицо в банке с формальдегидом или другие, не менее жуткие сувениры, то мог бы попытаться сдать Зиллиса властям. Ничто другое их бы не убедило.
Как и в большинстве домов в Калифорнии, подвала в доме Зиллиса не было, зато был чердак. Люк находился в потолке коридора, веревка свисала вниз.
Когда он потянул за веревку, крышка откинулась, с нее сползла раздвижная лестница.
За спиной раздался какой-то шум. Мысленно он увидел зубастый манекен, ринувшийся на него.
Развернулся, выхватив из-за пояса револьвер. Никого. Наверное, чуть осел старый дом.
Поднявшись по лестнице, он увидел закрепленный на полу чердака выключатель. Две лампочки, покрытые пылью, осветили пустое пространство, где пахло древесной гнилью.
Очевидно, выродку хватило ума держать свои сувениры в другом месте.
Билли подозревал, что Зиллис жил здесь, но не считал это место своим домом. Минимум мебели, полное отсутствие каких-то декоративных вещей — все говорило о том, что для Стива Зиллиса это всего лишь дорожная станция. Остановка в пути. Он просто проезжал мимо.
В таверне он отработал пять месяцев. Где он провел предыдущие пять с половиной лет, прошедшие после того, как в Денвере исчезла Джудит Кессельман, студентка Университета Колорадо?
Интернет связал его только с одним исчезновением и ни с какими убийствами. Если верить «Гуглю», на Зиллисе «висело» гораздо меньше, чем на самом Билли.
Но если иметь список городов, в которых останавливался Стив Зиллис, если проанализировать исчезновения и убийства, которые имели место быть в тех городах, возможно, удастся составить более четкую картину.
Наиболее удачливые серийные убийцы были бродягами, которые совершали свои преступления в самых разных местах. Места, где они убивали, разделяли сотни миль, и относились эти места к разным юрисдикциям, так что связать эти убийства в серию было непросто. То, что бросается в глаза с самолета, невозможно увидеть шагающему по земле.
Странствующий бармен, который умеет смешивать напитки и ладить с посетителями, может найти работу где угодно. Далеко не везде у него будут спрашивать рекомендации с прежних мест работы, ограничатся только карточкой социального страхования, водительским удостоверением и разрешением от Совета по контролю за употреблением спиртных напитков штата. Джекки О'Хара, типичный представитель работодателей Стива, не звонил в те места, где раньше работал человек, который нанимался к нему. Он принимал решения, основываясь на собственных впечатлениях.
Билли погасил все лампы и вышел из дома. Запасным ключом закрыл за собой дверь и вновь положил его в карман, потому что собирался вернуться.
Умирающее солнце окрашивало в яростно-кровавый цвет огромное сооружение, строящееся по другую от таверны сторону автострады.
Когда Билли ехал домой, чтобы забрать тело Коттла, это сверкающее зрелище настолько захватило его внимание, что он свернул на обочину и остановил внедорожник.
Команда, реализующая проект: художники, инженеры, рабочие, — собралась около большого желто-пурпурного шатра, в котором они обедали, проводили совещания, принимали знаменитостей мира искусства и искусствоведения, чтобы насладиться закатом, этим мимолетным чудом природы.
Рядом с шатром стоял большущий желто-пурпурный дом на колесах, построенный на шасси автобуса для междугородных перевозок, с надписью «ВАЛИС» на борту. Во внешней отделке дома на колесах активно использовались никель и хром, в которых теперь отражался яростный блеск солнца. Тонированные окна обрели цвет алой бронзы.
Но остановиться Билли заставили не желто-пурпурный шатер, не дом на колесах, в каких обычно путешествуют рок-звезды, не группа людей, восторгающихся закатом.
Поначалу он бы сказал, что его внимание прежде всего привлек ало-золотой блеск зрелища. Но это объяснение не соответствовало действительности.
Сооружение было светло-серым, но, отражая яркий солнечный свет, оно поменяло цвет. От нагретых солнцем поверхностей поднимался еще и горячий воздух, и в сочетании с ослепительным блеском отраженного света создавалось полное ощущение, что гигантская скульптурная композиция охвачена огнем.
Именно это заставило Билли остановиться: полная иллюзия пожара на сооружении, которое после свершения строительства действительно собирались сжечь.
Сочетание местоположения солнца и атмосферных условий как бы предсказывало будущее гигантской скульптуры: огонь придет. А серость, которая иной раз проглядывала сквозь фантомный огонь, являла собой золу и пепел.
В яркости цветов, рожденных заходящим солнцем, Билли все лучше понимал причину гипнотической мощи этого зрелища. Особенно завораживала его фигура, взятая в оборот этой стилизованной машинерией, мужчина, пытающийся выжить между перемалывающих все и вся колес, шестерней, поршней.
Все эти недели, пока продолжалось строительство и скульптурная композиция приобретала завершающие очертания, казалось, что человек пойман машиной, как, собственно, и задумывал художник. Стал жертвой сил, над которыми не властен.
Теперь же, под заходящим солнцем, человек вроде бы и не горел, в отличие от окружающей его машины. Светился, да, но светился как бы изнутри, могучий и крепкий, неподвластный языкам пламени, которые пожирали машину.
Эта фантасмагорическая машина строилась не инженером. Была простым нагромождением символов машин, не имела функционального назначения.
Машина, не реализующая некую производительную функцию, не имела смысла. Не могла служить даже тюрьмой.
Человек мог выйти из этой машины, когда бы захотел. Он не был в ловушке. Он только верил, что находится в ловушке, но вера эта родилась из потакания собственному отчаянию, а потому была ложной. Мужчина должен был уйти от бессмысленности, найти значение своей жизни, а найдя его, поставить перед собой достойную цель.
