В ее памяти снова всплыли слова Джастина Карр-Джонса. Как он мог подумать, что она спит с Алексом Кальдером? Да, Алекс ей нравится, и ее жизнь стала намного лучше после того, как она начала с ним работать. Он внимателен, справедлив и прислушивается к ее словам. Как и Карр-Джонс, ее новый босс просто создан для своей работы, но в отличие от Карр-Джонса Кальдер готов объяснить, как у него это получается. Джен была вынуждена признать, что Алекс, с его серо-голубыми глазами и едва заметными V-образными складками на лбу, выглядит довольно мило. Она не могла не заметить наполненного мощной взрывной силой сухого, гибкого тела Кальдера, так отличающего от хлипких торсов ведущих сидячий образ жизни слизняков-трейдеров. Но Джен гордилась своим профессионализмом и ни за что бы не отправилась в постель с боссом.
Надо сказать, что оскорбили ее не слова Карр-Джонса, а то, что за этими словами стояло. Этот тип хотел сказать, что она никогда не достигнет в работе его уровня или уровня других коллег-мужчин, а всем своим успехам в карьере… обязана лишь внешности. Главным достоинством Джен как сотрудницы «Блумфилд-Вайс» была, как полагал Карр-Джонс, ее готовность оказывать сексуальные услуги. Она вспомнила, как примерно год назад, вскоре после ее поступления на службу, Карр-Джонс попросил ее принять участие в его вечерней встрече с весьма важными клиентами. Когда она встретилась с боссом в вестибюле, на ней был брючный костюм от Армани, обошедшийся ей в две тысячи долларов. Едва взглянув на нее, Карр-Джонс велел ей отправиться домой и надеть самую короткую из ее юбок. Переодевшись, Джен должна была присоединиться в ресторане к нему и его клиентам. Она поступила так, как он просил, и позже пожалела об этом.
Карр-Джонс, похоже, относился так ко всем женщинам. Другой женщиной в его группе была весьма крупная блондинка – англичанка по имени Тесса, которую вполне устраивало такое к ней отношение. Более того, она научилась извлекать из него пользу. Но Джен просто не могла вести себя подобным образом. Дело усугублялось тем, что Карр-Джонс лишь недавно вернулся из двухгодичной командировки в Японию, где на него сильное впечатление произвели развлекавшие его клиентов гейши. Джен иногда казалось, что в бизнесе ей уготована роль кроткой домашней гейши. Она надеялась, что, перейдя в группу Кальдера, избавилась от Карр-Джонса, но тот постоянно находился поблизости и его высокомерные насмешки по-прежнему вызывали у нее негодование и стыд.
Вивьен, похоже, просто потешалась над ней с расстояния в три тысячи миль. Джен нажала кнопку на пульте дистанционного управления и переключилась на CD. Рэп. Когда-то она терпеть не могла такую музыку, но через несколько месяцев после прибытия в Лондон купила альбом Эминем. Затем еще один. И почти сразу – третий. Джен любила включать звук на полную мощность, и исполненные злобы слова действовали на нее словно очищающий душ.
Ей очень не нравилась та женщина, в которую она постепенно превращалась: мрачная, озлобленная, вечно в плохом настроении. Кроме подруги, с которой она познакомилась еще в колледже и карьера которой складывалась столь же скверно, друзей в Лондоне у Джен не было. Погода здесь была отвратительной, ночи длинными, на рынке бумаг никогда не соблюдались условия, которые вроде бы все клялись соблюсти. Ей очень хотелось прикончить миссис Пинни и дикторшу, которая каждое утро будила ее своим идиотски радостным предсказанием очередного промозглого и унылого дня, получая от этого, судя по тону, несказанное удовольствие. Джен уже не верила тому, что она сказала Кальдеру. Ничего на самом деле не изменилось после того, как она начала на него работать. Кого она пыталась обмануть? Видимо, только себя.
Ведь Джен не всегда была такой. Поступая в Нью-Йорке на работу в «Блумфилд-Вайс» сразу по окончании Массачусетского технологического института, она была восторженной оптимисткой, готовой вкалывать изо всех сил и обязательно преуспеть и полной решимости получать от своей работы подлинное удовольствие. Ей нравилось расчленять самые сложные транзакции на отдельные компоненты, а затем снова соединять их. Поскольку ей это всегда прекрасно удавалось, она получила завидный пост в Лондоне под началом одного из самых успешных сотрудников «Блумфилд-Вайс» – Джастина Карр-Джонса.
Ей не следовало реагировать на его выходку. Он был пьян и не понимал, что несет. Ведь теперь он даже не был ее боссом. Девушка знала, что родители сказали бы ей: «Наплюй на него, Джен». Если она продолжит трудиться не жалея сил, все в конце концов будет в полном порядке. Так, как произошло с папой: он прибыл в Америку из Китайской Народной Республики в 70-х годах аспирантом, изучавшим физику элементарных частиц, и стал одним из всемирно известных специалистов по технологии микроволновых фильтров. Ведь даже доход ее сестры, всегда получавшей на экзаменах посредственные оценки, сейчас, когда она работает на Уолл-стрит, составляет несколько сотен тысяч долларов в год. Только не надо ныть и жаловаться. Надо собраться и показать всем, кто здесь лучший.
Однако Джен была не только китаянкой, но и американкой. В Колледже свободных искусств, расположенном в поросших лесом холмах западного Массачусетса, ей внушали, что женщины имеют равные права с мужчинами и что к ним должны относиться точно так же, как к мужчинам. Более того, говорили ей, женщины просто обязаны требовать соблюдения своих прав. Жалоба – это не проявление слабости, а демонстрация силы. Если сильные женщины не будут стоять за себя, то мужчины, подобные Джастину Карр-Джонсу, станут пользоваться их слабостью.
«Я, черт побери, буду сильной и не позволю ему выйти сухим из воды», – думала Джен.
Но ей, видимо, следовало бы прислушаться к родителям. В этом случае она смогла бы прожить достаточно долго, чтобы увидеть их снова.
Кальдер сидел перед своими экранами, анализируя информацию, которая поступала из множества разнообразных источников. Четыре больших жидкокристаллических монитора, в свою очередь разбитых на несколько окон, показывали брокерский куртаж (зеленым по черному), таблицы Excel (красные и синие на зеленом фоне), новости от Блумберг (оранжевым по черному) и Рейтер (черным по белому), а кроме того, первичные записи сделок, корзину входящих сообщений, веб-браузер и фьючерсные цены на крупнейших биржах трех континентов. Поскольку информация приходила в реальном времени, цифры то и дело мигали и вспыхивали, а изменение некоторых из них даже сопровождалось звуком. Два спикера время от времени потрескивали и выдавали новые сведения. Один из них был связан с брокером, услугами которого Кальдер пользовался чаще всего, а через второй осуществлялся контакт с торговыми площадками «Блумфилд-Вайс», расположенными в дюжине часовых поясов по всему земному шару.
За время службы в Королевских ВВС Кальдер научился перерабатывать информацию мгновенно. Помимо стандартных приборов навигации реактивного самолета, на его «торнадо» был установлен аппарат, переводивший все, что видел пилот, в линии и цифры на подвижной карте, следящий за рельефом местности радар и РЛС, оповещая о появлении других действующих радаров в зоне полета. К тому же находившийся за его спиной штурман постоянно информировал о показаниях всех своих приборов. Но и это еще не все. За пределами кабины мимо него со скоростью девятьсот километров в час проносились картины неба и земли. Именно тогда Кальдер научился сортировать информацию и принимать решения за секунду. Теперь в его распоряжении были часы, но решения приходилось принимать не менее трудные.
Кальдер следил за монитором, а из-за экрана на него скалился Гомер Симпсон. На идиотской фигуре из желтой пенистой резины виднелись следы многочисленных попыток Кальдера от него избавиться. Он бросал Гомера на пол, бил им о стену, топтал ногами, а однажды даже поколотил. Гомер Симпсон ему никогда не нравился. В первый же день работы Кальдер отправил его в ближайшую мусорную корзину, но, как оказалось, только для того, чтобы после ленча обнаружить его на прежнем месте. Вечером он утащил его из офиса и по пути домой отправил в свободный полет за окно машины, но на следующее утро ненавистное чучело снова обреталось на своем месте. Кальдер дошел до того, что, прихватив Гомера домой, похоронил его в мобильном мусорном контейнере, но и из этого ничего не вышло. Когда Алекс понял, что кто-то из коллег-трейдеров прикупил целую партию фигурок, он, прекратив борьбу, принялся размышлять, насколько большой может быть эта партия.
Гомер не имел никакого представления о том, что происходит на рынке итальянских государственных облигаций. Не знал этого и Кальдер. Кто-то отчаянно продавал эти облигации. Продавал и продавал. Продавец рисковал заработать серьезные неприятности, поскольку, как только цены более или менее восстанавливались, он выбрасывал на рынок новый лот. Кальдер обратился к бирже слухов и услышал там предположение, что продавцом является некий тип по имени Жан-Люк Мартель, управляющий каким-то хеджевым фондом из своего убежища в Скалистых горах. Кем бы этот Жан-Люк ни был, он, видимо, сумел сколотить солидный капитал.
