— А мне хотелось бы.
— Говорите с Братом Верное Сердце, бреет он. Я пустяками не занимаюсь. На мне все хозяйство: коровы, козы, куры…
— Простите, что побеспокоил.
В ответ Брат Свет грохнул жестянкой о косяк двери, давая понять, какого он низкого мнения об извинениях, и вышел.
Куинн последовал за ним, держа в руках рубашку и галстук. Судя по солнцу, было где-то между шестью и семью вечера. Значит, он спал часа два.
Над трубой дома, где размещалась столовая, вился дымок, и его запах смешивался с ароматом жареного мяса и сосновых иголок. Воздух был свежим и прохладным. Куинн решил, что это очень здоровый воздух, и подумал, вылечил ли он ту старушку, которая построила Башню, или она умерла здесь, чуть ближе к Богу, чем прежде. Что до Башни, то он так и не видел ее до сих пор, и единственным подтверждением ее существования был гонг, возвещавший окончание молитв. Ему хотелось побродить и найти ее самому, но, вспомнив хмурого Брата Свет, он решил этого не делать. Другие могли оказаться и вовсе неприветливыми.
В умывальной он вручную накачал в бадью воды. Она была холодной и мутной, а грязноватый, серый брусок мыла домашнего изготовления отразил все попытки Куинна взбить пену. Он огляделся в поисках бритвы, но, даже если бы и нашел ее, толку было бы мало, потому что в умывальной не было зеркала. Возможно, какое-то религиозное табу запрещало Братьям и Сестрам пользоваться зеркалом. Тогда делалось понятным, почему Брат Верное Сердце стал парикмахером.
Моясь и одеваясь, он размышлял над словами Сестры Благодать о том, что его сюда привела воля Божья. «Тоже мне сова-вещунья, — мысленно усмехнулся он. — Пусть себе порхает, только меня трогать не надо».
Когда он вышел наружу, солнце опустилось еще ниже и горы из темно-зеленых стали сиреневыми. Мимо него в умывальную, молча поклонившись, прошли двое Братьев. Из столовой доносились голоса и звяканье металлической посуды. Он почти дошел до двери, когда услышал, что его зовет Сестра Благодать.
Она спешила, и ее серое одеяние вздымалось на ветру. «Как крылья у совы», — мрачно подумал он.
Она держала в руках свечи и коробку спичек.
— Мистер Куинн! Мистер Куинн!
— Добрый вечер, Сестра! Я как раз вас искал.
Она раскраснелась от быстрой ходьбы и с трудом дышала.
— Я совершила ужасную ошибку. Напрочь забыла, что сегодня День Отречения, потому что была занята Братом Голос. Ему уже лучше, он может снова ночевать у себя в комнате, а не у печи в столовой, я его только что отвела в Башню…
— Переведите дух, Сестра!
— Сейчас… Я так беспокоюсь, у Учителя опять не в порядке желудок.
— Да?
— Так вот, поскольку сегодня День Отречения, мы не должны есть вместе с чужими, потому что… Господи, я забыла почему, но все равно, раз есть такое правило, его нельзя нарушать.
— Ничего страшного, я не голоден, — вежливо соврал Куинн.
— Да нет же, вас обязательно накормят, просто лучше подождать, пока все отужинают. Это займет час, а может, и дольше, все зависит от зубов Брата Узри Видение. У него протез плохо подогнан, и он ест медленнее других. А так как он целыми днями работает на свежем воздухе, аппетит у него хороший. Брата Свет это ужасно раздражает. Вы подождете?
— Да, конечно!
— Я принесла свечи и спички. И кое-что еще. — Она извлекла из складок своего одеяния потрепанную книжку. — Книга! — продолжала она с заговорщицким видом. — Нам здесь не разрешают читать ничего, кроме книг о Вере, но я эту сохранила с тех пор, как Сестре Карме пришлось целый год ходить в школу. Она о динозаврах. Вас интересуют динозавры?
— Очень!
— Я сама ее читала раз десять. Можно сказать, я о динозаврах знаю теперь все. Обещайте никому не говорить, что я вам ее дала.
— Обещаю.
— Я позову вас, когда все разойдутся.
— Спасибо, Сестра.
По тому, как она обращалась с книгой, Куинну было ясно, что та ей чрезвычайно дорога. Давая ему книгу, Сестра Благодать прямо-таки отрывала ее от сердца. Он был тронут, и в то же время в душе у него зашевелилось подозрение: «В чем дело? Почему это она так со мной носится? Что ей нужно?»
Вернувшись в кладовку, он зажег свечи и уселся на постель, обдумывая, как быть дальше. Сначала он доберется до Сан-Феличе на грузовике с Братом Венец, потом явится к Тому Юргенсену, заберет у него свои три сотни, а потом…
А потом все было ясно. Он отлично знал, что произойдет. Как только у него заведутся деньги, он вернется в Рино. А если не в Рино, то в Лас-Вегас. Или просто доберется до первого попавшегося игорного дома на окраине Лос-Анджелеса. Работа — деньги. Игра — шиш в кармане. Всякий раз, когда он совершал этот круг, колоса увязали глубже. Он знал, что должен попробовать жить иначе… Не теперь ли?
Ладно, сказал он себе, найду работу в Сан-Феличе, там только в покер по воскресеньям играют. Да, он подкопит деньжат, пошлет в гостиницу в Рино чек, чтобы расплатиться за номер, где жил, и попросит администратора выслать ему одежду и кое-что из вещей, которые оставил в залог, когда уезжал. Он сможет даже — если все будет хорошо — выписать в Сан-Феличе Дорис… Нет, Дорис была частью прежнего заколдованного круга. Как многие из тех, кто работал в клубах и казино, она проводила свободные часы за игрой. Некоторые вообще не выходили из-под одной и той же крыши, они под ней спали, ели, работали и играли, преследуя единственную цель, как Братья и Сестры в Башне.
Дорис. Двадцать четыре часа назад он с ней попрощался. Она предлагала денег взаймы, но он по причинам, которые ему не были ясны ни тогда, ни теперь, отказался. Возможно, денег он не взял из боязни, что от них к нему протянутся искусно скрытые нити. Он взглянул на книгу, которую получил от Сестры Благодать, и подумал, какие нити могут протянуться от нее.
— Мистер Куинн!
Он поднялся и отворил дверь.
— Входите, Сестра. Ну как Отречение? Хорошо поужинали?
Сестра Благодать подозрительно посмотрела на него.
— Неплохо, особенно если учесть, в каком состоянии Мать Пуреса.[1] У бедняжки совсем помутился разум.
— А от чего, собственно, вы отрекаетесь? Надо полагать, не от еды?
— Вас это не касается. Пойдемте, и бросьте ваши шуточки. В столовой никого, вас ждет баранье жаркое и большая чашка горячего какао.
— Я думал, вы презираете возбуждающие напитки.
— Какао не тот возбуждающий напиток. Мы специально обсуждали этот вопрос в прошлом году, и большинство согласилось, что, поскольку в нем много питательных веществ, его пить можно. Одна только Сестра Блаженство Вознесения проголосовала против, потому что она жад… бережливая. Я вам рассказывала о волосах в матрасе?
— Да, — ответил Куинн, предпочетший бы забыть об этом.
— Лучше спрячьте книгу. Никто, конечно, не будет за вами следить, но к чему рисковать?
— Действительно, к чему?
Он накрыл книгу одеялом.
— Вы ее начали читать?
— Да.
— Правда интересная?
Куинн подумал, что ниточки, которые к ней приделаны, могут оказаться гораздо интереснее, но промолчал.
Они вышли наружу. Над самыми соснами висела полная луна. В небе было столько звезд, сколько Куинн не видел никогда в жизни, и, пока он стоял и смотрел, появились еще.
— Можно подумать, что вы в первый раз видите небо, — сказала Сестра Благодать с ноткой нетерпения в голосе.
— Пожалуй, так оно и есть.
— Но небо каждую ночь такое.
— Я бы не сказал.
Сестра Благодать взглянула на него с беспокойством.
— А вдруг на вас снисходит откровение свыше?
— Я восхищаюсь вселенной, — сказал Куинн, — но если вам хочется наклеить на это свой ярлык, то давайте.
— Вы меня не поняли, мистер Куинн. Я вовсе не хочу, чтобы сейчас на вас снисходило откровение свыше.
— Почему?
— Это было бы некстати. Я хочу вас кое о чем попросить, а в такой момент это было бы бестактно.
— Не волнуйтесь, Сестра. И скажите, о чем это вы хотите меня попросить.
— Потом, когда поедите.
В столовой никого не было. Кресло-качалка Брата Голос и птичья клетка перекочевали, видимо, вслед за хозяином в Башню. На столе возле печи стоял прибор.
Куинн сел, и Сестра Благодать положила на одну тарелку баранье жаркое, а на другую толсто нарезанные куски хлеба. Как и днем, она следила за трапезой Куинна с материнским интересом.
— Цвет лица у вас плоховатый, — сказала она после недолгого молчания, — но едите вы с аппетитом и на вид довольно здоровы. Я хочу сказать, что, если бы вы были слабым, я бы вас, конечно, не стала ни о чем просить.
— Внешность обманчива, Сестра, я очень слабый. У меня больная печень, увеличенная селезенка, плохое кровообращение…
— Чепуха!
— Тогда говорите.
— Я хочу, чтобы вы кое-кого разыскали. Не самого человека, а просто узнали бы, что с ним. Понимаете?
— Не совсем.
