«А можно ли не определяться? – вдруг подумал он. – Ну, начать все с чистого листа, забыть. Сказать себе: я такая-то и такая-то, это аксиома, баста».
Правда ли, что в тот день в клинике Сергеев разговаривал с ней как с Лолой, а она ничего не понимала? Действительно ли кто-то позвал ее сегодня во дворе? Кто звонил ей с угрозами и звонил ли? Турчанинов вынужден был признать, что самый короткий путь объяснений – она лжет. Но был ли этот путь верным?
… Из фонда ушел последний сотрудник. Везде выключили свет, здание погрузилось во мрак.
Поперек большинства дверей протянулись бело-красные ленточки, в коридорах на полу лежали листы бумаги, под столами в кабинетах темнели квадраты, густо очерченные пылью – там еще утром стояли компьютеры. Одна из чугунных скамеек холла лежала на боку возле ног мраморной скульптуры. Разумеется, уже украли несколько плазменных мониторов и восемь мобильных телефонов.
«Римская империя пала».
Пришли варвары.
На второй неделе дело наконец сдвинулось с места. На такую удачу даже не рассчитывали.
У Сергеева могло быть много врагов, в основном, среди обманутых мужей. Если верить молве, бывший главврач был очень энергичным любовником.
Спустя некоторое время выяснилось, что молва сильно преувеличивает.
Следователи, ведущие дело, восприняли новый факт с некоторым мужским облегчением: все-таки неприятно сознавать, что ходят по земле такие половые гиганты, в то время как ты, замотанный на работе, доползаешь вечером до кровати и ничего тебе уже не надо… и задаешь себе вопрос, нехороший такой, провокационный: «Мечтает ли жена о таком красавчике, дамском угоднике? – Хорошо бы, чтобы он был вымышленным, этот силач».
Да, почти все оказалось мифом. Просто красивый парень: веселый, хотя и недобрый. Никаких особых оргий, и любовниц – вполне человеческое количество (у некоторых сотрудников следственного отдела так и побольше было). Все эти дамы были разведенные или овдовевшие, знающие, чего хотят, и напористые. Сергеев, скорее, сдавался, нежели завоевывал.
Собственно, любовниц оказалось три. Все они были значительно старше его. Наибольшие потери понесла третья – хозяйка квартиры. Ее хоромы до убийства стоили миллион долларов, теперь их продать стало проблематично. Риэлтер сказала: года через два, когда все забудется.
Квартира была набита ценными вещами. Меркантильное равнодушие убийцы показалось следователям даже несколько нарочитым. Он и не пытался разыграть картину ограбления, пустить следствие по ложному следу. Он пришел к Сергееву с четкой целью и достиг ее. Последствия его волновали мало. Он был уверен в своей безнаказанности или он был дурак?
Из квартиры пропали две вещи: папка бумаг, в которых отслеживалась история комы сергеевской пациентки за последние пять лет, и мобильный телефон. Что касается первого, то копать в этом направлении казалось следователям бесперспективным, ведь девушка очнулась. Если бы она умерла, в бумагах могли быть обвинительные свидетельства (скажем, плохо лечил, пропустил что-то очень важное), но она, наоборот, ожила, и теперь эта папка становилась никому не нужным хламом.
– Это сумасшедший аспирант! – весело предположил главный балагур следственного отдела. – Аспирант-маньяк! Он крадет самые интересные медицинские случаи, чтобы вставить их в свою диссертацию. А?
– Хватит болтать! – рассердился самый пожилой.
– В прошлом году убили из-за марки, помните?
– Она стоила сто тысяч долларов, эта марка.
– А это нормально? Как может марка стоить сто тысяч долларов?!
– Есть, которые стоят миллион.
– Дурдом! И в этот дурдом аспирант-маньяк вписывается прекрасно.
Это, конечно, была шутка, но с легкой руки балагура дело стали называть «делом аспиранта».
Мобильный телефон казался более серьезной зацепкой. По какой бы причине убийца его ни взял, то, как он его использовал, наводило на размышления. В течение четырех дней он периодически отвечал на звонки, а сразу после того, как труп Сергеева нашли, он этот телефон выбросил. Значит, он получал информацию из милиции либо следил за домом.
Самое удивительное заключалось в том, что поблизости от дома Сергеева жила его бывшая пациентка – Марина Королева. Их разделяли три или четыре квартала. С учетом того, что именно история ее болезни была похищена вместе с мобильным телефоном, девушку нельзя было сбрасывать со счетов. Единственная закавыка заключалась в том, что у Королевой была слишком запоминающаяся внешность. И хотя алиби у нее не было, не было и оснований для подозрений: девушку со шрамами никто во дворе сергеевского дома не видел.
Следствие не знало, какую сумасшедшую версию носит в себе Иван Григорьевич Турчанинов. Не факт, что, узнав, оно бы поддержало ее. Но все-таки эта версия грызла его изнутри и мучила. Он не понимал, что делать – такое с ним случалось редко.
В конце концов, Марина Королева, кем бы она ни была на самом деле, может и теперь все забывать. То есть это она убила Сергеева, но забыла об этом. Невероятно? Не более невероятно, чем то, что она очнулась.
Он съездил к дому Сергеева дня через два после разговора с Мариной и только тогда узнал, что у следствия уже есть подозреваемые. Выяснилось это из разговора с консьержами.
– Да мы же вчера все сообщили вашим коллегам, – сказали консьержи, взглянув в его старый документ.
– Я занимаюсь этим делом параллельно, – туманно пояснил он.
– Они искали людей, которые могли оши-ваться в доме или во дворе после убийства.
– Вы таких людей видели?
– Ну да. У нас во дворе шли работы, коммунальщики что-то благоустраивали. Ну, от ДЕЗа…
Он сразу представил работягу в оранжевом жилете и тут же понял, что не представил его, а вспомнил. Но почему он вспомнил? Откуда это воспоминание?
Иван Григорьевич просто видел, как этот человек копается у ограждения.
«Бедная Лола-Марина, – в тысячный раз подумал он. – С ней это происходит каждый день!» – и по тем самым законам памяти, о которых он думал в тот момент, его осенило, что это воспоминание пришло из ее рассказа. О том, как во дворе ее позвали: «Лола». Она сказала: «Мамаши с детьми, трое мужчин в костюмах, коммунальщик в оранжевом жилете».
– Эти люди были в оранжевых жилетах? – спросил он.
– Ну, как обычно. Такая униформа…
– И как долго шли эти работы?
– Ну, мы не могли точно вспомнить, позвонили в ДЕЗ. Получилось, что за два дня до убийства они начались, а через шесть дней после убийства закончились.
– Они что: все время копались во дворе?
– Да, они его полностью благоустроили. Положили тротуарную плитку, оборудовали детскую площадку, установили ограждения. Сажали что-то, вон эту махину притащили. – Консьерж кивнул в сторону развесистого железного куста с цветочными горшками на ветках.
– И это единственные люди, кого вы заметили? – вздохнув, спросил Турчанинов.
Консьерж развел руками.
– Ваши коллеги тоже не очень обрадовались, – признался он. – Их заинтересовало только то, что коммунальщики хранили инструмент в подъезде Сергеева. Там на первом этаже есть подсобка.
– То есть они спокойно входили в подъезд.
– Ну да.
«Если среди них был убийца, то он умный человек, – подумал Турчанинов. – Рабочие в оранжевых жилетах – это, вопреки всем законам зрения, не яркие, а почти прозрачные пятна! На них никто не обращает внимания… Но если он действительно умный, то он не оставил следов… Как же он устроился на работу?» – и Турчанинов снова вздохнул. Он уже предполагал – как.
– Гастарбайтеры, конечно. – Он сказал это не вопросительно, а утвердительно.
Консьерж огорченно смотрел на него.
– Ваши коллеги ходили в ДЕЗ и навели там шороху, даже, кажется, пообещали оштрафовать. Но вы же знаете, кто работает на этих сезонных работах. Оформляют своего, потом за копейки нанимают каких-нибудь киргизов, разницу себе в карман кладут. Чего уж разоряться-то? Все так делают. Мы им спасибо должны сказать, этим гастарбай-терам. Город хоть чистым стал.
Турчанинов равнодушно кивнул: в санатории, где он работал начальником охраны, все было точно так же.
– Но внешность их вы запомнили?
– Ну, опознали бы… Наверное…
«Потрясающий расчет! В оранжевом жилете – и невидим. Какой умница!» Турчанинов еще не знал, что главный балагур следственного отдела дал убийце кличку «аспирант»; знал бы, удивился еще больше.
– Неужели киргизы на вид?
– Да нет, вы что! Хохлы или белорусы…
Пришлось идти в ДЕЗ. Там сразу поднялся крик – за минувший день директор, вероятно, обдумал свое положение и решил, что доказать ничего нельзя. Пришлось выслушивать, что ДЕЗ никому не навязывает своих услуг, что все эти кооперативные дома и эти товарищества собственников жилья пусть ищут других дураков обслуживать их за копейки. Турчанинов слушал, глядя на директора почти с ненавистью, и снова думал, что государственные люди обнаглели вконец.
