— Наш епископ был скрытным человеком. Я совсем ничего не знаю о его прошлом, и мне хотелось бы разыскать его родственников, чтобы… передать им его личные вещи.
Корентен То посмотрел на ящик, который держал Шюке.
— Понимаю. Посмотрим, чем я смогу вам помочь.
Они вернулись в комнату, где сидели писари.
— У меня есть еще одна зацепка, — сказал Шюке. — Насколько мне известно, кое-что об Акене мне может сообщить некто Альшер де Моза. Вы знаете этого человека?
Корентен То, улыбнувшись, пожал плечами.
— Друг мой, его преосвященство де Моза известен очень многим людям! Во всяком случае тем, кто хоть немного пожил на этом свете. Де Моза отошел от дел лет семь назад. Он сейчас уже человек довольно преклонного возраста. Вы, безусловно, застанете его дома. Сомневаюсь, чтобы он куда-то уехал из города.
Архивариус написал викарию адрес Альшера де Моза, а еще вручил ему талон на поселение в гостинице архиепископства.
— Судя по вашей забрызганной грязью обуви и вашей заросшей тонзуре, вы еще не нашли себе пристанище в Париже. По этому талону вы сможете поселиться в гостинице архиепископства и жить там все время вашего пребывания здесь. Зайдите ко мне завтра к концу дня. Я, скорее всего, сумею найти какую-нибудь информацию о вашем епископе.
Шюке поблагодарил старшего архивариуса и вышел из комнаты.
Однако, когда он был уже в коридоре, Корентен То вдруг нагнал его.
— Послушайте, мне вот что интересно… Вы — первый человек из всех, кого я встречал, кто может наконец-то кое-что сообщить мне об этой странной епархии Драгуан. Что в ней такого особенного? Что там такое в ней происходит, из-за чего вдруг кто-то начинает скрывать относящиеся к ней архивные материалы, причем даже от такого старого и безобидного архивариуса, как я?
Шюке на мгновение задумался. Перед его мысленным взором вихрем пронеслись события последнего времени и их участники: Человек в черном, убийство Акена, письма епископа, на которые тот так и не получил ответ, обнаружение забытой Богом деревни, три трупа в реке Монтею, приезд загадочного священника Энно Ги. А еще много, очень много других загадок, на которые верующие епархии тщетно пытались найти ответ… Все это казалось каким-то кошмарным сном.
— Ничего, — коротко ответил викарий.
Он даже придал своему голосу оттенок удивления.
— Уверяю вас, Драгуан — это крохотная епархия, в которой никогда ничего значительного не происходит. Я вообще не понимаю, из-за чего все всполошились.
Архивариус покачал головой, показывая тем самым, что и он этого не понимает. Затем он развернулся и пошел в свою комнату.
Шюке направился в регистрационную контору, разместившуюся на втором этаже. Там он в письменном виде сообщил о смерти епископа. Его тут же спросили, нельзя ли чем-то подтвердить данную информацию. Тогда он достал три кольца епископа, которые являлись символом его полномочий и теперь должны были перейти к преемнику Акена. Шюке ничего не рассказал об ужасных обстоятельствах кончины его патрона. Когда у него поинтересовались, нет ли у него с собой материалов по епархии, он посоветовал обратиться с данным вопросом к Корентену То.
Благодаря полученному от архивариуса талону Шюке удалось устроиться в гостинице архиепископства. Его разместили на четвертом этаже. Осмотрев предоставленную ему комнату, викарий мысленно отметил, что она больше по размерам и уютнее, чем келья епископа в Драгуане. Впрочем, здесь эта комната считалась самой что ни на есть обыкновенной. Из окна открывался вид на Сену и парижские крыши. Солнце стояло еще высоко, а потому жизнь в городе кипела вовсю. Шюке вознамерился было тут же отправиться искать дом, в котором жил де Моза, однако, взглянув на мягкий матрас на кровати, передумал. Сколько раз по дороге в Париж он мечтал о чистых простынях! Ему частенько приходилось спать сидя, от чего у него то и дело затекали ноги. Шюке затолкнул свой ящик под кровать и растянулся на постели прямо в одежде. Так он и проспал до середины следующего дня.
В монастыре Альберта Великого процесс очищения Эймара дю Гран-Селье начался с обычной анкеты. Эймар сначала даже подумал, что это просто какая-то шутка. В анкете были вопросы о его имени, возрасте, особенностях характера его родителей, о его родной стране, его титуле, его самом раннем воспоминании, о названии того места, где он сейчас находится, об имени короля Франции и Папы Римского, а также о том, что ему снилось в его последнем сне.
Сын Энгеррана ответил на эти вопросы очень быстро. Он оставил пустым лишь место для ответа на последний вопрос. Он сказал, что ему никогда ничего не снится. Дрона лишь пожал плечами, когда человек в черном (он все время находился рядом) перевел эти слова на его диковинный язык.
Затем Эймара отвели в подземелье и поместили в узкой келье, высеченной в горе. Его заставили раздеться донага и затем привязали к вертикальной деревянной доске, установленной перед высеченной в скале абсолютно пустой нишей.
Кроме Эймара, наставника Дрона и человека в черном, в келье не было никого и ничего. Оглянувшись по сторонам, Эймар не увидел ни плети, ни палки, ни щипцов.
Вскоре отворилась дверь и в келью вошел монах, волоча за собой стул. Он, даже и не взглянув на голого Эймара, расположился с абсолютно равнодушным видом в нескольких шагах от юноши. В руках у монаха была маленькая книжка. Он переглянулся с Дрона, открыл книжку и начал громко читать.
Страницы этой книги содержали еретические тексты, святотатственные высказывания и прочую чертовщину… Медленно, хорошо поставленным голосом, почти нараспев, монах вещал о всяких ужасах. Эймар не смог сдержать улыбку: он узнал некоторые широко известные отрывки, которые по его указанию торжественно зачитывались при проведении устраиваемых им тайных церемоний, в том числе во время его «венчания» с «Девой Марией». В тайных еретических обществах подобные сатанинские тексты пользовались такой же популярностью, как и апокрифические евангельские тексты.
«Не ахти какая пытка», — подумал сын Энгеррана.
Дрона кивнул стражнику. Тот направился к двери и впустил еще троих монахов. Они занесли в келью огромный чан, наполненный жидкостью темно-бурого цвета.
Эймар, прочно привязанный к доске толстыми ремнями, не смог воспротивиться, когда один из монахов раскрыл ему рот и зафиксировал челюсть в открытом положении с помощью специальных удил, которые он закрепил на уровне затылка юноши. Другой монах тут же засунул Эймару в рот длинную трубочку и пропихнул ее до нижней части пищевода. Затем эти мучители принялись вливать юноше через трубочку непосредственно в желудок странную жидкость из чана.
Это оказался раствор, вызывающий рвоту. Он тут же подействовал. Как только первая порция жидкости попала в желудок Эймара, все его тело охватили сильные спазмы и он начал безостановочно исторгать содержимое своего желудка. Вместе с желчью едва не выскакивали и его внутренности. При каждом приступе рвоты доску, к которой был привязан Эймар, наклоняли немного вперед, чтобы рвота стекала в каменную ванну.
А монах с книжкой, сидя на стульчике, продолжал свое чтение с неизменно равнодушным видом.
В течение целой недели Эймара ежедневно подвергали подобному «очищению».
Ему пришлось проглотить многие и многие литры раствора. Наутро каменная ванна очищалась от вчерашней рвоты.
С каждым днем вонь в келье становилась все сильнее, а пытка — все мучительнее…
В ходе этой процедуры юноша иногда чуть не захлебывался собственной рвотой. Однако Дрона четко выдерживал ритм: доску с Эймаром наклоняли над ванной и рвота выливалась изо рта юноши без каких-либо усилий.
В течение всей этой недели ему не давали ни есть, ни пить, мучая по восемь часов в день. Если Эймар терял сознание, его приводили в чувство с помощью крепких напитков, и пытка возобновлялась.
Один и тот же монах постоянно читал вслух все ту же книжку. Когда он доходил до конца, с невозмутимым видом начинал читать сначала.
В конце каждого дня пыток Эймара отвязывали от доски и бросали в темную келью. Он тут же в изнеможении проваливался в тяжелый сон, несмотря на ломоту во всем теле и спазмы в желудке. Утром его будили, привязывали к доске, и промывание желудка возобновлялось.
За это время юноша сильно изменился: он стал ужасно худым и бледным, его ногти размягчились, волосы выпадали целыми прядями, гортань и ротовая полость иссохли, и их поверхность стала похожа на кожицу сушеных фруктов.
Во время этих пыток у него иногда пропадала способность видеть, слышать и даже ориентироваться в окружающем пространстве. Муки, сопровождающие отрыгивание желчи, — вот и все, что он ощущал в такие моменты. Доска, к которой его привязывали, тоже стала доставлять ему мучения. Именно ощущение соприкосновения с этой доской выводило его из бессознательного состояния, в которое он периодически впадал. При каждом раскачивании доски Эймар ощущал, как кровь приливает к его черепу, мускулы сжимаются, а скелет скрипит, словно сколоченная из деревяшек марионетка…
