— Меня уже про все спрашивали, — выдал Хаскелл прежде, чем Энни успела открыть рот. — Усекла? Так что проехали, едем дальше.
— Донни пырнули ножом, — напомнила Энни. — И пока мы не узнаем, кто это сделал, никто дальше не поедет. Ясно?
— А я-то чего? Это точняк не я. Мы с Донни друганы. Кстати, как он там?
— Ничего, помаленьку. Мы знаем, что вы с ним друганы. Потому и подумали, что ты нам поможешь. Ты ведь сам там был.
— Это кто вам такое сказал?
— Ники, нам известно, что на пустыре возле «уголка токсикомана» произошла какая-то потасовка. Вы там околачиваетесь каждый вечер, ты и твои приятели. И Донни, разумеется. Мы понимаем, что вторжение на эту территорию людей Джеки Биннса вам не очень-то приятно, но оно все же произошло. Не проще ли всем нам будет, если ты расскажешь, что тогда случилось?
Хаскелл молчал. Он, наверное, думал, что выглядит крутым пофигистом, но нижняя губа у него едва заметно дрожала от страха. Энни кивнула Уинсом, и та продолжила атаку. Иногда вопрос достаточно повторить. Но кому-то другому и другим тоном.
— Так что произошло тем вечером, Ники? — спросила Уинсом.
— Я ничего не видел, ясно вам? Темно было.
— Значит, ты все-таки был там?
— Ну, может, где-то рядом, — пробубнил Хаскелл. — Это еще не значит, что я что-то видел.
— Ники, — проникновенно сказала Уинсом, — чего ты так боишься?
— Ничего. Я ничего не боюсь.
— А ты не видел там крупного мужчину в капюшоне, который шел по переулку?
— Я ничего не видел.
— Если ты боишься нарушить ваш кодекс чести…
— Нет у нас никакого кодекса чести, черт. Я ничего и никого не боюсь. Я ничего не видел. Может, отвалите уже и оставите меня в покое?
Уинсом, переглянувшись с Энни, пожала плечами. Бесполезно. Как они и предполагали.
— Слышь, ты, я вообще не врубаюсь, какого хрена вы ко мне-то приперлись, — Хаскелл презрительно усмехнулся. — Ведь у вас там пригробили какого-то богатенького хмыря из Каслвью. Точняк? Все дерьмо от них, от таких вот козлов с баблом, все мокрушные дела. Вот чё я вам скажу.
— Ники, ты бы не косил под крутых черных, — посоветовала Уинсом. — Плоховато у тебя получается.
Как и многие его сверстники, Хаскелл старательно подражал говору чернокожих бандитов из фильмов вроде сериала «Прослушка», но это было довольно курьезно. Хаскелл какое-то мгновение смотрел на Уинсом в упор. Ему-то казалось, что он разговаривает как бывалый бандюга.
— А что ты знаешь про Каслвью? — спросила Энни.
— Кой-чего, — потерев кончик носа, Хаскелл заулыбался.
— Тогда давай рассказывай.
— Вы ж хотели послушать про Донни Мура и про придурка Джеки Биннса. А не про парочку пидоров из Каслвью. Мне-то что будет за эту инфу?
— Да погоди ты. Тебе действительно есть что рассказать про Лоуренса Сильберта и Марка Хардкасла? — поинтересовалась Энни, заинтригованная упоминанием Каслвью.
— Этот Хардкасл, он ведь из театра, верно?
— Да, — кивнула Энни.
— Я там был. Пару месяцев назад. Ездили со школой.
Ники вызывающе посмотрел на обеих собеседниц: дескать, ходит он в школу, когда есть настроение.
— На что-то из Шекспира. На «Макбета» вроде бы. Точно. Там еще все говорили на каком-то уродском языке и все время друг на друга орали. Так этот ваш Хардкасл после спектакля отвечал на всякие вопросы, вместе с мистером Вайменом и некоторыми актерами. Я потому и узнал его, когда потом увидел.
— Когда это «потом»? — встрепенулась Энни.
— Так чего мне за это будет, а?
Энни чуть не брякнула, что оттаскает его за уши, если он будет упираться, но сдержалась. Мальчишка только поднял бы ее на смех, да она и не решилась бы. В конечном итоге она открыла сумочку и вытащила пятифунтовую бумажку.
— Шутите? — загоготал Ники. — Да это же вообще не деньги!
Энни молча убрала пять и вынула десять фунтов.
— Вот это уже другой разговор, сучонка, — кивнул Ники и потянулся за банкнотой.
Энни отвела руку в сторону. Теперь Ники, чтобы заполучить деньги, пришлось бы оторвать зад от дивана. Как она и рассчитывала, парню было лень вставать, и он остался на насиженном месте.
— Получишь, если выполнишь два условия, — предупредила его Энни. — Во-первых, расскажешь, где и когда видел Марка Хардкасла во второй раз, уже после спектакля.
Хаскелл кивнул.
— А во-вторых, — продолжила Энни, — больше не смей называть меня «сучонкой». Собственно, при мне ты вообще это слово лучше не употребляй. Понятно?
Хаскелл бросил на нее сердитый взгляд, но потом расплылся в улыбке:
— Понятно. Договорились, милашка, — добавил он.
— Что ж, теперь рассказывай, — вздохнула Энни.
— Мы зависли в пабе.
— Ты ходил в паб? Тебе же всего пятнадцать.
— A-а, в «Красном петухе» на это всем плевать, — рассмеялся Хаскелл. — Если деньги есть, пей сколько влезет.
— «Красный петух», который в Медбурне?
— Он самый.
Деревенька Медбурн была километрах в трех к югу от Иствейла, неподалеку от шоссе А1 и Йорк-роуд. Она представляла собой сборище уродливых каменных домов с неухоженными садами. Этой дыре точно не светит награда «Лучшая деревушка Англии». «Красный петух» — единственный их паб. По выходным у них выступали музыканты, а по четвергам все орали в караоке. Заведение не могло похвастаться безупречной репутацией, там частенько вспыхивали драки, а в туалетах шла бойкая торговля наркотой. Особенно любили этот паб солдаты из соседнего военного лагеря в Кэттерике.
— Когда это было? — решила уточнить Энни.
— Не знаю. Может, недели за две до того, как он повесился. Я вчера видел репортаж про него, по телику.
— Чем он был занят, когда ты его там увидел?
— Я его потому и заметил, что там был, — начал объяснять Хаскелл. — Пили мы пивко с друзьями, тихо-мирно. Смотрю: мой школьный учитель. Ну, понятное дело, надо было срочно выметаться, иначе устроил бы мне скандалешник.
— Твой учитель? — недоуменно нахмурилась Энни.
— Ну да. Мистер Ваймен.
— Погоди-ка, — сказала Энни. — Я правильно тебя поняла: незадолго до смерти Марка Хардкасла ты видел его в «Красном петухе» в компании Дерека Ваймена?
— Точно. А вы соображаете! — восхитился Хаскелл и повернулся к Уинсом: — Выдайте ей там премию на работе.
Уинсом, тоже немало озадаченная, смотрела на Энни.
— Что же они там делали? — продолжила та.
— Ну, слюней не распускали, сами знаете, о чем я.
— А чем они все-таки занимались?
— Ну как чем… просто болтали. Пили. Отдыхали, короче.
— Кстати, мистер Ваймен ничего не передавал мистеру Хардкаслу?
— Типа?
— Ну, из рук в руки.
— He-а. Думаете, они там наркоту толкали? Ни хрена подобного.
— Может, они вместе смотрели какие-нибудь фотографии? Что-нибудь в таком духе?
— Чего, типа порнухи? Типа мужиков, сосущих друг другу…
— Ники!
— Не, никаких фоток они друг другу не показывали.
— На столе перед ними было что-нибудь, помимо стаканов?
— Нет.
— Они сидели вдвоем? Или с ними был кто-то еще?
— Никого. Может, отдадите мне уже деньги?
Энни протянула ему десятифунтовую банкноту. Она подумала спросить, не заметил ли Ники, как они общались — не прикасались ли они друг к другу, не шептались ли, не обменивались ли многозначительными взглядами. Впрочем, вряд ли Ники обратил бы внимание на подобные тонкости. Но на всякий случай Энни все-таки спросила.
— Не, ничего такого я не видел, — пожал плечами Ники. — Но этот Хардкасл прямо весь кипел от злобы. Мистер Ваймен его долго успокаивал.
— Ваймен его успокаивал?
— Ну да. А тот психовал.
— Ссорились они, что ли?
— Ссорились? — Ники задумался. — Нет. Он, по ходу, ему жаловался. Как друг.
— И что было потом?
— Слинял я, что же еще. Пока Ваймен меня не засек. А иначе он бы мне здорово подгадил. Это он умеет, наш Ваймен.
— Может, ты вспомнил что-нибудь еще?
Хаскелл помахал банкнотой:
— Это я уже отработал, сучо…
— Повторяю, — нарочито ласково процедила сквозь зубы Энни. — Что-нибудь еще?
— Эй! — Хаскелл поднял вверх руки. — Успокойся. Ничего я больше не помню. Мистер Ваймен чем-то расстроил Хардкасла, а потом его утешал.
— То есть Хардкасл разозлился из-за слов Ваймена? — уточнила Энни.
— Ну, так оно все выглядело. Они сидели в углу, так что вряд ли меня видели, но я решил не нарываться. В конце концов, на свете полно мест, где мне нальют. Зачем же тусить там, где тусит мой учитель?
— Ники, учитывая, сколько времени ты проводишь в школе, учитель твой вряд ли тебя бы узнал, — заметила Энни.
— Шутите? Зря паритесь. Нормально у меня все с учебой.
Энни рассмеялась, и Уинсом тоже не удержалась. Обе встали и направились к двери. Но на пороге Энни обернулась:
