Я ничего не говорю. Только киваю и крепко прижимаю ее к себе, прежде чем выйти из комнаты.
Внизу Алан стоит у окна и смотрит на сгущающиеся сумерки.
— С ней все будет в порядке, Алан. Она просила сказать тебе, чтобы ты перестал винить себя и что ты ей нужен. Да, Бонни останется у вас на ночь. Она отказалась покинуть Элайну.
Эта новость его немного взбадривает.
— В самом деле?
— Угу. Бонни очень за нее беспокоится. — Я толкаю его в плечо. — Ты знаешь, я очень тебе сочувствую. Но тебе сейчас следует поднять свою задницу и отнести наверх. Иди, обними жену. — Я улыбаюсь.
— Да, — отвечает он через некоторое время. — Ты права. Спасибо.
— Без проблем. И вот еще что, Алан. Если тебе завтра понадобится свободный день, не приходи в офис.
Он мрачно смотрит на меня:
— Так, твою мать, дело не пойдет, Смоуки. Они получили то, чего добивались. Я буду охотиться за этими ублюдками. — Он улыбается, и на этот раз улыбка у него пугающая. — Я думаю, что они зарвались.
— Ты прав, черт побери, — отвечаю я.
Мне довольно тоскливо ехать домой одной. Кинан и Шантц там, где и должны быть, рядом с Бонни, так что я одна-одинешенька. Уже стемнело, а ночью на шоссе особенно одиноко. В некоторые периоды моей жизни это ощущение мне нравилось. Сейчас же одиночество наполнено злыми мыслями и печалью. Я сжимаю рулевое колесо так, будто это шея Джека-младшего. Ярко светит луна. Я отдаю себе отчет в том, что лунный свет прекрасен. Но сегодня он напоминает мне о тех случаях, когда мне ночью приходилось видеть лужи крови. Темные, блестящие на свету, свидетельствующие о смерти.
Всю дорогу домой я еду сквозь лунный свет, напоминающий мне кровь. Я уже въезжаю на дорожку, ведущую в дому, когда звонит мой сотовый.
— Это Джеймс.
Я выпрямляюсь. Что-то такое есть в его голосе, чего я никогда раньше не слышала.
— Джеймс? Что случилось?
Его голос дрожит.
— Эти… эти ублюдки!
«Джек-младший», — понимаю я.
— Расскажи, что случилось, Джеймс.
Я слышу через трубку, как он дышит.
— Я минут двадцать назад приехал к маме. Уже собирался постучать, когда заметил конверт, приклеенный к двери скотчем. На нем мое имя. И я его открыл. — Он делает глубокий вдох. — Там была записка и… и…
— Что?
— Кольцо. Кольцо Розы.
Розой звали умершую сестру Джеймса. Ту самую, на чью могилу они с матерью собирались завтра поехать. Страшная догадка начинает формироваться у меня в голове.
— Что было в записке?
— Одна строчка: «Роза не упокоилась».
У меня холодеют руки.
В голосе Джеймса безысходное отчаяние.
— Это кольцо в конверте, Смоуки. Мы похоронили ее вместе с ним. Ты понимаешь?
У меня такое ощущение, будто в животе поднялась туча летучих мышей. Я молчу.
— Тогда я позвонил на кладбище. Нашел охранника. Он пошел взглянуть и подтвердил.
— Что подтвердил, Джеймс? — Я знаю ответ, но спрашиваю, потому что надеюсь на лучшее.
Он снова делает глубокий вдох. Когда он начинает говорить, голос у него дрожит.
— Ее нет, Смоуки. Розы. Эти гады раскопали ее могилу.
Я закрываю глаза и прижимаюсь лбом к рулевому колесу. Летучие мыши успокаиваются.
— Ох, Джеймс…
— Ты знаешь, сколько ей было лет, когда эта тварь ее убила, Смоуки? Двадцать. Всего двадцать. Она была умной, доброй и красивой, и ему понадобилось три дня, чтобы убить ее. Так мне сказали. Три дня. Знаешь, сколько времени понадобилось моей матери, чтобы перестать плакать? — Он уже кричит. — Вечность!
Я выпрямляюсь. Глаза все еще закрыты. В голосе Джеймса звучит скорбь. Скорбь и еще уязвимость.
— Я не знаю, что и сказать. Ты не хочешь, чтобы я приехала? Что ты собираешься делать? — Мои слова отражают то, что я чувствую: беспомощность.
Он долго молчит, потом прерывисто вздыхает.
— Нет. Мама наверху, лежит на кровати, свернувшись калачиком, рыдает и рвет на себе волосы. Мне надо идти к ней. Мне надо… — Он не заканчивает предложения. — Они делают то, что пообещали сделать.
— Да.
Я рассказываю ему про Элайну.
— Сукин сын! — кричит он. Я почти вижу, как он пытается взять себя в руки. — Твари. Не волнуйся, я справлюсь. Не надо приезжать. У меня нехорошее предчувствие, что это не последний телефонный звонок тебе сегодня.
В животе снова зашевелились летучие мыши. Джек-младший написал, что заставит каждого из нас что-то потерять. Остался один Лео.
— Я найду эту сволочь, Смоуки. Я его обязательно найду.
Я слышу эти слова не в первый раз. По-разному, но дважды за сегодняшний день. Одна мысль, что мне придется услышать их еще раз, наполняет меня злобой и отчаянием. Но я умудряюсь говорить спокойно:
— Мне он тоже нужен, Джеймс. Иди, помоги маме. Позвони, если я тебе понадоблюсь.
— Не понадобишься.
Он отключается, а я остаюсь сидеть в машине у дома и смотрю на луну. На минуту, только на минуту, меня охватывает сомнение. Такие мгновения переживают все люди, занимающие руководящие должности там, где работа связана с жизнью и смертью. Я несу ответственность за свою команду. У меня такое чувство, будто я подвожу ребят, но даже в этот эгоистический момент я не беспокоюсь об их благополучии, мне только хочется, чтобы ответственность не лежала на моих плечах.
Я хватаю рулевое колесо и круто поворачиваю его.
— Это твоя ответственность, — шепчу я, и эгоизм улетучивается, остается только жгучая ненависть.
И я делаю то, что делала уже не один раз. Сидя в машине под этой проклятой луной, я кричу и стучу кулаками по рулю.
Терапия в стиле Смоуки.
Войдя в дом, я тут же набираю номер сотового Лео. Телефон звонит и звонит.
— Черт побери, Лео, сними трубку! — рычу я.
Наконец он отвечает. Голос усталый и мертвый, и сердце мое падает.
— Алло?
— Лео! Где ты?
— Я у ветеринара, со своей собакой, Смоуки.
Обыденность этой фразы внушает мне надежду, но только на секунду.
— Кто-то отрубил псу лапы. Мне пришлось его усыпить.
Я стою, не в состоянии сказать ни слова. Голос Лео ломается. Так ломается о кирпич тонкая фарфоровая тарелка.
— Как можно было такое сделать, Смоуки? Я пришел домой, и он был там, в гостиной, он пытался… пытался… — От горя он задыхается, с трудом выталкивая из себя слова. — Пытался подползти ко мне. Везде кровь, и он издавал эти ужасные звуки… как будто маленький ребенок плачет. И смотрел на меня такими глазами… как будто боялся, что сделал что-то не так, как будто спрашивал: «Что я натворил? Я все исправлю, только скажи. Видишь, я хорошая собака».
По моему лицу текут слезы.
— Кто способен на такое?
Если он как следует подумает, то догадается. На самом деле он хочет сказать, что не может существовать человека, способного на такое.
— Джек-младший с приятелем, Лео. Вот кто.
Он ахает:
— Что?
— Они сделали это сами или наняли кого-то. Но это они.
Я чувствую, как он соображает.
— Они написали в этом послании…
— Да.
«Да, Лео, — продолжаю я мысленно. — Представляю, о чем ты сейчас думаешь. У тебя в голове крутится: „Мою собаку пытали из-за меня“. Ужасное ощущение вины».
Лео откашливается. Жалобный такой звук.
— Кто еще, Смоуки?
Я собираюсь с силами и рассказываю ему об Элайне и Джеймсе. Не слишком вдаваясь в подробности относительно болезни Элайны. Он долго молчит. Я жду.
— Со мной все будет в порядке, — говорит он.
Короткое заявление, вдобавок лживое. Но он хочет дать мне знать, что он понимает.
Я снова произношу фразу, которую уже начала ненавидеть:
— Позвони мне, если я тебе понадоблюсь.
— Ага.
Я отключаюсь и с минуту стою на кухне, приложив ладонь ко лбу. Не могу выбросить эту картинку из головы. Эти умоляющие глаза. «Что я натворил?..» И ответ ужасен, особенно потому, что собака умрет, так и не узнав правду.
Ничего. Он ничего не натворил, пес Лео.
— Они явно усиливают давление, — замечает Келли.
— Да, я хотела, чтоб ты знала. Будь осторожнее.
— Взаимно, лапонька.
— Не волнуйся.
Отключившись, я иду на кухню, сажусь за стол и кладу голову на руки. Сегодня самый плохой день за очень долгое время. Я чувствую себя разбитой, печальной и опустошенной. Еще я чувствую себя одинокой.
У Келли есть дочь, у Алана — Элайна. Кто есть у меня?
И я плачу. Сама себе кажусь глупой и слабой, но плачу, потому что не могу иначе. Причем плачу настолько долго, что начинаю злиться. Вытираю щеки ладонями и приказываю себе взбодриться.
«Дело в том, что это твоя собственная вина. Ты всех прогнала, когда тебе было больно, так что, если тебе нужно кого-то винить, вини себя».
Я чувствую, как накатывает гнев, меня это подстегивает. Глаза высыхают. Джек-младший и его приятель развлекаются тем, что портят жизнь членам моей семьи. Они влезают в их жизни и бьют по наиболее уязвимым местам.
