Четвертая спичка вспыхнула. Милосердов поднес огонек к фитилю корсаковской свечи. Тот быстро вспыхнул, затрещав ярким веселым язычком пламени. Тень, дотоле неумолимо ползшая к кровати, остановилась — и отшатнулась. Медленно и неохотно темная субстанция попятилась назад, пока не втянулась обратно под дверь.
V
К вящему неудовольствию Корсакова камердинер объявил о визите поручика Постольского едва рассвело. Поэтому Владимир встретил друга в гостиной имея вид довольно сумрачный, но забавный — ибо сменить пышный теплый халат и модную феску на что-то более приличное он не удосужился.
— Ты был прав! — сходу заявил Павел. — Мы работали всю ночь, не покладая рук, но нам действительно удалось найти Сергея Трутнева.
— Одна из загадок мироздания — как ты можешь работать всю ночь и оставаться к утру все таким же бодрым? — проворчал Корсаков.
— Трутнев родом из Тверской губернии, — не обращая внимания на мрачное бормотание приятеля продолжил Постольский. — Он действительно студент, точнее — был им. Отчислен за постоянную неуспеваемость.
— Иными словами — балбес, — сварливо заключил Владимир.
— А вот и не угадал! У него блестящие характеристики, именуют его не иначе, как гением. Трутнев написал ряд статей, как для специализированных фотографических журналов, так и для сугубо научных изданий. Я выписал некоторые названия — вот, полюбуйся…
Корсаков водрузил на нос очки для чтения и ознакомился со списком, который Постольский, как всегда, составил идеальным каллиграфическим почерком без единой помарки.
— «К вопросу об особых свойствах фотографической бумаги», — прочитал вслух Владимир. — «Об использовании мгновенного затвора…» — он остановился, удивленно вскинул брови и закончил: — «для запечатления обскурных феноменов»?
— Примечательное название, не правда ли? — довольно поинтересовался Павел. — Вот только благодаря ему, а также содержанию статьи, он нажил себе проблем.
— Это каких?
— А сам как думаешь?
— О, могу предположить, что научное сообщество не очень благосклонно отнеслось к упоминанию «обскурных феноменов».
— Угадал! — подтвердил Постольский. — Санкт-Петербургское оптическое научное общество разгромило статью в пух и прах. А некоторые его члены были настолько возмущены, что задались вопросом, как такой шарлатан может вообще учиться в столичном университете.
— Что и стало настоящей причиной его исключения, — понял Корсаков.
— Скорее всего. Далее, установив личность Трутнева мы смогли опросить держателей нескольких крупных фотографических салонов.
— Вы их ночью из постелей по такому случаю вытащили?
— Служба, — лишь пожал плечами Постольский. — Слушай дальше! После исключения из университета, этот Трутнев подвизался не только у Одляницкого. Натуральный фотографический Казанова! По понедельникам он в одном ателье, по вторникам — в другом…
— И везде ищет моделей для своей фотосъемки! — догадался Корсаков.
— Да, — подтвердил Павел. — И, боюсь, ты был прав насчет опасности. Нам удалось найти несколько человек, которые назначали, а потом отменяли съемки по различным причинам. Мещанин Сырский бросился в Фонтанку с Обуховского моста, не выплыл. Свидетели утверждали, что он будто бы спасался от кого-то невидимого. Списали на помешательство. Это так, для примера. И он не единственный погибший. Кто-то удавился. Кто-то принял яд. Кто-то просто преставился ночью по неизвестным причинам.
— А фотокарточки при них не находили?
— Если и находили, то не обращали на них внимания. Это же не убийства, люди сами наложили на себя руки.
— Позор нам с тобой, — мрачно резюмировал Корсаков. — Под носом творились такие дела, а мы — ни сном, ни духом. Выяснили, где этот Трутнев квартирует?
— Да, — ответил Павел. — Едем?
— Едем!
Нанятый ими экипаж буквально на две минуты разминулся с появившимся на пороге квартиры Милосердовым. Камердинер Шарль, третье поколение семейства Верне на службе Корсаковых, чей предок принес клятву верности еще деду Владимира, не сразу узнал в нем молодого человека, побывавшего у них в гостях днем ранее. Олег Викторович обнимал обессиленную дочь, а сам выглядел так, словно за ночь постарел лет на двадцать.
VI
Адрес, найденный жандармами, привел Корсакова и Постольского в Галерную гавань — глухую окраину Петербурга. Куцые домишки и кажущиеся гигантами на их фоне заводы облепили западный берег Васильевского острова. Поселение было открыто всем стихиям, особенно сейчас, когда осенние ветра регулярно вздымали воды залива и гнали их на сушу. Обитатели Галерной гавани знали: коль поднялся ураган — спать не ложись, не то всегда есть шанс утонуть, когда студеный поток хлынет сквозь окна и двери.
Сейчас, поздним утром, грязные немощеные улицы пригорода были пусты. То тут, то там во дворах мелькали детские тени, да может прохромает вдоль стен какой калека или просто старик. Все взрослое население гавани трудилось на заводах-гигантах, производивших чудеса военно-морской инженерной мысли, от броненосцев до взрывоопасного пироксилина для торпед. В каждом доме жили люди, которых лет через двадцать газетный острослов обзовет «горько-максимными»: слесари, токари, литейщики или кожевники. Народ суровый, любящий заложить за воротник, а большинство конфликтов решающий пудовыми кулачищами. Отсюда и цены на жилье — в десятки раз ниже, чем в центре Петербурга. Однако все равно — крайне странный выбор для небедного, похоже, студента, увлеченного сложными науками.
Дворник, насторожившийся при виде синего мундира Постольского, указал им на покосившийся домик, спрятавшийся в коротком Березинском переулке. Выходило, что Трутнев снимал в нем весь второй этаж. На вопрос дома ли жилец дворник лишь пожал плечами.
Поднявшись по скрипучей загаженной лестнице, друзья оказались перед надежно запертой на висячий замок дверью.
— Ты ничего не видел, — шепнул Корсаков и извлек из кармана тихо звякнувшую связку отмычек.
— Ты и замки взламывать умеешь? — подивился Павел. — И вообще, у тебя карманы бездонные что ли?
— Во-первых, в моем деле полезны самые разнообразные навыки, — поучительно сказал Владимир, перебирая отмычки. Говорить, что вскрывать замки его научил отец он не стал. — А во-вторых, нет, не бездонные, но я усвоил, что правильно подобранное и пошитое пальто способно, при определенных обстоятельствах, заменить саквояж… Et voila!
Замок щелкнул и разомкнул стальные челюсти, позволив друзьям открыть дверь в логово Трутнева. Первым, на что они обратили внимание, стал запах — его было невозможно игнорировать. Едкий, химический, щекочущий ноздри и сжимающий легкие. Источник обнаружился быстро — точнее, источники, потому что они заполняли собой просторное помещение с низким потолком. Ванны и тазы с подозрительного вида растворами, склянки и колбы с мутными жидкостями, порошки и кристаллы странного цвета.
— Что ж, вот тебе и ответ на вопрос, что он забыл в Галерной гавани, — заключил Корсаков, осматриваясь. — Держу пари, он скупает всю необходимую химию у сторожей и рабочих на здешних заводах.
— Но зачем?
— Раскрывает «особые свойства фотографической бумаги», очевидно…
Корсаков надел очки, прикрыл нос и рот платком с фамильной монограммой и приступил к осмотру лаборатории. Им с Павлом быстро стало очевидно, что Трутнев не может здесь жить. Одного запаха было бы достаточно, чтобы выжить из комнат любое живое существо, но, вдобавок к этому, они не нашли ни кровати, ни матраса, ни следов приготовления еды.
— Жаль, а я уже представил его кем-то вроде старинного шляпника, медленно сходящего с ума от паров ртути, — констатировал Владимир.
— Думаю, твои несбывшиеся ожидания — наименьшая из наших трудностей, — заметил Постольский. — Другого адреса у нас нет. То есть, Трутнев может сейчас быть где угодно. Как думаешь, он сюда еще вернется?
— Зависит от того, для чего он использовал лабораторию, — задумчиво ответил Корсаков. — Я не силен в фотографии, но что-то мне подсказывает, что значительная часть этой атрибутики не нужна для печати фотографий. Значит, она требовалась для экспериментов. Если они оказались удачными, то нужная формула у него уже есть и возвращаться сюда нет смысла. Если же он намерен продолжать изыскания…