– Ну наверное, ты сильнее.
– Я считаю, что ты прекрасно потрудился, можешь собой гордиться. Вскоре ты вернешься домой и заберешь меня. Я ни за что не хочу пропустить это. Когда настанет момент, я должна увидеть выражение ее лица.
– И как вам удается справиться с этим? – спросила доктор Кинзлер Синтию. – С тем, что, судя по всему, нашли ваших мать и брата?
– Я не уверена, – призналась Синтия. – Но облегчения не почувствовала.
– Конечно, я понимаю, так получилось.
– И отца там не оказалось. Эта Уидмор, детектив, думает, что, возможно, он их и убил.
– Если догадка подтвердится, как вы к этому отнесетесь?
Синтия закусила губу и посмотрела на жалюзи, словно обладала инфракрасным зрением и могла сквозь них видеть шоссе. Это было наше очередное посещение, и я уговорил Синтию не отменять визита, хотя она и собиралась это сделать. Но теперь, когда доктор задавала такие каверзные вопросы, которые скорее бередили рану, чем помогали залечить ее, я пожалел, что не послушал жену.
– Я уже начинаю смиряться с мыслью, что мой отец был не тем человеком, за которого я его принимала, – сказала Синтия. – Тот факт, что его нет ни в каких официальных документах, отсутствует номер социального страхования и записи о водительских правах, невозможно объяснить. – Она помолчала. – Но сама мысль, что он мог убить их, мою маму и Тодда, – в это нельзя поверить.
– Вы полагаете, он сам оставил шляпу? – спросила доктор Кинзлер.
– Может быть.
– Зачем вашему отцу проникать в ваш дом, оставлять такой след за собой, писать письмо на вашей собственной машинке и рисовать карту, которая привела вас к остальным?
– Возможно, он… хочет с этим покончить?
Доктор Кинзлер пожала плечами.
– Я спрашиваю о вашем мнении.
«Стандартный прием психотерапевта», – подумал я.
– Я не знаю, – ответила Синтия. – Если бы я считала, что он это сделал, тогда записки и все остальное могли быть его попыткой признаться, покаяться. Ведь человек, оставивший письмо, каким-то образом вовлечен в их смерть. Иначе откуда он мог знать все эти подробности.
– Верно, – согласилась доктор Кинзлер.
– И детектив Уидмор, хотя и говорит, что это мой отец убил их много лет назад, на самом деле уверена, будто эту записку написала я.
– Возможно, – задумалась доктор Кинзлер, – она полагает, что вы с отцом сделали это вместе. Ведь его тело не найдено. А вас не было в той машине с матерью и братом.
Синтия помедлила, потом кивнула.
– Много лет назад полиция подозревала меня. В смысле, когда они ничего не нашли, то стали хвататься за соломинку, понимаете? Наверное, полагали, что я все это проделала вместе с Винсом. Из-за ссоры, которую в тот вечер устроила.
– Вы же говорили, что почти ничего не помните о том вечере, – заметила доктор. – Как вы считаете, не блокировали ли вы чего-нибудь в своей памяти? Иногда я направляю людей к надежному специалисту, который занимается терапией под гипнозом.
– Ничего я не блокировала. Просто не сознавала. Пришла домой пьяной. Я была глупым подростком. Сразу отключилась. Проснулась утром. – Она подняла руки, снова уронила их на колени. – Я не смогла бы совершить преступление, даже если бы хотела. Я была в отключке. – Она вздохнула. – Вы мне верите?
– Разумеется, – сказала доктор Кинзлер и мягко попросила: – Расскажите мне побольше о ваших отношениях с отцом.
– По-моему, нормальные. То есть мы иногда ругались, но в целом ладили. Я думаю… – Она помолчала. – Я думаю, что он меня любил. Очень сильно любил.
– Больше, чем других членов семьи?
– Что вы имеете в виду?
– Ну, если он вдруг собрался убить вашу мать и брата, почему не убил и вас тоже?
– Не знаю. И, как уже говорила, не верю, что он мог это сделать. Я… я не могу толком объяснить, но мой отец никогда бы ничего подобного не совершил. Он не мог убить мою мать. И ни за что бы не убил своего сына, моего брата. И знаете, не только потому, что он их любил. Он был слабым.
Это привлекло мое внимание.
– Он был очень милый человек, но… нелегко говорить такое про отца – не имел задатков для такого поступка.
– Не понимаю, куда все это может нас завести, – вмешался я.
– Мы знаем, что вашу жену глубоко волнуют вопросы, связанные с находкой, – терпеливо объяснила мне психиатр. – Я стараюсь помочь ей справиться.
– Что если они меня арестуют? – спросила Синтия.
– Пардон? – не поняла доктор Кинзлер.
– Что? – изумился я.
– Что если детектив Уидмор меня арестует? – повторила она. – Решит, будто я имею ко всему этому отношение? Подумает, что я – единственная – могла знать, что скрывается в карьере? Если она меня арестует, как я объясню это Грейс? Кто будет присматривать за ней, если меня заберут? Ей нужна мать.
– Ласточка… – начал я.
– Если она меня арестует, то больше не будет пытаться узнать правду, – перебила Синтия.
– Это исключено, – заявил я. – Чтобы арестовать тебя, она должна думать, что ты имеешь отношение и ко всему остальному: смерти Тесс, даже убийству Эбаньола. Поскольку что все эти события каким-то образом связаны. Они – часть одной и той же загадки. Мы только незнаем, как именно они связаны.
– Может, Винс знает, – задумчиво произнесла Синтия. – Интересно, никто с ним в последнее время не разговаривал?
– Эбаньол собирался найти его, – напомнил я. – Разве он не говорил в последний раз, когда мы его видели, что надо пристальней приглядеться к его прошлому?
Доктор Кинзлер пыталась вернуть нас к заданной теме:
– Думаю, вам не стоит ждать две недели до следующего визита. – При этом она смотрела на Синтию, не на меня.
– Конечно, – безразлично кивнула моя жена. – Конечно. – Извинилась и вышла из офиса в поисках туалета.
Я обратился к доктору Кинзлер:
– К вам пару раз приходила ее тетя, Тесс Берман.
Она подняла брови.
– Да.
– Что она вам сказала?
– В обычных обстоятельствах я бы не стала обсуждать другого клиента, но в случае с Тесс Берман и обсуждать нечего. Она была у меня пару раз, но так и не открылась. Мне показалось, она с презрением отнеслась к моей работе.
Как же я любил Тесс.
Когда мы вернулись домой, на нашем автоответчике было десять звонков, и все от разных газет и телевизионных каналов. Было там и длинное страстное послание от Паулы. Она утверждала, что Синтия обязана их каналу и должна позволить им сделать еще одну передачу в свете последних открытий. «Только назовите время и место, – говорила Паула, и я буду там с бригадой операторов».
Я смотрел, как Синтия нажимает на кнопку, уничтожающую запись. Никакого раздражения. Никаких сомнений. Одно решительное движение указательного пальца.
– На этот раз все обошлось без проблем. – Милостивый Боже, как же это у меня вырвалось?
– Что? – взглянула она на меня.
– Ничего.
– Что ты имел в виду? Что на этот раз обошлось без проблем?
– Забудь, – попросил я. – Я ничего не имел в виду.
– Ты подразумевал, что я стерла эту запись?
– Говорю же тебе, забудь.
– Ты вспомнил то утро. Когда мне позвонили. Когда я случайно стерла запись. Я же объяснила тебе, что произошло. Я была не в себе.
– Разумеется.
– Ты так и не поверил в тот звонок, верно?
– Конечно, поверил.
– И если бы мне тогда не звонили, то и письмо по электронной почте тоже отправила я? Может, одновременно я печатала послание на твоей машинке?
– Я этого не говорил.
Синтия подошла ко мне ближе, подняла руку и ткнула в меня пальцем.
– Как я могу оставаться под этой крышей, если у меня нет стопроцентной уверенности, что ты меня поддерживаешь? Доверяешь? Мне не нужны твои косые взгляды и постоянные сомнения.
– Не придумывай.
– Скажи. Прямо сейчас. Посмотри мне в глаза и скажи, что ты веришь мне и не сомневаешься, будто я делала нечто подобное.
Клянусь, я готов был поклясться, но мгновенного колебания оказалось достаточно, чтобы Синтия повернулась и ушла.
Когда я тем вечером зашел в комнату Грейс, там было темно. Я ожидал застать ее у окна с телескопом, но она уже лежала в постели. Однако не спала.
– Странно, что ты здесь. – Я сел на край кровати и прикоснулся к ее волосам.
Грейс промолчала.
– Я думал, ты следишь за астероидами. Или ты уже смотрела?
– Не стала зря тратить время, – произнесла она так тихо, что я едва расслышал.
– Ты уже больше не беспокоишься об астероидах? – спросил я.
– Нет, – ответила она.
– Значит, они больше не собираются падать на Землю? – обрадовался я. – Что же, это хорошие новости.
– Может, они все еще нам угрожают, – пробормотала Грейс, пряча лицо в подушку, – но это не имеет значения.
– Что ты хочешь этим сказать, лапочка?
