Я выпрямилась и крепко поцеловала Джесси.
— Один-ноль в пользу научной фантастики. — Позвав взмахом руки барменшу, я подняла свою бутылку пива: — Еще одну.
Джесси потряс головой:
— Чашку кофе.
Я оглядела его с ног до головы и заметила, как напряжен его подбородок и сжаты плечи. Отказ от алкоголя означал, что он вновь сосредоточился на болезни. Чувствовал он себя явно плохо.
Джесси думал о том дне, когда «БМВ» сбил его с велосипеда, повредил позвоночник и удрал на полной скорости с места преступления. Думал о том, что простая тренировочная поездка по горной дороге стоила жизни его лучшему другу и круто повернула его собственную быстрее, чем он мог когда-либо себе представить.
— У меня сногсшибательная новость.
Я приняла от барменши чашку кофе.
— У меня тоже.
— Чур, я первый. — Он пошел, повисая на своих костылях, к столику и сел за него. — Сегодня я обедал с Лавонн.
Я демонстративно пристально осмотрела его с головы до ног. Его брюки цвета хаки были порваны на колене, на тенниске красовалась реклама наиболее предпочитаемой в Санта-Барбаре экипировки для серфинга — «Секс Вэкс» от Зога.
— Ты не слушал лекций относительно того, как нужно подлизываться к боссам. Так ведь?
Лавонн Маркс была партнером-распорядителем в «Санчес-Маркс», юридической фирме, в которой Джесси имел практику. Она была наполовину ракетой «Хеллфайер», наполовину еврейской матерью, которая прощала ему лохматые волосы и пиратскую серьгу в ухе, пока он был способен рвать на куски оппонентов в ходе перекрестных допросов и есть сытные обеды. Я села.
— Она собирается предложить тебе работу, — сказал он.
Оркестр заиграл другую музыку, а гитарист сорвался с места в карьер, словно драгстер,[1] забарабанил ударник. Я внимательно посмотрела на Джесси:
— На полный рабочий день?
— Ты уже и так работаешь на фирму по двадцать часов в неделю.
— Но на рабочем месте в офисе всего пять часов.
Остальное время включало в себя написание краткого изложения сути дела, с которым сторона выступает в суде, выступления в суде и вручение повесток. Полный рабочий день означал собственный кабинет с видом на черепичные крыши, медицинскую страховку, плановый уход на пенсию и визитные карточки.
— Партнерство?
— Скажем, три года следования одному курсу.
И шанс работать в кабинете, который находится рядом с кабинетом любимого человека. Пятьдесят часов в неделю за то, чтобы быть постоянно рядом.
Я разглядывала его в желтом освещении.
— Лавонн сначала спросила тебя, не будешь ли ты возражать?
— Я не возражал.
Полная занятость, темные костюмы, колготки. Прощай, жизнь свободного художника. Никакой публицистики на темы права. Можешь вернуться к своим романам, если выдастся время в выходные дни.
— Я только что получила гранки «Хромового дождя».
— Ты пишешь по ночам, а эта возможность у тебя останется.
— А как насчет биографии? Это могло бы превратиться в серьезное исследование.
— Ты ее все равно писать не будешь. Файлы с материалами Джакс и Тима лежат у тебя в сейфе уже полгода.
А ведь эти файлы — единственное, что у меня осталось на сегодняшний день.
— Я подумаю об этом, — пообещала я.
Но вместо этого я думала о Джесси. Мы отложили наше формальное вступление в брак незадолго до свадьбы. Полученные Джесси травмы вбили между нами клин. Водитель, совершивший наезд и скрывшийся с места преступления, отчаянно сопротивлялся попыткам посадить его в тюрьму. Я узнала такие детали из жизни Джесси, которые мне были крайне неприятны. А Джесси считал, что из-за его поврежденного позвоночника я стала думать о себе как о некой благородной мученице, оставшейся с ним из жалости. Мы злились друг на друга и решились отойти от края пропасти, чтобы начать жизнь заново.
Я ощутила заметное облегчение. Душевные муки прекратились. Но потери, которые понес Джесси, обескуражили его и бросили в некую эмоциональную пропасть. Казалось, он начал постепенно отгораживаться не только от меня, но от всего того, что его окружало. И я не думала, что, работая рядом с ним в одном учреждении, смогу решить эту проблему.
Он сжал руками свою чашку с кофе.
— Это работа, а не тюремное заключение.
— Конечно, работа.
— Тогда почему же ты выглядишь так, словно собираешься вернуться все к тому же краю пропасти?
Начать жизнь заново было практически невозможно, потому что он слишком хорошо знал меня. Я только собралась сделать остроумное замечание, когда по его лицу пробежала тень и он прижал к нижней части спины кулаки. Джесси прикусил губу в попытке выйти из затруднительного положения. Я ждала. Поделать я ничего не могла.
— Ну, так что у тебя за новость? — спросил он.
У моего отца была пословица: «Боже упаси меня от людей с добрыми намерениями». Впоследствии я часто повторяла ее уже для себя, но в тот момент, наблюдая за тем, как Джесси болезненно переживает свое поражение, я решила проявить доброту.
— С этим можно подождать.
В полночь барменша взяла перерыв и ушла в проход между домами, который находился позади клуба. Дождь прекратился. В ушах у нее звенело от музыки. Она оставила дверь открытой на несколько дюймов, подперев ее кирпичом, закурила, подняла голову и посмотрела на ночное небо. Сквозь приоткрытую дверь все равно проникали звуки, но здесь по крайней мере она могла слышать собственное дыхание.
Ей также было слышно, как по телефону-автомату за дверью разговаривал какой-то мужчина.
— Это Мерлин, — говорил он. — Она в «Чако» и не одна.
Барменша затянулась «Винстоном» и посмотрела, как покраснел кончик сигареты.
— Она была в доме в Исла-Виста, а потом поехала к центру. Когда я вошел в клуб, она стояла у стойки и пила «Хайнекен».
Барменша задержала сигарету в дюйме ото рта. «Наверное, частный детектив», — подумалось ей.
— Она ждала этого парня на костылях. Он назвал ее Роуэн, — продолжал мужчина. — Я не знаю, что с ним. Возможно, у него проблемы с коленными чашечками. — Пауза. — Из-за того, что эта Роуэн сказала ему. Послушайте, они послали меня по полной программе, когда заговорили черт его знает о чем.
Барменша снова затянулась.
— Да, но это только потому, что она заговорила со мной первой. Захотела, чтобы я потанцевал с ней. Но… Нет. Конечно, нет… Из-за того, что с ней рядом оказался этот парень. А разве я не сказал этого? Он ведет себя как настоящее дерьмо. Я так думаю.
Барменша опустила сигарету и замерла на месте.
— О, конечно, могу себе представить. Все это чертовщина какая-то. Алло, вы слушаете? Этот малый вам не попадался? — Молчание. — Что угодно. Мы займемся этим завтра. Я иду домой. У меня резь в глазах.
Послышался звук повешенной трубки. Барменша бросила сигарету и придавила ее кончиком туфли. Ночь казалась влажной и холодной.
Она медленно досчитала до пятидесяти, прежде чем открыть дверь. Коридор был пуст. Это хорошо. Не хватало еще, чтобы мистер Доверчивый начал ей вешать лапшу на уши. Она знала, с кем он разговаривал, и поскольку он был просто идиотом, то вполне мог бы сильно навредить самому себе.
Чего только не наслушаешься, стоя за стойкой бара!
Сумрак. Небо, свет, вода. К пяти утра дождь прекратился, но ветер и прилив способствовали образованию высоких волн. Они с грохотом обрушивались на берег и доходили почти до утесов. Образовывались горы песка, смешанного с водорослями. Видимость — почти никакая. В западной части Голеты волны накрывали пирс. А дальше, за пирсом, в тумане едва виднелся университетский городок.
На утесе, нависавшем над берегом, потрескивали под напором ветра эвкалипты, а ухоженные лужайки миллионеров дюйм за дюймом обрывались в океан. Из-за плохой погоды людей на улицах не было. Никто не смотрел на пляж, когда волны выбросили тело на берег. Оно долго плавало в воде, то поднималось вверх, то опускалось вниз подобно бревну, прибитому к берегу.
Вынесенное серыми волнами на берег, оно задержалось в переплетшихся между собой водорослях. Единственным предметом на пляже, который поблескивал в свинцовом свете начинающегося дня, был серебристый браслет на запястье бледной руки мертвого тела.
Садовая калитка набухла от дождя и никак не хотела открываться. Было около восьми утра, когда я вышла из гимнастического зала. В зубах я держала ключи от машины, в одной руке — стаканчик с кофе, в другой — сумку с рогаликами. Я толкнула калитку ногой. С плюща, который каскадами свисал с забора, на меня полетели брызги воды. Калитка затряслась и открылась.
Я пошла к своему коттеджу. Весь двор был усыпан упавшими ветвями деревьев. На лужайке, рядом с домом Ники и Карла Винсент, лежала целая полоса опавших цветов бугенвиллей, похожая на поверженного дракона.
