Гомер не имел никакого представления о том, что происходит на рынке итальянских государственных облигаций. Не знал этого и Кальдер. Кто-то отчаянно продавал эти облигации. Продавал и продавал. Продавец рисковал заработать серьезные неприятности, поскольку, как только цены более или менее восстанавливались, он выбрасывал на рынок новый лот. Кальдер обратился к бирже слухов и услышал там предположение, что продавцом является некий тип по имени Жан-Люк Мартель, управляющий каким-то хеджевым фондом из своего убежища в Скалистых горах. Кем бы этот Жан-Люк ни был, он, видимо, сумел сколотить солидный капитал.
Хеджевые фонды считались наиболее изощренными игроками на рынке. Они продавали и покупали краткосрочные обязательства и вели игру на всех рынках по своему выбору. Они проявляли активность на рынках облигаций и акций, валюты и нефти, на фьючерсных рынках свинины и предсказаниях погоды. Многие из этих фондов были крошечными и вполне удовлетворялись малой прибылью, но другие делали громадные ставки и срывали огромные куши. В число последних входил и фонд Мартеля. В данный момент Жан-Люк проводил многомиллионную операцию с итальянскими государственными облигациями. Облигациями он не владел, но продавал их в надежде сделать большие деньги после того, как цены упадут и он сможет их скупить по дешевке.
Но в действиях этого парня не было никакого смысла. Цены на итальянские облигации, известные как ВТР, и без того находились на низком уровне. Они стоили значительно меньше, чем их французские или немецкие аналоги. Итальянская экономика находилась в плачевном состоянии. А Европейский центральный банк, убоявшись неожиданного экономического роста Франции и Германии и опасаясь, что дракон инфляции выползет из своей берлоги после двенадцатилетней спячки, весь год увеличивал свои учетные ставки. Италия же, находившаяся в разгаре рецессии, вела отчаянную борьбу. Безработица в стране резко возросла, бюджетный дефицит вышел из-под контроля, и высокие учетные ставки были ей нужны меньше всего. Но что-то сделать с этим Италия была не в силах. Она входила в еврозону, и ее долг исчислялся в тех же валютных единицах, что и долги Германии, Франции или иных членов сообщества. Учетные ставки для нее устанавливал находящийся во Франкфурте Европейский центральный банк. Выхода для нее не было. Пара экономистов-маргиналов да бывший, ныне впавший в немилость, министр финансов убеждали правительство Италии отказаться от евро. Но это было не больше чем фантазия. Когда принималось решение о переходе на евро, «Блумфилд-Вайс» нанял множество экспертов, и те доказали, что любая угроза выхода из зоны явится чистой фантазией. Позже мнение юристов было освящено Маастрихтским и Амстердамским договорами и стало частью европейского законодательства, имеющего преимущество перед национальными законами. Таким образом, Италия оставалась с евро, а еврозона – с Италией.
До тех пор, пока Италия оставалась в еврозоне, ее облигации должны были котироваться на рынке гораздо ниже, чем французские или немецкие эквиваленты.
В Италии только что разразился очередной коррупционный скандал, и премьер-министр подал в отставку. Вместе с ним, естественно, рухнуло и все правоцентристское правительство. В результате стране примерно через месяц грозили внеочередные выборы, что еще сильнее подрывало рынок облигаций. Но в Италии выборы шли почти непрерывно, и в предстоящем голосовании Кальдер не усматривал ничего особенного.
Он вгляделся в экраны. ВТР стояли очень низко. Может быть, стоит подкупить немного, чтобы снова сгореть? В нижней части спины он ощутил тупую боль. Старая рана предупреждала его – будь осторожен.
Он оглянулся в поисках Джен. Ему надо было задать вопрос, и он вовсе не рассчитывал получить на него ответ. Джен еще не пришла. Кальдер посмотрел на часы, висевшие на стене торгового помещения чуть ниже здоровенного логотипа «Блумфилд-Вайс». Девять тридцать. Время для начала работы довольно позднее, а для места, где заключались сделки, даже очень позднее.
– Мэтт, ты слышал что-нибудь от Джен?
– Нет, – ответил Мэтт, не прекращая вводить в компьютер текущие цены.
– А ты, Нильс?
Рыхлый голландец отрицательно покрутил головой, продолжая говорить по телефону. Все трейдеры всегда уверены в том, что способны одновременно вести по меньшей мере три беседы.
Кальдер нахмурился. Этот чертов Карр-Джонс! После того как Кальдер потратил столько времени, чтобы незаметно повысить самооценку Джен, придать ей уверенность в себе, этот тип ухитрился за каких-то пять минут пустить все его усилия насмарку. Если Джен не сможет забыть о мерзавце, то в группе от нее не будет никакой пользы. Очень жаль.
Кальдер посмотрел в сторону расположенной неподалеку от него группы деривативов. Карр-Джонс стоял, прижав к уху телефонную трубку. Он был трезв и совершенно спокоен. На манжетах его рубашки сверкали запонки, галстук был туго затянут, брюки отлично выглажены. Он выглядел юным, словно школьник, и казался учеником привилегированной частной школы, хотя окончил заурядное учебное заведение в Южном Уэльсе, о чем Кальдеру было известно. Группа деривативов располагалась чуть в стороне от других подразделений, что способствовало установлению некоторой дистанции с коллегами, которую эта команда пыталась всячески поддерживать. Они считали себя элитой лондонского отделения «Блумфилд-Вайс», новаторами, финансовыми инженерами XXI века и, что самое важное, людьми, которые делают действительно большие деньги.
Это соответствовало действительности. За первый год после возвращения Карр-Джонса в Лондон его группа сделала сто тридцать два миллиона долларов. Сумма на фоне успехов остальных групп выглядела просто непристойно.
Кальдер неторопливо приблизился к Карр-Джонсу, который, делая вид, что не замечает его, продолжал говорить по телефону. Алекс спокойно ждал.
В конце концов Карр-Джонс положил трубку и повернулся к Кальдеру.
– Джастин, ты помнишь вчерашний вечер?
– Я помню, что ты на меня наехал, – ответил Карр-Джонс.
– И ты не помнишь, что сказал Джен?
– Извини, у меня много работы. – Карр-Джонс потянулся к трубке.
– Ты обещал перед ней извиниться.
– Ты мне угрожал. – Карр-Джонс начал набирать номер.
– Ты был пьян.
Карр-Джонс откинулся на спинку кресла и, не отнимая трубки от уха, произнес:
– Так же как, я полагаю, и ты. Именно поэтому я забуду о твоей выходке. О, привет, Клаус, – продолжил он, наклонившись и мгновенно переключившись на ласковый тон профессионального трейдера. – Как дела? – Он бросил Кальдеру короткую улыбку и отвернулся.
Алекс покачал головой и возвратился к себе. Разве можно работать с подобными людьми?
Десять минут спустя появилась Джен. Она была одета как обычно – в белый топ и дорогой брючный костюм черного цвета. Поставив свой тонкий кейс на рабочий стол рядом со столом Кальдера, она села, не снимая пиджака, и уперлась взглядом в монитор. Всем своим видом она демонстрировала спокойствие.
– Доброе утро, Джен, – улыбнулся Кальдер.
– Прости за опоздание. – Она не сводила глаз с монитора.
– Как только ты ознакомишься с состоянием рынка, мне хотелось бы потолковать с тобой об Италии. Она снова ведет себя очень странно.
– О'кей.
– С тобой все в порядке? – внимательно глядя на нее, спросил Кальдер. Ему было ясно, что что-то не так.
– Мы можем поговорить? – спросила Джен, глядя ему в глаза.
– Конечно.
– Но только в приватной обстановке.
Кальдер слегка нахмурился и провел Джен в одну из расположенных по периметру торгового зала застекленных кабинок, предназначенных для конфиденциальных встреч с клиентами. Однако в основном эти укромные уголки служили местом, где завязывались интриги, рождались и обсуждались слухи, анализировалась политика, плелись заговоры и планировались покушения на недружественные корпорации. Кальдер ненавидел эти кабинетики. Его обеспокоило, что Джен прихватила с собой кейс.
Когда они уселись за маленький стол друг напротив друга, Алекс бросил:
– Выкладывай.
– Я хочу подать жалобу на Карр-Джонса, – сказала Джен.
Кальдер недовольно скривился. Начало беседы ничего хорошего не сулило.
– Формальную?
Джен порылась в кейсе и извлекла зеленую папку, стянутую тонкой резинкой, на которой крупными буквами значилось: «Правила взаимоотношений персонала в „Блумфилд-Вайс“». Прочитав эти слова, Кальдер нахмурился. Джен открыла папку на странице с желтой закладкой: «Раздел II. Сексуальные преследования и дискриминация по половому признаку».
– Здесь сказано, что я первым делом должна подать жалобу своему непосредственному начальнику. То есть тебе.
– Не делай этого, Джен.
– Вот возьми. – Она передала ему лист бумаги.
