– А где они подрабатывают?
– На мусоросортировочном заводе. Его еще не достроили, а людей уже на работу нагнали. Сколько их, не знаю, но судя по моим наблюдениям, больше тысячи. Вот теперь руками мусор перебирают. Что-то сдают, что-то в отвалы идет, что-то в кострах сжигаем.
– А сколько платят?
– На руки ничего. Записывают в журнал, а потом отоваривают, когда приезжает лавка. Можно сигареты, еду взять.
– А где здесь дверь? Понятно, вот это повешенное тряпье и есть дверь.
Но чтобы на еду заработать, надо не одну тонну мусора перебрать. Завод должен давать план. Иногда появляются чужие. Ищут металл. Но у них быстро отбивают желание воровать. Вместе с руками.
– И кто отбивает?
– Хозяйские люди. Это только кажется, что все здесь ничье. Думают, помойка, свалка… А тут миллионы закопаны. Потому и народу в этой помойной стране живет много, не сосчитать, и с каждой неделей становится все больше. Так что порядок нужен. Здесь даже тюрьма своя есть. Но ты этим не заморачивайся. Тебе сейчас сон нужен.
Сперва тело получает инстинкты, затем, по истечении времени, в нем поселяются мысли
Веки сомкнулись, и Феликс провалился… в ледяную воду. Погружение, произошедшее в полной темноте, было похожим на всхлип ребенка после плача. Глаза инстинктивно закрылись. Сознание уцепилось за душу, покидающую немое тело, но вода сомкнулась над головой, и восприятие реальности исчезло. Ни пространства, ни времени, ни тем более своего положения в пространстве Феликс не ощущал. Все пропало. Время остановилось. Тело медленно совершало беззвучное, видимое только со стороны, погружение в бездну. Где-то там, в другом мире, билось сердце. Его биение не было связано с сознанием, равно как и с душой, одновременно оставившими тело. Коснувшись дна, ноги спружинили, и тело всплыло на поверхность. Руки вцепились в кромку льда, и голова и плечи оказались над водой. Глаза открылись. Струи вязкой, как гель для душа, воды медленно стекали по лицу. Рот открылся, а вдохнуть не получилось. Только протяжное «и-и-и!» при выдохе. Но так как закон гравитации не отменили, тело снова начало погружение и опять ушло под воду с головой. Сознание, не рассчитывая на душу, в последний момент пробилось сквозь воду, пытаясь соединиться с телом. Но это соединение было таким зыбким, как желание проснуться во время сна. Желание вроде бы есть, а нет ни малейшей осязаемой возможности. Неясное сознание не приказало телу всплывать скорее, а только проинформировало о такой возможности. Ноги, коснувшись дна, инстинктивно продолжили сгибание и вновь оттолкнулись от дна. Снова голова появилась над водой, и его руки цепляются за кромку льда. Сознание возвращалось в мозг струями горячего душа, обжигающего все тело. Легкие жадно втянули воздух. Вода, попав с воздухом в легкие, вызвала приступ кашля, окончательно возвращающего сознание. Тело, завершив подъем, вновь начало погружение. Глаза закрылись, и вода сомкнулась над головой. Шум ее глухой, необычно низкий, как в замедленном кино. Максимально поджав ноги для сильного толчка, Феликс оттолкнулся от дна и руками помог выбросить туловище на лед. Резкая боль пронзила мочевой пузырь. Он проснулся…
Лекарь и два мужика, сидя у буржуйки, пили чай и курили.
«Вот почему в хибаре не дымно. Печку, наверное, нашли где-то на свалке, – подумал Саенко. – Обстоятельно обустроились. На годы».
В помещении было так тепло, что он даже вспотел в своей фуфайке. Быть может, крысиный бульон или операция помогла, но почувствовал он себя почти здоровым.
– Вечер добрый, Феликс, – поздоровались мужики.
– Я им рассказал твою историю с крысами… В общем, мы решили, что тебе назад возвращаться нельзя. Если тебя крысы пометили, то обязательно вернутся, чтобы доделать дело. Тем более, одну ты убил.
– Я там спальник оставил.
– Вот твой спальник, вернее, то, что от него осталось. Санек принес…
Лекарь указал на то, что осталось от спального мешка. Он выглядел так, словно его долго резала бритвами толпа разгневанных маньяков.
– У нас для тебя место найдется. Да и болен ты еще. Тут завтра хоронить будут двоих, крутого и его адвоката. Разбились на машине. Гнали по трассе за двести километров, ну и не вписались. Машина сгорела. Тела обгорели. Только по телефонам и опознали. В газетах было фото вдовы. Говорят, она сильно убивалась.
– А когда это случилось?
– Позавчера. Вся свалка только об этом и говорит. Завтра все пойдут на кладбище, поминать раба Божьего. И ты пойдешь с нами. Больше рук, больше домой принесем. А пока я тебе лекарство сделаю.
Бывший фермер достал шкалик водки и плеснул немного в кружку. Потом надел брезентовую перчатку и пошарил под ведром. Вытащил оттуда за хвост живую крысу, перерезал ей горло и подержал над кружкой, чтобы кровь сбежала.
– Надо выпить.
У Феликса начались позывы к рвоте, но он сдержался.
– Не ссы. Мы все так лечимся, когда крысы кусают. Хорошее противоядие. Завтра еще налью. Спим по очереди. Дежурный огонь в печурке поддерживает и крыс гоняет. Ты сегодня освобожден.
Он хотел сказать, что не хочет спать, ведь только то и делает, что спит, но язык стал заплетаться. Единственное, на что хватило сил, так это спросить:
– А хозяйка кто?
И уже проваливаясь в сон, услышал:
– Никто ее не видел. Но говорят, очень добрая. Если бы не она, то и нас здесь не было бы.
Былого никогда не искажай и сохранишь, быть может, шанс переосмыслить
– Вставай, крысолов… Как сам-то? – разбудил Феликса голос соседа-фермера.
– Нормально. Только есть хочу. А почему крысолов?
– Ну, значит, пошел на поправку. Крысолов, это лучше, чем черт, на которого ты сейчас похож.
А Феликс действительно был похож на черта.
«Может, это и к лучшему, – подумал он. – На похоронах наверняка будут люди, хорошо знавшие меня. Но если жена меня хоронит, значит, ей так нужно. А если это нужно ей, значит, это нужно и мне. Горжусь своей женой! По всей вероятности и со следствием у нее все хорошо. Значит, скоро домой».
– Выпей лекарство. И если хочешь умыться, умывайся снегом.
– He-а. Я лучше так. Знобит меня еще. Не до снега.
Выпили. Феликс опять водку с крысиной кровью. Закусили и вышли на улицу. Он увидел толпу людей: мужчин, женщин, детей. Было похоже на кадры из фильмов тридцатых годов, где рабочие выходят с фабрик и заводов. Чумазые, рахитичные детишки цеплялись за мамок. Мужики переговаривались, держась обособленно. Обитателей трущоб было несметное множество! Кто-то еще только выползал из своих хибар, а кто-то был уже далеко. Все торопились быть первыми при раздаче пирогов с барского стола.
Феликс с товарищами примкнул к толпе и менее чем через час был у кладбищенской ограды. Внутрь их не пустили. Возле маленькой церкви стояло много машин и катафалк. Значит, отпевают. Некоторые из тех, что с черными повязками на рукавах обходили нищих, показались ему знакомыми. Они выталкивали вперед женщин с детьми, а наиболее грязных ставили назад.
Из церкви вынесли закрытые гробы. Рядом с гробами шли друзья «покойных». Среди них были топ-менеджеры компании Саенко и просто знакомые. Кто с женами, кто с мужьями. И только теперь Феликс понял, что это хоронят его. Это он лежал в гробу! Женщины заголосили так, как могут голосить только на Руси. Люди в скорби склонили головы.
«Надо же! Меня, оказывается, уважали. И многие даже искренне», – удивился Феликс.
Секретарь-референт подняла глаза и стала осматривать собравшихся, будто ища кого-то. Казалось, она знала, что хозяин где-то здесь, среди провожающих. А он и был здесь. Вот только выглядел так, что и сам себя не узнал бы. И слава Богу, ведь открывать свое присутствие он не имел права.
Вынесли ящики с водкой, развесными конфетами, лотки с хлебом, печеньем, пирожками, яблоками, мандаринами и бананами и нарезанное кусочками сало. Охрана следила, чтобы чернь не устроила давки.
«Глыба! – опешил Феликс, увидев среди провожающих еще и Григория с Митяем. – Да что вообще происходит? Как, откуда? Они ведь в тюрьме!»
– Лекарь, а это кто? – спросил, толкнув соседа в бок.
– Эти? Наши менты. Тот, в очках, у них самый главный. Мы его зовем Людоедом. Ты что, их знаешь?
– Да нет. Показалось. Крепкое у тебя лекарство. Вот «крышу» и понесло.
– Держись от них подальше. Много людей пропало после встречи с ними…
Феликс засунул руки в карманы, чтобы не было видно, как они трясутся, приотстал от лекаря и затерялся в толпе. Неожиданно кто-то схватил его за локоть. Обернувшись, увидел ухмыляющегося Митяя и двух громил.
– Здравствуйте, Барин. Нам велено вас доставить. Давай не рыпайся.
Через пару минут Саенко уже стоял перед Григорием.
– Изменились вы, Феликс Сергеевич. Провонялись и, небось, завшивели. Вы и к нам уже без лоска попали, а теперь вовсе забомжевали. Не хотите пройти к вашей могилке? Пройдем, не торопясь, чтобы народец не пугать привидением. Там и с Натальей Леонидовной пообщаетесь, вдовой вашей. Она вас ждет.
