— Глубоко сочувствую вам. — Торговец указал на стену, вернее, на просвет между двумя потемневшими картинами, изображавшими людей, одетых по моде XIX века. — Она купила картину.
— Портрет? Чей же? — Рейлли решил, что эта покупка была весьма странной для Джанет.
Антиквар покачал седой головой и пояснил:
— Нет, это был пейзаж с пастухами на поле. Вероятно, какой-то религиозный сюжет.
Да, вот это больше соответствовало вкусам Джанет.
Лэнг приготовился задать следующий вопрос, но вдруг решил не делать этого. Картина и картина, к чему подробности? Судя по облику лавчонки, полотно не должно было представлять особой художественной и чисто материальной ценности.
— Эта картина пробыла у меня совсем недолго, — продолжал человечек, одетый в черное. — Знаете, почти сразу же после того, как ушла ваша сестра, ко мне пришел другой покупатель и очень расстроился, узнав, что картина продана.
Долгие годы, посвященные поиску необычного, распознаванию аномалий, не прошли даром, и антенны, давно не использовавшиеся, тут же пришли в движение.
— Этот покупатель… Вы его не запомнили?
— Восточный человек, возможно, араб. Одет хорошо, хотя и недорого. Очень прилично говорил по-французски.
Завуалированную насмешку Лэнг пропустил мимо ушей и поинтересовался:
— Он не сказал, почему ему захотелось купить именно эту картину?
— Нет. Но вы же видите, что у меня здесь много прекрасных вещей.
Лэнг на мгновение задумался и продолжил:
— Вы сказали, что картина пробыла у вас недолго. Не припомните, откуда она к вам попала?
Снова зашуршали бумаги.
— Из Лондона, от Майка Дженсона. Он работает в компании «Антиквариат, диковины и т. п.», Олд-Бонд-стрит, 12, Лондон, W1Y 9AF. Мы часто покупаем друг у друга всякую всячину.
«Не продается в одном месте, попробуй сбыть в другом», — подумал Лэнг и спросил:
— Вы не дадите мне ручку и клочок бумаги?
Он записал имя и адрес, хотя не смог бы объяснить, зачем ему это понадобилось. Возможно, это просто была первая подробность последнего дня Джанет, мало-мальски выбивавшаяся из ряда неприметных обыденных вещей.
— Спасибо. Вы очень помогли мне.
Выйдя на улицу, Лэнг не спеша направился обратно. Итак, кому-то еще приглянулась та самая картина, которую купила Джанет. Могло ли это стать причиной ее гибели? Чушь какая-то. К тому же Патрик сказал, что дом на площади Вогезов был оснащен охранными системами не хуже Форт-Нокса. Рейлли уже начал представлять себе, будто кто-то так разозлился на Джанет, обставившую его и купившую картину раньше, что решил из мести уничтожить и обидчицу, и ее приобретение.
И все же…
В голове у Лэнга что-то зажужжало. Звук становился все громче и громче. Вдруг Рейлли с изумлением сообразил, что слышит его наяву. Обернувшись, он увидел, как какой-то скутер, которые в Париже поминутно попадались на глаза, резко набрал скорость и въехал на тротуар. На голове у водителя был мотоциклетный шлем со щитком, практически полностью закрывавшим лицо.
«Пьяный, наверное, или с головой что-то случилось», — подумал Лэнг.
Скутер, продолжая ускоряться, несся прямо на Лэнга. В тот самый миг, когда Рейлли собрался сойти с тротуара на мостовую, мотоциклист на ходу наклонился к нему. В руке, обтянутой перчаткой, что-то сверкнуло. Лэнг дернулся в сторону, почувствовал, как что-то царапнуло его по плечу, и свалился наземь.
Взбешенный дерзостью хулигана — как он тогда решил, — Лэнг мгновенно вскочил, намереваясь сорвать водителя с сиденья. Но из этого ничего не получилось. Скутер молниеносно свернул за угол и скрылся из виду.
— Мсье! — воскликнул выбежавший на улицу антиквар. — Вы ранены!
— Нет, со мною все в порядке, — возразил Лэнг.
Впрочем, скосив глаза туда, куда смотрел торговец, он увидел на рубашке длинный разрез, из-под которого сочилась кровь. Блеск ножа, намеренный выезд на тротуар… Ему только что чуть не перерезали горло.
— У нас, как и в любом другом городе, существует преступность, — ближе к вечеру сказал ему Патрик.
Лэнг, плечо которого покрывала слишком объемная, по его мнению, повязка, хмыкнул и заявил:
— Конечно, только это не была обычная попытка вырвать что-нибудь и смыться. Мерзавец всерьез хотел убить меня.
— Но кому такое могло понадобиться? — Патрик медленно покачал головой.
«В этом-то и весь вопрос», — подумал Лэнг.
1
«Дельта», рейс 1074 Париж — Атланта.
22:35 по восточному поясному времени
Лэнг совершенно изнемог, но заснуть ему никак не удавалось. Ничего не видя, он глядел на экран, висевший под потолком салона «Боинг-777», где показывали какую-то комедию. Кресла в первом классе были широкими, места для ног вполне хватало, однако он все время ерзал на сиденье, снедаемый горем, невольным любопытством и страхом перед полетом.
Хоть с открытыми, хоть с закрытыми глазами — он мало что видел, кроме образов Джеффа и Джанет. А еще ездока скутера с ножом в руке.
Совпадение? Прежний опыт научил его не доверять кажущемуся отсутствию связи между событиями, случающимися одновременно. Но кто мог захотеть убить женщину, которая посвятила жизнь своему приемному сыну и другим ребятишкам беспокойного земного шара? Рассуждая в том же направлении, кто мог захотеть убить его самого?
Какие-то старые обиды? Он не мог вспомнить ничего такого, что могло бы породить ненависть, не остывшую за пятнадцать лет.
— Желаете чего-нибудь? — с милой улыбкой на недавно накрашенных губах осведомилась стюардесса.
Лэнг покачал головой и ответил:
— Нет, благодарю вас. Все хорошо. — Хотя на самом деле все было плохо.
Он гнал мысли о Джанет и Джеффе из головы, как отец мог бы выставлять расшалившихся непослушных детей играть во двор. Мысли о двух металлических ящиках, находившихся в багажном отделении самолета, никак не могли помочь заснуть. Думай о чем-нибудь приятном, успокаивающем…
Неужели это происходило всего две ночи назад, за считаные часы до звонка Патрика?
Тот вечер он провел в обществе преподобного отца Френсиса Нарумбы. Они обедали в «Таверне Мануэля», довольно непрезентабельном баре, посещаемом студентами, политиками и людьми, гордо называвшими себя местной интеллигенцией. Единственными достоинствами этого бара были уютные, хотя и обшарпанные, кабинки и истертые табуретки. Обслуживали здесь неприветливо, кормили неважно, однако это было одним из немногочисленных мест, где чернокожий священник и белый юрист могли беседовать на латыни, не привлекая ничьего внимания.
Лэнг и Френсис вели свою собственную кампанию за сохранение языка Вергилия и Ливия. Оба оказались жертвами классического образования: Лэнг по причине упрямства, позволившего ему отбиться от факультета бизнеса, а священник — потому что латынь преподавали в семинарии.
Они были равно нужны друг другу. Слишком мало имелось вокруг людей, интересовавшихся историей, уходившей дальше прошлого номера бульварного еженедельника «Пипл». Не мешало дружбе даже то, что Лэнг относил к современности все, что случилось позже первого завоевания Рима, а Френсис потрясающе много знал о Средневековье. Насчет роли католической церкви в том мире можно было спорить до бесконечности.
Священник терпеливо слушал, пока Лэнг, выпуская пар, ругал за некомпетентность прокурора округа Фултон и всех его подчиненных. Основанием для его недовольства была не только альтруистическая забота о благополучии добрых сограждан.
Если клиент уже целый год находится под выдвинутым против него обвинением, это очень нехорошо для дел, особенно для тех, которыми занят он сам. Наличие такого обвинения создает большие трудности, тем более что публика всегда исходит из презумпции виновности, пока не будет убедительно доказано обратное.
— Если окружной прокурор настолько некомпетентен, то как, по-вашему, он смог достичь своего положения? — спросил Френсис, разглядывая устрашающе пережаренный кусок филе семги.
Потом он пожал плечами. Только так и можно было относиться к редкостно неумелым поварам этого заведения.
— Fabas indulcet fames.
«Бобы услаждают голод». Они постоянно соревновались, щеголяя друг перед другом афоризмами древних римлян.
Лэнг заказал себе гамбургер. Чтобы испортить это блюдо, нужно приложить слишком уж большие усилия.
— Нет уж, бобы вкуснее не делаются, насколько бы ты ни был голоден, а уж для того, чтобы есть их с удовольствием, нужно очень сильно проголодаться. Ну а на ваш вопрос отвечу кратко: своего положения он достиг благодаря друзьям, а не способностям. Ne Aesopum quidem trivit.
— Вы серьезно? Он не читал Эзопа?
Лэнг отхлебнул теплого пива из кружки и заявил:
