Делия быстро идет на кухню. Я слышу, как хлопает дверца холодильника. И вот она возвращается, а в руках у нее банка с вишнями мараскино. Может, она передумала. Может, с самого начала так все и было задумано.
Она открывает крышку, лезет в банку и извлекает одну ярко-красную вишенку. Поднимает и спрашивает:
– Подойдет?
Вильям кивает.
– Да-да, подойдет. Пожалуйста. Благодарю тебя, Господи, и спасибо тебе, Делия. – Он открывает рот. Ждет, когда получит корм, как птенец. Я вижу, как шевелится у него во рту язык. Делия поднимает над ним вишенку, а потом закидывает ее себе в рот и раздавливает зубами. Из глаз у мужчины текут слезы. – Если ты дашь мне умереть, тебя поймают. – Голос у него теперь тихий. И совсем сонный.
– Не уверена, – говорит Делия. – Ведь меня нет в живых, неплохое алиби, верно? – Она ухмыляется.
– Будет расследование, – говорит Вильям. – И выяснится, что произошло. Никто не поверит, что это несчастный случай.
Делия качает головой.
– Конечно, не поверит: ведь это не несчастный случай. Твоя падчерица покончила жизнь самоубийством, потом тебя задержали за твое пристрастие к наркотикам. А ты видный хирург, и тебе есть что терять. Вряд ли кто удивится, что ты решил расстаться с жизнью.
– Наркотики, – говорит Вильям. – В моей машине. – Слова уже с трудом различимы. – Это тоже ты…
– Посмотри, ты даже записку оставил. – Делия достает из кармана листок бумаги, разворачивает и держит перед ним. – Ведь это же твой почерк, да? – Это длинное письмо, а сверху написано Дорогая Анжела.
Делия подходит к Эшлинг и целует ее.
– Спасибо, крошка. Блестящая работа.
– Джун, пожалуйста, – говорит Вильям. – Ты можешь все исправить. Прошу тебя, помоги мне.
Я смотрю на Делию, свою лучшую подругу, которую люблю больше жизни, и на чуть живого Вильяма. Они оба глядят на меня. У меня нет сомнений, кто из них лжет, а кто говорит правду. На этот раз это несложно. Вопрос в том, что произойдет потом. Думаю о Делии, о том, как ей было одиноко в этом доме. Думаю о матери Делии. Думаю о ребенке, который еще не родился.
– Позовите меня, когда все закончится, – говорю я, поворачиваюсь и иду на кухню. Стою перед холодильником, боюсь коснуться чего-нибудь, боюсь двигаться, боюсь дышать. Просто стою и слушаю голоса в соседней комнате. У меня кружится голова. Я опускаюсь на пол и прижимаюсь лицом к кафелю, чтобы не отключиться. Закрываю глаза. И через какое-то время слышу над собой тихий голос Делии:
– Джуни, можешь возвращаться.
Джун
Мы все молчим. И стоим без движения. А сердце у меня замедляется, и в комнате все замедляется, не уверена, дышу я или уже нет. Делаю над собой усилие и смотрю на Вильяма. Думала, он будет выглядеть так, будто спит.
Но он не похож на спящего.
Эшлинг складывает руки в перчатках и говорит:
– Ну ладно, давайте покончим со всем этим. – И внезапно все снова приходят в движение.
Эшлинг развязывает Вильяма, и тело его обмякает на стуле. Она берет у Делии шприц и вкладывает в руку Вильяму, потом сжимает вокруг шприца его пальцы, отпускает – и шприц падает на пол.
– Я займусь подвалом, – говорит Эван. – Джуни, что ты там трогала? Только альбомы? – Но я молчу, не могу даже открыть рот. – Не волнуйся, – ухмыляется парень. – Я очень старательный. – И уходит.
Хочу спросить у них, чем мне заняться, но просто стою и молчу. А время идет. И все они двигаются, а я нет. Смотрю на лицо Вильяма. И он тоже не двигается.
Проходит какое-то время. Возвращается Эван.
– Черт, – говорит он. – Рубашка. – И кивает на пятно на спине у Вильяма.
– Это от его напитка, – говорит Себастьян. – С пола.
– Подождите, – говорит Делия, бежит наверх и через пару секунд возвращается с голубой рубашкой, точь-в-точь под цвет перчаток. – Его любимая, – добавляет она чуть ли не с нежностью.
Она подходит и расстегивает рубашку. Эван и Себастьян поддерживают его, пока она стаскивает рубашку. Грудь у него бледная и мягкая, влажная на вид, с темными волосками вокруг сосков, живот дряблый.
Они снимают испачканную рубашку, сворачивают и швыряют в мешок для мусора. Засовывают его руки в рукава свежей рубашки, застегивают, осторожно-осторожно. Делия разглаживает ее пальцами и говорит:
– Вот так.
Меня здесь больше нет. Я уже в другом мире. Чувствую, что вокруг все движется, а потом ко мне подходит Делия. Снимает с руки одну перчатку и засовывает в карман. Потом протягивает руку и берет мою ладонь, но я ничего не чувствую сквозь перчатку.
– Пора уходить, – говорит она.
Они осторожно идут к задней двери. Я иду следом. Выходят на застекленную веранду, и я с ними. Солнце садится. При таком освещении мир кажется нереальным. Эван открывает дверь веранды, и мы один за другим спускаемся по ступеням. Я иду последней. Поворачиваюсь и смотрю на веранду, на камни, лежащие по краям, на дом, где я провела с Делией так много дней и ночей. А потом отвожу глаза.
Какого хрена мы все это сотворили?
Делия
Мама всегда хотела, чтобы я его любила. «Он же член семьи!» – говорила она и смотрела на меня умоляющим взглядом. А я не могла, не могла… после всего, что он сделал.
Но теперь он расплатился за все свои грехи. Он пожертвовал собой, чтобы я получила то, что мне нужно. Я смотрела, как у него закрылись глаза, как обмякло лицо, как он пустил слюни, беспомощный, как младенец. На миг мне почти стало его жаль. А когда он отлетел, оставив только груду мяса, во мне вдруг что-то поднялось, может, это была любовь. Может, теперь я его люблю. Хотя бы чуть-чуть.
Когда никто не видел, я наклонилась и поцеловала его на прощание.
Джун
Мы идем среди деревьев быстро, молча. Ощущение нереальности. Меня тошнит, кружится голова.
Сквозь туман чувствую, как в основании черепа шевелится что-то горячее. Это зародыш мысли, словно невылупившийся птенец, пытается вырваться из скорлупы наружу.
– Поторапливайся, – говорит Делия. И я только сейчас понимаю, что она до сих пор держит меня за руку.
В животе жжет, словно выпила кислоту. Похоже, меня сейчас вырвет. Пытаюсь сделать вдох, но легкие будто забыли, как это делается.
А мы уже идем по улице по направлению к водохранилищу.
Все молчат, пока не доходим до машин Эшлинг и Себастьяна. Воздух вокруг вибрирует. Мы не сможем ничего исправить. Это невозможно.
– Ты поедешь с нами, – говорит Делия.
– С вами? – Я борюсь с туманом в голове. Пытаюсь не заблудиться. Стараюсь вслушаться. – Куда?
– В наш дом, – говорит Делия.
Она улыбается мне. Эван, Эшлинг, Себастьян тоже мне улыбаются. Кто эти люди? Кто такой Себастьян? Кто такая Делия? Что же мы наделали!
– Мне нужно домой, – говорю я.
– Твой дом там, где я, – тихо говорит Делия.
– Тебе сейчас не надо быть одной, – говорит Себастьян.
– Хочу к себе домой, – говорю я и представляю свою кровать, свой темный мрачный дом, маму.
Делия смотрит пристальным взглядом. Не могу сейчас видеть ее.
Эшлинг и Эван переглядываются.
– Нельзя ее отпускать, – говорит Эван.
Эшлинг трясет головой и говорит:
– Потом.
Себастьян отворачивается от них, кладет руки на мои плечи, поворачивается ко мне:
– Придут мысли, плохие мысли. Тебе нельзя оставаться с ними наедине.
Он замолкает, и его слова доходят до меня. Так уже было.
Обнимает меня и говорит:
– Мы сделали благое дело.
– Джун, – говорит Делия. – Прошу тебя. – А я не знаю, о чем сейчас думаю, что чувствую.
– Мне пора, – говорю я. И заставляю себя посмотреть ей в лицо. – Мне жаль, что произошло то, что тогда произошло. – Мой голос звучит холодно. Но я на самом деле говорю, как чувствую. Только не могу подобрать подходящий тон. Не могу выразить ничего, кроме ледяного страха. – Я рада, что ты выбралась оттуда.
– Но я на самом деле считаю, что сейчас тебе не надо уходить, – говорит Делия с расстановкой, тщательно подбирая слова. Сгущаются сумерки. С трудом различаю ее лицо. Время словно останавливается.
Но я качаю головой. И вырываюсь на свободу.
– Извини, – говорю я.
Эван не сводит с меня глаз. Он порывается подойти и что-то сказать, но Делия его останавливает:
– Не надо. Не сейчас.
Себастьян ведет меня к своей машине и сажает на переднее сиденье. Остальные стоят рядом с машиной Эшлинг. Похоже, Эван кричит, но слов различить я не могу. Эшлинг целует Делию в губы, Делия не шевелится. Смотрю на них, пока Себастьян не заводит машину и мы не уезжаем.
Темнеет. Невидящими глазами гляжу на дорогу, деревья и машины.
Себастьян останавливает машину перед моим домом. Качает головой.
– Я же говорил тебе, ты не обязана это делать, – тихо говорит он. – Ведь говорил?
Он нежно целует меня в щеку. Губы у него такие горячие. Достаю ключ из кармана, вхожу в дом и все время ощущаю их тепло.
