простых вещей — воздуха, еды и сна. Ты освобождаешься от всего.
— По тебе так не скажешь, — ухмыльнулся Мартин.
— Потому что я еще не прошел путь до конца! — огрызнулся Дэн. — Но уже близок к этому. Стиг ходил к котловине целый год, и только потом его отпустило. Он уехал из общины перед твоим появлением.
— А сколько ходишь ты? — Мартин взглянул на Яну.
— Пятый месяц. Дэн показал расщелину в апреле.
— А мне вместе со Стигом приходилось зимой откапывать ее из-под снега. — Дэн натянул футболку и пригладил растрепанные волосы. — Арнольд и Лика сидят на «горечи» с июня, а тебя мы собирались привлечь попозже — хотели убедиться, что ты не будешь стучать.
Мартин скривился, но постарался не выдать обиды. Ему стало неприятно, что даже среди наркоманов его не принимали за своего.
— Почему вы не расскажите Абсалому про «горечь»? — спросил Мартин.
Дэн с удивлением вылупился на Мартина, будто тот был умственно отсталым, но ответить не успел: с диким криком из домика вывалился Арнольд и грохнулся возле стола. Следом выскочил разъяренный Осмунд и, подлетев к доходяге, пнул его ногой под дых.
Держась за живот, Арнольд постанывал на земле и отплевывал сгустки крови из разбитого рта — похоже, Осмунд успел залепить ему по лицу еще в домике. Мартин, растерявшись, обвел взглядом новых знакомых: Дэн с Яной остолбенели в замешательстве, Лика испуганно спрятала лицо за ладонями. И только Абсалом спокойно взирал на случившееся. Отложив тарелку с кашей, он подошел к Осмунду, со свирепым видом застывшему над скрюченным на земле Арнольдом.
— Что случилось, сын мой? — старик вскинул кустистые брови.
— Этот гаденыш прятал сигареты! — выкрикнул Осмунд, сжимая кулаки: капли слюны брызнули из перекошенного рта. — Я нашел пачку у него под подушкой!
Услышав слова старосты, Дэн покачал головой и едва слышно прошептал Мартину и Яне:
— Вот дурак. Я сто раз говорил Арнольду выкинуть сигареты.
Абсалом встал на одно колено возле стонавшего на земле Арнольда и, заглянув ему в разбитое лицо, мягко поинтересовался:
— Это правда, Арнольд? Ты втайне от меня курил?
Парень что-то промычал в ответ, но его признание мало интересовало Абсалома. Старик выпрямился и коротко бросил Осмунду:
— Десять ударов ремнем. — Абсалом перевел взгляд на Мартина и его друзей. — Дети мои, запомните: каждый проступок требует наказания. Вечером на собрании мы обсудим поведение Арнольда.
Абсалом удалился к столу, а Осмунд, довольно ухмыльнувшись, вытянул ремень из джинсов. Ногой перевернув Арнольда на живот, староста задрал ему футболку, оголяя костлявую бледную спину. Затем выпрямился и, размахнувшись, со всей дури ударил Арнольда ремнем. Парень закричал от боли, когда кожаный ремень со свистом впился в его спину. Он продолжал орать, пока Осмунд с остервенелым видом хлестал его ремнем.
Мартина замутило, к горлу подкатил ком, а в груди проклюнулось зернышко знакомой тревоги — пока еще подспудной, робкой. Но Мартин знал, что стоит дать ей волю, и дисфория распустится черным цветком. Он отвернулся, не в силах наблюдать за экзекуцией, и встретился взглядом с Дэном, который застыл с перекошенным от страха лицом.
Десятый удар рассек спину Арнольда: наказание закончилось. Заправив ремень в джинсы, Осмунд с кривой ухмылкой взглянул на своих подопечных. «Кто следующий?» — читалось в его глазах.
— Приступим к трапезе, — спокойно сказал Абсалом, жестом приглашая всех к столу.
Покорно кивнув, Дэн и Яна отправились вслед за Осмундом к столу, где их уже ждали невозмутимый Абсалом и до смерти перепуганная Лика.
Немного поколебавшись, Мартин помог Арнольду подняться с земли. Постанывая от боли, несчастный доходяга опустил на спине футболку и проковылял к столу. Мартин с неловким видом присоединился к остальным.
Обитатели общины взялись за руки, склонив головы над тарелками с кашей. Абсалом забубнил молитву, и его подопечные послушно подхватили слова, на смысл которых всем, кроме Осмунда, было плевать.
Повторяя заученную молитву, Мартин понял, почему его новые друзья беспрекословно выполняли жесткие требования Абсалома и строго придерживались царившим в «Юдоли» порядкам: Дэн, Яна, Арнольд и Лика тянули время, чтобы как можно дольше иметь доступ к «горечи» — загадочному веществу, которое дарило настоящее исцеление.
* * *
После завтрака и медитации Абсалом распределил работы. Мартину снова выпало выгребать дерьмо из свинарника вместе с Яной. Грязная работа, казалось, совсем не смущала девушку, и она споро орудовала лопатой, то и дело отгоняя толкавшихся свиней. В хлеву было жарко, и в воздухе кружились золотистые пылинки.
— Теперь я понимаю, почему вы не рассказали Абсалому про «горечь», — сказал Мартин, сгребая лопатой нечистоты.
— Старик считает, что наркоманы излечиваются благодаря молитвам и прилежанию. — Яна сбросила дерьмо в тележку и ухмыльнулась. — Он не терпит другие методы, а сигареты и алкоголь вызывают у него ярость: ты сам видел, как досталось бедняге Арнольду. Если Абсалом узнает, что мы избавились от зависимости с помощью другого вещества, то уничтожит расщелину в земле, а вместе с ней и «горечь». И прощай наше исцеление.
— А Осмунд? Он в курсе про «горечь»?
— Осмунд — правая рука Абсалома. Мы мало про него знаем, но бывшие «юдольщики» рассказывали, что он сидел на героине. Настоящий псих. Говорят, Абсалом вытащил его с того света после передоза. С тех пор Осмунд предан ему, как собака. — Яна выглянула наружу и, убедившись, что за ними никто не наблюдает, тихо продолжила: — Конечно же он не в курсе про «горечь», иначе мне даже страшно представить, что он с нами сделает, если узнает про ее существование.
— Со мной он общается, как будто я его шестерка в тюрьме, — припомнил Мартин и, чуть подумав, спросил: — Как думаешь, что находится в расщелине?
Яна помрачнела. Отложив лопату, она тихо сказала:
— Там что-то живое. Не знаю, что именно, но каждый раз оно касается меня по-разному. Осторожно, робко — словно пробует на вкус. Мы светили в расщелину фонариком, но ничего не увидели.
Мартин вспомнил черную слизь на пальцах. И вместо отвращения, которое он наверняка бы почувствовал в любом другом случае, его захлестнула волна воспоминаний: умиротворение, спокойствие, радость — вот те давно